– Правда, – кивнула Эстер. – Просто струсила без вас.
– Мне не надо было вас слушаться, – расстроенно сказал он. – В начале дела часто кажется, что оно сразу пошло как по маслу, но ведь это обычно вовсе не так. Я не должен был оставлять вас одну.
– Да ведь и правда ничего страшного, – сказала Эстер. – Кататься я, конечно, не смогу, но нога уже почти не болит. Покатайтесь один, Кевин. Я подожду вас здесь, на скамейке.
– Нет. Это было бы несправедливо, и я этого не допущу.
Он произнес это не резко, не упрямо, но как-то так, что Эстер сразу поняла: он в самом деле не допустит, чтобы она лишилась возможности покататься. Хотя ей было совершенно непонятно, каким образом он собирается этого не допустить, если она не может ступить на ногу.
– Знаете… Я могу называть вас просто по имени? – спросил он.
– Конечно, – кивнула Эстер.
«А сама даже и не спросила, сразу запанибрата с ним, – подумала она. – Правду леди Маунтгэттен говорила: вульгарная, больше ничего! Деревенский парень лучше воспитан. Впрочем, он же военную Академию закончил».
– Знаете, Эстер, – повторил он, – давайте мы сделаем очень просто. Я возьму вас на руки и буду кататься вместе с вами.
– Ничего себе просто! – воскликнула она. – Думаете, я ангел бесплотный? Хорошее у вас получится катание с таким грузом!
– Очень хорошее. – Кажется, он не обратил внимания на все, что она сказала, кроме этих вот слов. – Когда на руках тяжесть, гораздо легче держать равновесие. Да вы совсем и не тяжелая.
С этими словами он наклонился к скамейке и взял Эстер на руки. Он сделал это в самом деле легко, так, будто она была если не ангелом бесплотным, то кем-нибудь не тяжелее птицы. И что ей было делать, не вырываться же у него из рук?..
Да ей вовсе и не хотелось вырываться… Ей стало вдруг так хорошо, так спокойно, что она даже глаза зажмурила.
Кевин ехал по аллее медленно, но так легко, словно никакого груза у него и не было. Он не произносил при этом ни слова, и Эстер молчала тоже. Только ролики чуть слышно шуршали по асфальту.
Дыхание у него нисколько не сбивалось, но все же было бы нехорошо вертеться у него на руках, затрудняя этим его движение. Поэтому она положила голову ему на грудь и замерла.
Его сердце билось у ее виска. Биение его сердца было таким же чистым и ясным, как его взгляд.
– Кевин?..
– Да?..
– Вам что, совсем не тяжело?
– Совсем. Мне с вами гораздо легче, чем одному.
– Это из-за равновесия?
Она все-таки улыбнулась, хотя простота этого разговора была так пронзительна, что ей почему-то хотелось плакать. Она улыбнулась сквозь слезы.
– Может быть. Я затрудняюсь это объяснить.
– Да ведь и не надо объяснять.
– Я тоже так думаю.
– Мне показалось, вы должны быть летчиком. Вы двигаетесь так легко, как будто летите. Но я просто не разбираюсь в знаках… как это… родов войск.
Она старалась говорить так, чтобы собственные слова не мешали ей слышать его сердце. Это было нетрудно: сердце его билось так, чтобы он мог слышать каждое ее слово.
– Я в самом деле летчик. Вы не ошиблись.
– Но вы сказали, военно-морские силы…
– Я служу в авиации военно-морских сил. То есть еще не служу. Только получил назначение после Академии.
– Вы уезжаете сегодня?
Она почему-то знала, что это именно так. Весь он был – один краткий и великий миг.
– Да.
– Далеко?
– В Перл-Харбор. Это в Тихом океане. На Гавайях.
– Вы, наверное, с детства мечтали там побывать.
– Да. Не то чтобы именно там, но вообще… Мне хотелось увидеть разные необыкновенные страны. У меня в детстве были рыбки, барбусы с Суматры. И я думал, что, когда вырасту, обязательно увижу остров, на котором они родились.
– Вы его обязательно увидите.
– Знаете… Только не смейтесь, пожалуйста.
– Я не буду смеяться.
– Мне хотелось бы увидеть его вместе с вами.
– Как покататься на роликах в Центральном парке?
Она все-таки улыбнулась. Но совсем тихо, чтобы он не почувствовал ее улыбки близко бьющимся сердцем.
– Ну конечно. Я очень хотел покататься здесь на роликах, но даже не представлял, что это будет так прекрасно. А это потому так получилось, что вы… тоже катаетесь.
– Там очень опасно, в этом вашем Перл-Харборе?
– Совсем не опасно. Там тихо и спокойно. Кругом только небо и океан. Знаете, я… Я попросил бы вас, чтобы вы дали согласие еще раз покататься со мной на роликах. Когда у меня будет отпуск.
– Что же вам мешает меня об этом попросить?
– Но ведь я не знаю, скоро ли он теперь будет. Из-за войны. Непорядочно просить девушку ждать слишком долго.
– Когда вам надо прибыть… ну, не знаю, куда там… Чтобы отправиться по назначению?
– Уже сейчас. В моем распоряжении был всего час.
– Спасибо, Кевин. Это был прекрасный час моей жизни.
Эстер отняла голову от его груди и поцеловала его в висок. Его светящиеся глаза были совсем рядом. Они смотрели внимательно и ясно.
– Моей тоже, – сказал он.
Нога в самом деле нисколько не болела. Хоть Кевин и сказал, что это просто оттого, что она побыла в покое, но Эстер думала все же, это оттого, что он прикоснулся к ее лодыжке. Руки у него были так же преисполнены чудом, как глаза светом.
Они вместе вернулись на вокзал и забрали узлы из камеры хранения.
– Знаете… – сказал Кевин. – Мне кажется, у вас есть затруднения с устройством на ночь. Это правда?
– Есть немного, – улыбнулась Эстер. – Но вообще-то не особенно.
Она уже и сама не понимала, почему всего пару часов назад пребывала в такой панике. На скамейке собиралась ночевать… Будто в Нью-Йорке нет дешевых отелей! В какой-нибудь из них она сейчас же и отправится. А завтра пойдет в русский ресторан «Чайная», о котором слышала в голливудском Клубе русских американцев так часто, что даже адрес его был ей известен: на 57-й улице, возле Карнеги-холла. О «Чайной» рассказывали восторженно – там бывали балетные и оперные артисты, заходил после концертов сам знаменитый дирижер Кусевицкий, давались музыкальные вечера… И может, ее возьмут туда работать если не в качестве артистки, то хотя бы в качестве официантки? Во всяком случае, что-нибудь ей там да посоветуют касательно ее нового жизнеустройства…
– Дело в том, – сказал Кевин, – что я сейчас встречаюсь со своим другом Генри Мак-Дугласом. Мы вместе учились в Академии и вместе летим на Гавайи. Он живет в Нью-Йорке, и его родители тоже. Я бывал у них в гостях, это очень доброжелательные пожилые люди. Я думаю, они будут рады, если вы переночуете у них.
– Это совсем не надо, Кевин, – покачала головой Эстер. – Меня не надо опекать. Я не слишком слабая женщина.
– Я не хотел вас обидеть.