Читать интересную книгу Заговор генералов - Владимир Понизовский

— С удовольствием подпишу, — протянул руку к листку Антон.

Дали первый звонок, потом второй — в точности, как на спектакле.

Путко направился к лестнице на свой ярус.

— Господин поручик! Антон Владимирович!

Он оглянулся. Голос был близко, несомненно знаком. Но человека, окликнувшего его, Антон видел впервые: высокий статный подпоручик, бронзово-загорелый, темноволосый, с щегольски подстриженными усами. Открытая белозубая улыбка до ушей.

— Виноват…

— Не узнали? Да конечно же!.. А сколько недель в одной палате! Константин Костырев-Карачинский!

Он прищелкнул сапогами со шпорами.

— Катя!

Антона как хлестнуло: Наденька, номер гостиницы, «плебейка». Он рванул руку к несуществующей кобуре.

В толкотне спешащих по лестнице делегатов Катя не заметил его движения и даже не обратил внимания на выражение его лица.

— Вы, Антон Владимирович, представителем армии? — в его голосе было почтение и оттенок зависти. — А мы с моими юнкерами вас охраняем.

Путко справился с собой:

— От кого?

— А вы не знаете? Вы не знаете, что здесь предстоит? Катя произнес это таким тоном, что Антон невольно насторожился:

— Что вы имеете в виду?

— Разрешите вас на минутку? — отвлек его в сторону от прохода Катя. Зачем торопиться на эту говорильню? Разве в ней дело?

«Такой расписной красавец и здоровяк… — подумал Антон. — А Надежда справилась!..»

— Сугубо доверительно, как фронтовому товарищу, — зашептал Катя, приближая губы к уху Антона. — Здесь, в театре, ожидается провозглашение военного диктатора России!

— Вы шутите!

— Какие шутки! Сам генерал, командир нашего Александровского училища, объявил! Все подготовлено. Известно даже, кого именно.

— Кого же?

— Алексеева, Брусилова или Корнилова. Но генерал Брусилов отчего-то не приехал. В ложе один Алексеев. А прибытие главнокомандующего ожидается завтра. Но с нашей стороны все подготовлено.

— Что же?

— Полный боевой расчет на случай выступления противников диктатора как в самом театре, так и снаружи. У каждого из моих юнкеров полные подсумки боевых патронов. В Малом театре установлены пулеметы. Вызван бронедивизион.

Антон вспомнил, как утром, действительно, катили со стороны Воздвиженки блиндированные автомобили. И вон сколько юнкеров — едва не на каждой ступеньке. И с поясов тяжело отвешивают патронташи.

— Ну и ну… — протянул он. «Надо немедленно сообщить в Московский комитет. Неужели они именно сейчас попытаются повернуть все вспять?..»

В широко отворенные двери в зал были видны и заполняющаяся сцена, и ложи, пятна лиц, штатские одежды с малым вкраплением мундиров. «Как же они провозгласят диктатора? Объявят с трибуны? Объявить-то легко, но кто их выпустит из театра, как только разнесется по городу?.. Жалкая горстка юнкеров и десяток броневиков?.. Ерунда. Мистификация или провокация».

Он успокоился:

— Ну и что же вы, Катя?

— Как только получим приказ! Готовы стоять насмерть! — он выпятил широкую грудь.

— Да вы, я вижу, уже и подпоручик, — с усмешкой оглядел бравого предводителя юнцов Путко.

— Командир взвода! — с гордостью ответил Катя. — А нынче у меня особенно счастливый день: приказом по армии и флоту я удостоен святой «Анны» с мечами!

— Уже успели после лазарета и повоевать? На Юго-Западном?

— Было дело, — уклончиво отозвался Костырев-Карачинский. Заторопился: — Мне надо проверить посты. До встречи!

Он козырнул. Четко сделал поворот кругом и картинно зашагал по опустевшему коридору.

Спектакль продолжался. На трибуне маячила фигура, и из-за двери доносился натуженный голос. Здесь же в коридоре, у всех дверей и переходов стояли мальчишки-юнкера.

«Если все же осмелятся провозгласить — много прольется крови, подумал Антон. — Надо предупредить, но не надо суетиться. Брусилов не приехал. Слышал, его даже не пригласили. Старик Алексеев не в счет. Корнилов?..»

Глава одиннадцатая

13 августа

1

В час дня Антон приехал на Александровский вокзал, где заканчивались последние приготовления к торжественной встрече верховного главнокомандующего.

Весь минувший вечер и часть ночи Путко снова провел с товарищами из Московского комитета — в районах и на заводах. Пришлось переодеться в косоворотку и куртку, нахлобучить картуз — радостное перевоплощение, — живо вернувшее к счастливой памяти о студенческом пятом, о Металлическом и кружке среди поленниц дровяного склада.

И где бы он ни побывал за минувшие часы, доверительное «большевик-питерец» сразу приобщало его к рабочему братству.

— Пусть попробуют провозгласить диктатора, — резко сказала Землячка. С утра забастовало четыреста тысяч.

Читали в нашем «Социал-демократе»? «Пусть не работает ни один завод, пусть станет трамвай, пусть погаснет электричество, пусть окруженное тьмой будет заседать собрание мракобесов контрреволюции»! И стали заводы и трамваи, и погасло электричество!

— На себе почувствовал, — рассмеялся Антон. — Хоть бы чайку попить дали!

— Перебьетесь, господа делегаты, то ли еще будет! Наша стачка и одновременно строжайшее соблюдение дисциплины — первое наше московское предупреждение, — в голосе секретаря горкома звучало удовлетворение. — Мы уже получили сообщения, что и в Питере, и в Киеве, и во многих других местах прошли забастовки под теми же лозунгами.

— Заботами Милюкова мне добыт пропуск на вокзал, на встречу главковерха, — показал картонку Антон. — Судя по всему, не на Брусилова или Алексеева, а на Корнилова сделали они ставку.

— Это уже очевидно, — согласилась Землячка. — Вот только каким способом?.. Одно можем сказать твердо: в Москве у них не получится. А на вокзал конечно же поезжайте.

И вот теперь поручик Путко, облаченный в парадный мундир, с портупеями и «Георгиями», толкался среди встречающих.

Привокзальная площадь была оцеплена. Казачьи сотни в конном строю. У каждой сотни кони одной масти: белые, гнедые или вороные. Судя по лампасам всадников, представители разных казачьих войск: и донцы, и кубанцы, и уральцы. Ближе к зданию вокзала — женский «батальон смерти». Такое же грудасто-задастое воинство, как то, которое под парчовым знаменем дефилировало неделю назад по Литейному проспекту. Что-то уж очень румяны, не выдали ли им по случаю воскресенья и праздника по чарочке?..

В залах готовились к выходу депутации горожан. А уже на перроне шеренги прапорщиков, делегации от союзов георгиевцев, офицеров, казаков. У самой бровки перрона ровняли строй офицеры и юнкера Александровского училища. Антон увидел Катю. Подпоручик придирчиво оглядывал своих подчиненных. На сей раз юнкера были без трехлинеек и тяжелых патронташей. Начали прибывать генералы. Вельможный атаман войска Донского Каледин, еще какие-то. Появились и иностранцы в мундирах, наверное представители союзнических миссий.

И вот показался паровоз, а за ним — синие литерные вагоны. Грянул оркестр. Едва паровоз остановился, как с подножек спрыгнули текинцы в красных шелковых халатах. Обнажили кривые сабли и живописной стенкой оградили салон-вагон. Отворилась дверь. В ее проеме появился невысокий скуластый генерал в фуражке, надвинутой на самые брови. Антон узнал. Не ретушированный портрет на обложке брошюры, а жалкого оборванца в австрийском мундире.

Корнилов пошел вдоль почетного караула, депутаций и делегаций. Начало перекатываться «ура!», дамы над косматыми папахами текинцев бросали цветы. В конце перрона старик в фуражке с красным околышем и шароварах с лампасами, со всеми четырьмя Георгиевскими крестами и четырьмя медалями, преподнес главковерху от имени двенадцати казачьих войск хлеб-соль.

Из толпы горожан выступил седовласый толстяк:

— Ваше высокопревосходительство, генерал Лавр Георгиевич Корнилов! Вы теперь — символ нашего единства! На вере в вас сходится вся Москва! Мы верим, что во главе обновленной русской армии вы поведете Русь к торжеству над врагом и что клич: «Да здравствует генерал Корнилов!», клич надежды, сделается возгласом народного торжества! Спасите Россию — и благодарный народ увенчает вас!

Раздались аплодисменты и рыдания. Какая-то дородная дама опустилась перед генералом на колени.

— Да это ж сама миллионерша Морозова! — услышал позади себя всхлип Антон. — А выступал сам Родичев!..

Корнилов выслушал молча. Коротко кивнул. Направился к распахнутым дверям вокзала. Но тут строй почетного караула сломался. К главковерху бросились, подхватили его на руки. Кто-то поймал на лету свалившуюся фуражку. Офицеры пронесли генерала совсем близко от Антона. Он увидел Катю. Ухватившись за лакированный главковерховский сапог, подпоручик пылал в самозабвении. Генерал плыл над толпой. Его губы были жестко сжаты. В сузившихся глазах горел торжествующий огонь. «Напомнить бы тебе, высокопревосходительство, как мой заряжающий Петька Кастрюлин огрел тебя по „мерзлой роже“!..» — с ненавистью проводил его глазами Антон.