Читать интересную книгу Хроника - Саксон Анналист

Все духовенство и народ, сделав, как я сказал выше, свой выбор, отправили Экхарда, по прозвищу Рыжий, в сопровождении прочих братьев и рыцарей уведомить императора об этом и уговорить [сдержать данное] обещание. Достигнув в пути тех пределов Италии, где тогда находился император9, они обратились к помощи Гизелера, епископа Мерзебурга, который был тогда у императора в большой милости, и открыли ему тайну своего посольства. Тот обещал им свое верное заступничество, но помог в этом деле не им, а самому себе. Ибо, сообщив цезарю об услышанном, он смиренно пал ему в ноги и, требуя обещанную и долго ожидаемую награду за тяжкие труды, с согласия Бога тут же добился желаемого. Когда он вышел оттуда, послы и, особенно, Отрик, крепко полагавшийся на его верность, спросили, достиг ли он чего-нибудь во вверенном ему деле; он же ответил, что едва ли будет действовать здесь в их интересах. Затем, подкупив деньгами всю знать и, особенно, римских судей, которые всегда были продажны, он сначала тайно поразмыслил, каким образом можно было бы добиться архиепископства, а затем настойчиво просил у папы Бенедикта VII, который звался так по числу своих одноименных предшественников, содействия. Тот же обещал его со своей стороны, если [Гизилер] сумеет добиться одобрения всей знати.

В Риме состоялся генеральный совет10; собрались мудрейшие люди и исполнилось пророчество Иеремии: «Как потускнело золото»11 и прочее. Ибо, когда папа спросил судей, может ли Гизилер быть рукоположен в сан архиепископа, - тот не имел тогда реального престола, ибо был несправедливо, как он всегда жаловался, согнан с него епископом Хильдевардом, а потому скорее считался лишенным его, чем обладающим им, - те словами и примерами подтвердили, что согласно церковному праву он законно и заслуженно может получить эту [должность], преступив таким образом увещевание Давида: «Справедливо судите, сыны человеческие!»12, и еще одно: «Продажный судья не может найти правду»13. И досадно, и стыдно излагать такими словами то, что они к настоящему и грядущему стыду своему не хотели упустить. Мерзебург, который до сих пор свободно управлялся, после ликвидации епископской кафедры был подчинен Хальберштадтской церкви, а Гизилер, не пастырь его, но торговец, всегда стремящийся к более высокому14, получил желаемое 10 сентября, забыв пословицу: «Чем выше взлет, тем глубже падение»15. В самом деле, пожелай он упорствовать во вверенной ему должности, он с помощью императора смог бы отвратить все враждебное и противостоящее ему и обеспечить себе и своим преемникам великую безопасность и изобилие во всех делах. Но, так как намерения Бога скрыты от всех, но всегда справедливы, мы не только ему одному ставим это в вину, но и всем нашим грехам, которым по справедливости следует приписать все несчастья, которые с нами случаются.

Отрик же, придя затем в Беневент, заболел и, как позже рассказывал присутствовавший там Хусвард, увидел, будто рядом с ним стоит Адаллеих, который был некогда приором Магдебурга, но к тому времени уже умер, и протягивает ему издали аннону св. Маврикия. Испугавшись, Отрик обратился к этому призраку: « Тебе, брат, уже известно об этом?» И рассказал ему все по порядку. «Горе мне, - говорит, - несчастному грешнику, который ради честолюбия пренебрег некогда своим монастырем и послушанием. Но, если милость Божья удостоит вернуть мне здоровье, я со смирением вернусь обратно в монастырь и никогда больше его не покину». После этих слов болезнь его усилилась, и через несколько дней, 7 октября, он умер в названном городе и был погребен, не оставив после себя никого, равного ему по мудрости и красноречию.

Гизилер же, получив от императора разрешение, 30 ноября прибыл в Магдебург, сопровождаемый Дитрихом, епископом Мецской церкви. Он был другом цезаря, который его очень любил, и одним из взяточников; так, за сокрытие истины от архиепископа он получил [однажды] тысячу талантов золота и серебра. Некто, кого он по приказу императора со смехом благословлял во время заутрени, сказал: «Накормит тебя Бог в будущем золотом досыта, чего мы все здесь не можем сделать». Тогда же все, что принадлежало Мерзебургской церкви, было достойным сожаления образом рассеяно, подобно славянской семье, которую обвинили и разлучили [в процессе] продажи [в рабство]. Часть епархии, лежащая между реками Заале, Эльстер и Мульде, и округами Плисни, Ветау и Тойхерн16 с деревнями Поссен и Писсен17, была передана Фридриху18, епископу Цейца; Фолькольду19 же, епископу Мейсенской церкви, была уступлена та часть с относящимися к ней деревнями Вексельбург и Ластау20, что входила в состав восточного Шкойдицгау и была ограничена реками Хемниц и Эльба. Себе же [Гизилер] оставил 9 городов; вот их названия: Шкойдиц, Тауха, Вурцен, Пюхен, Айленбург, Дюбен, Поух, Лёбниц и Цёкериц21. Грамоты, содержавшие королевские или императорские пожалования, он или предал огню, или, поменяв названия, сделал относящимися к своей церкви. Крепостных и все, что должно было принадлежать Мерзебургу, он добровольно рассеял, дабы никогда оно опять не было собрано воедино. Учредив здесь аббатство, он поставил во главе его Отрада, почтенного монаха из св. Иоанна, а позднее -Хеймо, из того же монастыря. А что последовало вслед за этим разрушением, стало ясно в последующем.b

cВ этом году умер князь Славник22, отец св. Адальберта, епископа Пражского, который в течение всей своей жизни был счастлив, отличаясь благонравием и справедливостью, мудростью и благочестием. Столицей его была Либице, расположенная там, где река Цидлина теряет свое название, впадая в более просторные воды реки Эльбы. Его княжество имело следующие границы: на западе, по направлению к Чехии - ручей Сурину и замок, расположенный на горе Осек у реки Нисы; на юге, в направлении к Австрии, оно имело следующие пограничные города: Хынов23, Дудлебы24 и Нетолице, вплоть до середины леса. На востоке, по направлению к Моравии - замок, расположенный под лесом и носящий название Литомышль, и вплоть до ручья Свитава, который находится в середине леса. На севере, по направлению к Польше - замок Клодзко25, расположенный на реке под названием Ниса.c

A.982

982 г. aРождество Господне император отпраздновал в Салерно, а Пасху1 - в Таренте.a

bОн между тем так управлял Римской империей, что удержал все, о чем ранее заботился его отец, и, мужественно отразив напавших на него сарацин, совершенно изгнал их из своих земель. Узнав, что Калабрия испытывает великое бедствие от частых набегов греков и грабежей сарацин, [цезарь] призвал для укрепления своего войска баварцев и отважных в бою аламаннов; сам же он, вместе с герцогом Отто, сыном его брата Лиудольфа, поспешил к городу Таренту, которым овладели греки и уже укрепили гарнизоном, мужественно его осадил и в короткое время взял штурмом. Стараясь также победить сарацин, с сильным войском опустошавших [окрестности], он отправил туда надежных лазутчиков, давших ему точные сведения о врагах. Сначала он победил и загнал их внутрь какого-то города2, а затем, когда они выстроились для битвы в поле, перебил в огромном числе. Однако те, внезапно собравшись, разом ринулись на наших и перебили 13 июля3 слабо сопротивлявшихся: копьеносца Рихера, герцога Удо4, графов Титмара, Бецелина, Гебхарда, Гунтера5, Эцелина и его брата Бецелина, вместе с Бурхардом, Деди6, Конрадом и бесчисленным множеством прочих, чьи имена известны лишь Богу.

Император же, бежав вместе с герцогом Отто и прочими, прибыл к морю; увидев вдали корабль под названием «Саландрия» из Константинополя, он верхом на коне Калонима-еврея7 поспешил к нему. Однако тот, пройдя мимо, отказался его принять. Тогда, ища спасения на берегу, он застал там по-прежнему стоявшего еврея, в тревоге ожидавшего решения участи своего господина. Увидев, что враги приближаются, [Оттон] в печали спросил его, что же теперь делать; но, заметив, что у него есть друг среди [экипажа] другой, следовавшей за первой, «Саландрии», он понадеялся на его помощь и опять на коне бросился в море, устремившись к [судну]; узнанный только Генрихом, [своим] воином, который по-славянски звался Золунта, он был впущен [на борт]; наконец, когда его положили в постель капитана этого корабля, тот также его узнал и спросил, не император ли он. Долго стараясь это скрыть, [Оттон] наконец честно признался: «Это я, - говорит, - который за грехи свои по праву ввергнут в такое несчастье. Но внимательно послушайте, что [нам] следует делать! Лучших людей из своей империи я сейчас несчастный, погубил и, пораженный этой болью, не могу и не хону ни в земли те вступите ни друзей их увидеть. Пойдемте же к городу РоссанОу где моего прибытия ожидает жена моЯу возьмем на борт все деньги, которыми я обладаю во множестве, и посетим вашего императора, моего брата м, как я надеюсь, надежного друга в моей беде». Обрадованный этими любезными речами капитан корабля с радостью согласился и весь день и всю ночь спешил добраться до указанного места. Когда они приблизились, тот воин, что носил двойное имя, отправленный вперед императором, вызвал императрицу и находившегося при ней вышеупомянутого Дитриха, епископа Меца, со множеством вьючных животных, будто бы нагруженных деньгами.