Глядя на удаляющуюся фигуру Мелиор Мэри, Митчел почувствовал, как у него сжалось сердце. Несмотря на то что она не говорила ему ни слова, он знал, что единственной целью ее ночных бдений у окна было ожидание молодого претендента на трон. Она жаждала увидеть огонек кареты или всадника, освещенного лунным светом и пробирающегося сквозь темноту к замку. Несчастная женщина! Как трагична ее судьба! За шесть месяцев, с тех пор как ее оставил Чарльз Эдвард, она из блистательной красавицы превратилась в худую седовласую старуху. Какую бы тайну вечной красоты и молодости ни открыла Мелиор Мэри — а она никогда не делилась ею с Митчелом, — ей больше не требовалось это чудесное знание. Волшебное существо, девушка с огненным темпераментом, ради которой он изменил всю свою жизнь, исчезла.
И теперь, одиноко сидя у камина в полутемной Большой Зале, Митчел снова почувствовал боль в груди, с которой, благодаря своему сильному характеру, уже столько раз боролся самостоятельно. Он понял, что в темноте его ищет безжалостная жница смерть. Настал его час… Но как же он покинет Мелиор Мэри, ведь у нее не осталось ничего, кроме его преданности. Она потеряла все, и только замок Саттон пока оставался в ее распоряжении, но ненависть к этому дому росла в ней с каждым днем. Митчелу иногда казалось, что его хозяйка близка к помешательству, и только он удерживает ее на незримой грани, за которой — мрак и безумие.
А боль становилась все настойчивее, схватывая сердце металлическими клещами. Митчел закрыл глаза, и ему показалось, что он вернулся во времена якобитского восстания 1715 года. Он слышал выстрелы картечи, рев толпы шотландских горцев, когда Джемми-разбойник — Джеймс III — был провозглашен королем. Сам Митчел рядом со своим хозяином графом Нитсдейлом голыми руками сражался с английскими вояками… он снова почувствовал резкий удар кинжала, рассекшего ему лицо и оставившего шрам на всю жизнь.
В предсмертной полудымке Митчел снова увидел знаменитого Нитсдейла. Леди Нитсдейл и две ее подруги без конца входили и выходили из его комнаты, пока стража совсем не перестала обращать внимание на этих заплаканных женщин, чьи лица были спрятаны за густыми вуалями, так что граф, переодевшись в женское платье, свободно прошел мимо стражников и оказался в карете, где его уже поджидал Митчел. А затем — путь в Рим, к свободе и к приятной жизни в ссылке. Он всем этим пожертвовал ради Мелиор Мэри. Но жизнь прошла, и ничего уже не вернуть.
Митчел любил ее так, как может любить только сильный мужчина, и эта любовь была частичкой его твердого духа. Для нее он был покорным слугой и терялся в тени таких молодых людей, как Мэтью Бенистер или сам принц. Сейчас он не чувствовал ничего, кроме сожаления, что не может умереть на ее руках, что даже в этот последний мучительный час ему не дан момент, когда любовь к ней может возобладать над всеми другими чувствами.
— Мелиор Мэри! — позвал он, но его голос прозвучал писком комара в огромной зале. — Молитесь за меня так же, как я буду молиться за вас. Любите свой дом, мисси, потому что через несколько мгновений у вас ничего кроме него не останется.
Но Мелиор Мэри не слышала его, она была в Длинной Галерее и только через час снова спустилась в Большую Залу, где в темноте едва теплился огонек в камине.
— Из-за вас стало еще холоднее, — недовольно сказала она. — Почему вы не подкинули еще одно полено?
Но Митчел не отвечал, и его голова бессильно склонилась на грудь.
— Митчел? Вам нехорошо?
Мелиор Мэри подошла к нему и потрясла за плечо, но от ее прикосновения тело сползло на подлокотник кресла и безжизненно повисло.
— О нет! — крикнула она Богу. — Только не это! Только не Митчел! Господи… Вокруг слишком много смерти! Слишком много разлук и боли! Но этого я не вынесу. Он был моим роком и моим пристанищем! Митчел, как вы могли так поступить со мной?
Она упала перед ним на колени, крепко обняла его и заплакала, уткнувшись в мертвую руку. Внезапно ее лицо исказил страх.
— Так вот, значит, как! Вот, значит, как действует на меня проклятие! Я осталась последней из своего рода, у меня нет детей, а теперь я еще должна жить здесь в полном одиночестве! Есть ли еще на свете такой ужасный дом, существование в котором так же невыносимо, как в тебе, мое наследие, мое наказание, замок Саттон?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Выступая впереди Георга III, защитник короля в соответствии с древней традицией бросил перчатку, и на какое-то время огромная толпа, собравшаяся на коронацию, замерла, и только из Вестминстерского Аббатства доносился звон колоколов. В этот момент приверженцы Стюартов, якобиты, могли в последний раз смело и открыто продемонстрировать свою преданность, потому что к тому времени Джеймс III уже состарился, а их принц стал беспробудным пьяницей. Никто не ожидал такого поворота событий, но якобиты всегда были непредсказуемы. И что же, перчатка так и должна была лежать там, куда ее бросили?
Вперед выступила девушка, чем повергла собравшихся в невероятное изумление. Все ожидали какого-нибудь старого сурового горца, но пред ними появилось темноволосое создание с глазами цвета прозрачной воды. Девушке, наверное, было не больше пятнадцати. Она улыбнулась защитнику таинственной, почти волшебной улыбкой, взяла перчатку и растворилась в толпе так быстро, что стало ясно: она среди своих. По толпе пронесся вздох удивления, а молодой король, повернув честное германское лицо к своему конюшему, через окно кареты спросил:
— Кто это был?
— Сторонница якобитов, сэр. Несомненно, фанатичка. Ее немедленно арестуют.
— Если вы ее поймаете, — заметил король. И он оказался прав — девушки нигде не было.
Но Георг увидел кое-кого еще. В толпе стоял аббат, и лицо его было почти целиком скрыто под капюшоном. Он слегка подался вперед, глядя туда, где в позолоченной карете ехал новоиспеченный король. Капюшон упал на плечи, и с горестного лица на монарха взглянули внимательные голубые глаза. Георг III затаил дыхание. Этого не могло быть! Но все-таки мужчина не мог просто напоминать Чарльза Эдварда Стюарта.
Рассматривая человека, который по праву крови должен был стоять сегодня в Вестминстерском Аббатстве на его месте, Георг увидел, что губы Чарльза Эдварда растянулись в жестокой улыбке.
— Я завидую тебе меньше всех на свете, — сказал он и что-то добавил совсем неслышно.
Георг почувствовал дрожь во всем теле и оглянулся на угрожающую фигуру, потому что его карета уже проехала то место, где стоял Стюарт.
— Мне показалось, что тот человек — Чарльз Эдвард Стюарт, — сказал король, — и он проклял меня. О Боже!
— Нет, сэр, — успокоил его конюший. — Бывший претендент на престол лежит, напившись, в герцогстве Буиллен. Он никогда больше не ступит на эту землю.