Вик с трудом отводил глаза от столь роскошного зрелища.
К веранде подошел молодой пес, явно привлеченный запахом жарящегося мяса. Ренни спустилась к нему, почесала его за ушами и засмеялась совсем по-детски, когда он попытался лизнуть ее в лицо. Она играла с ним, пока не раздался резкий свист хозяина. Пес послушно рванулся к нему, но прежде чем скрыться в темноте, остановился и печально посмотрел на Ренни, как будто ему не хотелось уходить.
Примерно каждые пять минут все полицейские по очереди докладывали Питерсону. Вик слышал их в наушниках. Если Лозадо и заявился на остров Галвестон, он сумел остаться невидимым. Он не зарегистрировался ни в одной гостинице, мотеле или пансионате, что ничуть не удивило Вика.
Питерсон договорился о сигналах, которые Вик должен им подавать. Но Вик уже умел различать голоса, звучащие в его ухе. Если возникнет что-то непредвиденное, он отреагирует соответственно, но пока он следил за филе-миньон, завернутыми в фольгу, а остальное время уходило на созерцание Ренни.
Когда стейки поджарились, они отнесли их в дом. Один раз, пока они ели, ее босая нога под столом коснулась его лодыжки. Ренни не извинилась, что показалось ему своего рода прогрессом. Хотя она просто сделала вид, что ничего не случилось.
Ренни нашла пожелтевшую свечу в ящике комода и поставила ее на блюдце в центре стола, чтобы создать романтическую атмосферу и несколько скрасить убожество его кухни. Но единственной, кто стал выглядеть лучше при свете свечи, была сама Ренни.
Когда она распускала волосы, у нее появлялась привычка причесывать их пальцами. Она делала это бессознательно, но Вику нравилось, как волосы стекали по ее пальцам и снова падали на плечи. «Жидкий лунный свет», – подумал он и удивился: когда это он стал поэтом?
От пламени свечи появились треугольные тени на ее шее и в ложбинке между грудями. Весь вечер он старался не смотреть туда, но есть вещи выше человеческих сил, и это была одна из них.
Ужин получился вкусным и сытным. Он набил себе желудок, но его мучил голод другого сорта. Не надо было ему еще раз целовать ее. Никакой в этом не было необходимости. Он перестарался. Их прогулка в полосе прибоя выглядела достаточно романтично и без поцелуя. Теперь же он хотел ее так, что терпеть не было мочи.
Ренни допила вино и посмотрела на него.
– Ты на меня пялишься, – заявила она.
– Стараюсь наглядеться.
– Наглядеться?
– На тебя, – сказал он. – Запомнить, как ты выглядишь. Когда все это закончится, как бы оно ни вышло, ты вернешься к своей работе и прежней жизни, в которой меня не будет. Ведь не будет, Ренни.
Она медленно покачала головой: не будет.
– Вот я и пялюсь.
Она отодвинула стул, взяла свой поднос, но, когда она проходила мимо него к раковине, он схватил ее за руку.
– Остынь, Ренни. Может, тебе еще повезет и Лозадо меня убьет.
Она выдернула руку, отнесла поднос в раковину и с грохотом поставила.
– Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?
– Так тебе будет жалко?
– Конечно!
– Ну, ладно, ладно. Ты же занимаешься спасением людей, что меня удивляет… потому что ты играешь со смертью.
Она засмеялась:
– Играю со смертью?
– Постоянно. Ты бесшабашная. Рискуешь без всякой нужды.
– О чем это ты, черт побери?
– Ни в одном из твоих домов не установлена охранная сигнализация. Глупо, если женщина живет одна. Ты скачешь сломя голову на лошади без седла и прыгаешь через заборы. Какой бы хорошей наездницей ты ни была, это опасно. Ездишь в такие уголки мира, где каждый день смерть собирает богатую жатву. Ты с ней флиртуешь, Ренни.
– Ты слишком много выпил. Он подошел к ней ближе:
– Ты не проживаешь жизнь, Ренни, ты бросаешь ей вызов.
– Ты или пьян, или сошел с ума.
– Нет, я прав. Никаких друзей и закадычных подруг. Не выходишь на люди. Ничего, кроме тех невидимых стен, которые ты воздвигла, чтобы никто не смог к тебе приблизиться. Ты даже своих пациентов держишь на расстоянии вытянутой руки. Ты поэтому и предпочла хирургию другим областям медицины? Потому что твои пациенты находятся под наркозом? Ты можешь их лечить, не вступая с ними ни в какие эмоциональные связи.
В наушнике раздался голос Питерсона:
– Эй, Треджилл, у вас там все в порядке?
– Мне бы хотелось услышать, что он ей говорит, – заметила женщина. – Мне не нравится его поза.
Вик их проигнорировал.
– Ты обожаешь своих лошадей. Ты таешь при виде щенка. Ты скорбишь по дикому зверю, которого пришлось пристрелить. Но если тебя касается другое человеческое существо, ты либо не обращаешь на это внимания, либо бежишь без оглядки.
– Неправда.
– Разве? – Да.
– Докажи.
Он наклонился над столом и задул свечу, погрузив кухню во мрак. Он выдернул из уха наушник, обнял ее одной рукой за талию и привлек к себе.
– Вик, нет.
– Докажи, что я ошибаюсь. – Он прижался губами к ее рту. Когда она промолчала, он поцеловал ее. Сдерживая свой гнев, он мягко раздвинул ее губы языком.
Она резко отвернула лицо.
– Вик…
Он целовал ее шею, слегка покусывая кожу. Она положила руки ему на плечи и впилась в них пальцами.
– Пожалуйста.
– Я могу сказать то же самое, Ренни.
Он наклонил голову и поцеловал ее грудь в вырезе футболки.
– Нет. – Она с силой оттолкнула его.
Руки Вика опустились. Он сделал шаг назад. В темноте слышалось только их учащенное дыхание. Наушник болтался у него на груди, но он все равно слышал, как материт его Питерсон.
Вик старался сдержать гнев, но против природы не попрешь. Желание становилось нестерпимым. Вик с явной обидой сказал:
– Не понимаю, и все.
– Что ты не понимаешь?
– Почему ты говоришь: «Нет».
– У меня есть право сказать: «Нет». Он аж застонал от досады:
– Ведь так замечательно, Ренни. Что тут может не нравиться?
– Мне нравится.
Решив, что он неправильно расслышал ее, Вик протянул руку и зажег свет.
– Что?
Она моргнула от внезапного яркого света, затем заметила его изумленный взгляд.
– Я никогда не говорила, что мне не нравится.
Он таращился на нее с таким глубоким недоумением, что не сразу услышал телефонный звонок. Ренни спросила:
– Это твой?
Он схватил телефон, пристегнутый к поясу, затем покачал головой:
– По-видимому, твой.
Она пошла за своим сотовым. Вик снова сунул в ухо наушник и как раз застал конец гневной тирады. Включил микрофон:
– Успокойся, Питерсон, мы в порядке.
– Что происходит, Треджилл?
– Ничего. Тут что-то с электричеством. Предохранитель, видно, перегорел.
– Теперь все в норме?
– Ага, я собираюсь мыть посуду, а Ренни говорит по своему…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});