Читать интересную книгу Пусть к солнцу - Корбан Эддисон

Элена с сожалением посмотрела на Томаса.

— Ты к нам надолго? — спросила она.

— Достаточно, — сказал Томас. — Я оделся специально для церкви.

Мать распахнула глаза. Томас не ходил с ними на службу с тех пор, как поступил в колледж.

— Я сегодня полон сюрпризов, правда? — сказал он и взял ее под руку.

После обеда Томас вернулся в Вашингтон. До конца дня он должен был сделать еще одно дело. Он на минутку остановился возле цветочного магазина, купил букет маргариток — в честь наступающей весны — и снова сел за руль. Через некоторое время он оставил машину у ворот кладбища Гленвуд и пошел вперед по извилистой тропинке. Он взял с собой ключи, но запирать автомобиль не стал — здесь было недалеко.

Томас вдохнул свежий, холодный воздух. Мир и спокойствие царили вокруг. Утренний дождь прекратился, и из-за облаков выглянуло солнце, но посетителей на кладбище не было. Могила была на вершине холма, откуда открывался вид на сад ангелов. Он посмотрел на надгробие, и печаль наполнила сердце — так, будто она никогда не уходила оттуда. Милая, дорогая Мохини. Маленькая девочка — слишком маленькая для того, чтобы умереть.

Похороны Мохини вызвали в семье ожесточенные споры. Родители Томаса, благочестивые католики, возражали против кремации, но Прийя была резко против погребения. «Выбирайте свою реку, мне все равно, — сказала она, — но дайте мне похоронить свое дитя достойно». Дела между ними уже тогда шли плохо, и эти переговоры и поиски компромисса разрушили то немногое, что еще оставалось. Они кремировали тело Мохини и развеяли ее прах в устье Гудзона. Но урна была захоронена в семейной могиле Кларков на кладбище Гленвуд.

Томас наклонился и положил маргаритки на могильную плиту. Тогда он думал, что из-за надписи на надгробном камне тоже разгорятся споры, но Прийя заслонилась от обсуждения, и в результате слова выбрала мать Томаса. «В надежде и ожидании воскресения». Он опустился на колени и мельком подумал — каким будет воскресение ребенка? Будет ли Мохини там, в раю, сразу взрослой, такой, какой должна была бы стать, или пройдет через детство и юность так, будто смерти не было вообще? Так или иначе, живым не дано было приподнять этот покров тайны.

— Как давно мы не виделись, моя девочка, — сказал Томас и почувствовал, что глаза обожгло слезами. Он проглотил ком в горле, и прошло несколько секунд, прежде чем смог заговорить снова. — Знаешь, я встретил одну девочку, с которой очень хотел бы тебя познакомить. Ее зовут Зита, и она родом из Индии, как мама. — Он говорил первое, что придет на ум, — о Бомбее, о семье Прийи, об Ахалье и Зите.

Выговорившись до конца, Томас нежно поцеловал надгробие.

— Мне нужно идти, моя девочка, — сказал он и закрыл глаза. Боль снова кольнула сердце. — Я люблю тебя, Мохини.

Он вернулся в машину и долго сидел неподвижно. Потом полез в рюкзак, достал лист бумаги и ручку и начал писать. Письмо чужой, незнакомой женщине, которой он не мог не написать, женщине, с которой его не связывало ничего — кроме одного.

«Дорогая Эллисон.

Меня зовут Томас Кларк, и я был рядом в тот день, когда пропала Эбби. Один друг рассказал мне о том, что произошло, и я почувствовал, что должен написать вам. Не могу придумать никаких слов утешения, да их и не может быть — в таком горе, как ваше. Невозможно найти объяснение тому, что произошло. Жизнь оказалась несправедлива к вам и несправедлива к Эбби. Зло восстало и победило, и добро проиграло эту битву. И от этого мне больно и горько.

Однако надежда есть, и я знаю об этом точно, потому что прошел через это сам. Сегодня это кажется невозможным, но завтра все же наступит. Может быть, очень нескоро, но по другую сторону тьмы и отчаяния забрезжит новый рассвет. Я сам не так давно потерял дочь. Сегодня я был у нее на могиле. Каждый раз, когда я вижу ее имя на надгробии, мое сердце разбивается на части. Я не смог защитить ее — так же, как и вы не смогли защитить Эбби. Но у Мохини и Эбби есть то, чего нет у нас с вами. Смерть больше не властна над ними.

Где бы они ни были сейчас, они обрели покой».

Поставив свою подпись, Томас сложил листок и опустил его в конверт, адресованный Эндрю Портеру в Министерство юстиции. В который раз нарушив правила, Эндрю дал ему полное имя матери Эбби и договорился с детективом Морганом, что полиция Фейетвилла передаст ей письмо из рук в руки.

Томас бросил последний взгляд на кладбище. Каменные ангелы трубили в безмолвные трубы, возвещая о пришествии дня, когда все обретут покой, когда высохнут все слезы и забудутся все несчастья. Он дотронулся до письма, лежащего у него на коленях, и развернул автомобиль. Как бы он хотел, чтобы этот день когда-нибудь наступил.

Неделю спустя Томас сидел в зале ожидания в аэропорту Вашингтон Даллес и ждал посадки на свой рейс. Был ранний вечер. Последние шесть дней он улаживал оставшиеся дела и разбирался с неожиданно возникшей проблемой в доме. Зимой потекла одна из труб, на полу в столовой образовалось целое озеро, и вода просочилась в подвал. Ремонт превратился в настоящий кошмар, и Томас вздохнул с облегчением только тогда, когда последний рабочий покинул дом с деньгами в кармане.

Он взял Black-Berry и проверил почту. В папке с входящими было полно спама и несколько писем от приятелей, интересующихся, где он сейчас. От Прийи ничего не было. За последние две недели она не сделала ни одной попытки связаться с ним. Разумеется, у нее были причины злиться. Но тот уик-энд в Гоа доказал, что их любовь жива, что она существует, — разве этого было недостаточно?

Ветер за окнами гнал по небу облака, и Томас вдруг вспомнил о стихотворении, которое прочитала ему Прийя в Гоа из того самого сборника, который подарила ей Элена. Она взялась за книгу сразу после того, как они закончили заниматься любовью, и предложила почитать вслух. Томас закатил глаза, но завораживающий ритм и мелодичность вскоре очаровали и его. А может быть, свою роль сыграл вид обнаженной Прийи на кровати, читающей стихи. Томас невольно улыбнулся.

Ему в голову пришла неожиданная идея. А что, если написать ей стихи? Не любовный сонет в духе Байрона, а просто несколько строчек, выражающих его чувства, как Найду или один из тех мистиков-суфиев, которых вечно цитировала Прийя? Томас покачал головой. Какая ерунда. С какой стати ее должны тронуть какие-то там дилетантские вирши. Она просто посмеется над ними — если вообще прочитает.

Он перевел взгляд на телевизионный экран над головой. Смотреть новости было скучно, и Томас снова принялся пялиться в окно. Самолет рядом был готов оторваться от земли. Еще секунда — и он взмыл вверх и устремился в небо, прямо к заходящему солнцу. В голове у Томаса вдруг возникла строчка: «Путь к солнцу долог». Почему-то слова застряли в сознании. Путь к солнцу. Что это может означать?

Он опять достал Black-Berry, открыл папку «заметки» и напряг воображение. Образы возникали в голове как будто сами собой. Слова превращались в строчки, а строчки укладывались в строфу. Не веря своим глазам, Томас уставился на готовое стихотворение.

Путь к солнцу долог, мы идем вперед,И наши тени — стрелкиНа циферблате; наши именаНапишет свет, дарящий жизнь.

Он сохранил файл и встал, чтобы размять ноги. Посадка должна была начаться через двадцать минут. Он зашел в туалет и вернулся на свое место, но смутное беспокойство не уходило. Томас подумал еще немного и вытащил из бумажника фотографию Прийи. Потом сунул ее обратно. Перечитал стихотворение. Конечно, ему было далеко до Тагора, но все же это было неплохо. Он вздохнул и отбросил все сомнения прочь.

«Дорогая Прийя.

Я хотел бы сказать все это, глядя тебе в глаза, но придется удовлетвориться письмом. Я уехал из Гоа совершенно раздавленным. Я не хотел причинять тебе боль. Я идиот, просто первоклассный идиот. Не знаю, как выразить это лучше. Прости, что я обманывал тебя. Прости за Теру. Я должен был сказать тебе правду, но мне было слишком стыдно.

Я в Соединенных Штатах. Мы нашли Зиту. Если ты захочешь, когда-нибудь я расскажу тебе эту историю — если тебе интересно. Что делать дальше, я не знаю. Привезти Зиту в Индию и доработать год с CASE, как и предполагалось, — вот и все. Других планов на будущее у меня нет. Я только надеюсь — пожалуйста, поверь мне, я говорю искренне, — что ты все же будешь частью этого будущего.

Несколько минут назад я написал стихотворение. Я не знаю, о чем оно, знаю только, что оно передает смысл моей жизни как ничто другое. Я прилагаю его к этому письму. Может быть, ты ответишь мне, может быть, нет, но помни — я люблю тебя».

Поставив точку, Томас еще раз прочитал сообщение и нажал на кнопку «отправить». Объявили начало посадки. Он взглянул в окно, на высокие облака, освещенные последними оранжевыми лучами, подхватил сумку с лэптопом и встал в очередь, думая, что совсем скоро ему предстоит обогнать их.