Не был ли «Харраб» кораблем царя Брухода, спросил потрясенный Медон, но внятного ответа не получил, потому что мудрец не помнил, оставались в те времена у гадиритов еще такие судна или все исчезли, рассыпались, изъеденные временем в красную пыль.
Медон крепко держался за скобу в стене — качка была хоть и не сильной, но очень противной. Ему не хотелось спускаться вниз, в помещения, набитые людьми и припасами. Воздух там был густо пропитан запахом нечистой кожи, пота и горящего масла. Здесь, наверху, морской ветер выдувал из головы дурные мысли о безумии. А в последние дни Медон все чаще и чаще задумывался о том, не сходит ли он с ума?
Опять по ночам ему снилась кровавая бойня у стен Илиона, лица богов и героев были прекрасны, но дела ужасны — красной стала вода реки Ксанф, что струилась близ Трои могучей, и многие отважные воители, как говорится, уплыли на своих щитах по волнам кровавым в мрачные воды Коцита. Тревожными были видения, в которых он незримой тенью скользил мимо шатров вождей ахейцев и парил над головами осажденных, но и днем мучили его странные голоса, что раздавались у него в голове. Одни пугали темными пророчествами о судьбе Одиссея и его спутников, другие уверяли Медона, что он вовсе не тот, за кого себя выдает. Порой видения и голоса исчезали, чтобы уступить место назойливому и противному жужжанию, словно забрался ему в голову жук или шмель и теперь ищет выхода…
Но не только это беспокоило Медона. С первого же дня их отплытия Птахор любую беседу осторожно сводит к вопросу: что заставило базилея выйти в море и когда он собирается назад, на плавающую гору? Любопытство свое мудрец объяснял тем, что ему надо плыть к африканским берегам, дабы найти удобное место для воплощения великого замысла. При каждом упоминании о великих замыслах Медону сводило скулы. Его мутило от воспоминаний: еле унесли ноги от Родота и тут же попали к другому вершителю дел роковых. При мыслях о Родоте содрогался Медон…
Злыми были глаза мудреца гадиритов, а слова источали яд, когда внезапно объявился он в зале правителей и не увидел базилея. Долго смотрел на отверстие в полу рядом с возвышением, заглянул даже в дыру, что вела в темные недра, а потом взор перевел на Калипсо.
О чем они говорили, было неясно Медону. С сухим треском сыпались из уст мудреца слова, спокойно отвечала нимфа, речь ее была подобна шелесту листьев. Крикнул что-то Родот, и стражники ворвались в зал. Шестеро окружили стоявших, а двое из них у колодца замерли с клинками на изготовку. Ахеменид же сидел у стены и улыбался бессмысленно.
— Что бы тебя ни удержало, мудрейший, от святотатственных поползновений страх или добронравие, — ты оправдал мои ожидания, — так начал Родот, обращаясь к Медону, а закончил неожиданно криком: — Будут наказаны те, кто лживыми посулами вверг правителя в соблазн, будет наказан и правитель, что не внемлет гласу мудрости!
Медон заметил, как осторожно потянулась рука молодого Полита к кинжалу. Но стражник в бронзовых поножах лишь ухмыльнулся. Сверкнул клинок в неуловимо быстром движении, и срезанный пояс оказался на полу вместе с кинжалом и мечом, который так и остался в ножнах.
Не сдобровать юноше, подумал Медон. А ведь рядом стоит мудрец, и до старческой шеи его тощей дотянуться нетрудно! Однако душить Родота не понадобилось. Страж, что стоял у колодца, подал знак другому и они отошли в сторону, притаившись за выступом.
Из отверстия показалась голова Одиссея, за ним вылез братец нимфы, а потом объявился и Арет с проклятиями в адрес гадиритского бога.
Базилей не обращая внимания на разъяренного Родота, медленно поднялся на возвышение и только после того, как воссел на трон, сказал ему негромко:
— А теперь поведай мне, какие еще тайны здесь скрывают от своих правителей? Иначе — кара! Быстрая и неотвратимая.
Мудрец так и остался с открытым ртом. Видно было по тому, как бегали его глаза, что размышляет — приказать ли стражникам напасть на базилея или смириться. Неизвестно, на какое безумство он могли пойти, если бы в этот миг Калипсо не заговорила со стражей, после чего воины с поклоном удалились.
Склонив голову, Родот почтительно ответил:
— Не счесть тайн в нашем последнем убежище, и все они для тебя открыты. Но список их длинен, и в свое время узнаешь ты о них, о правитель! Да будет тебе известно, что Тот, Кто Внизу и не бог вовсе. То один из последних Наставников, одаривших нас не только великим могуществом, но и великим несчастьем. Я догадываюсь, кто подверг тебя неописуемой опасности во имя полузабытого суеверия. Следует его незамедлительно казнить, а еще лучше — принести в жертву твоим богам, которым приятен запах горелого мяса.
— Мы давно не приносим человеческих жертв! — строго сказал базилей.
— Отрадно слышать, — протянул мудрец, с сомнением поджав губы. — Тогда я отведу его…
Договорить он не успел. Седдер, которому на ухо шептала Калипсо о словах Родота, вмешался в разговор и закричал что-то, указывая грязным пальцем в сторожу гадиритского мудреца. Нимфа в изумлении подняла бровь и сказала:
— Он обещает телом и всеми девятью душами служить тебе, базилей, если ты казнишь Родота.
— Прикончить их обоих, и дело с концом! — мрачно посоветовал Арет.
Еще немного, и Медон с ним бы согласился. Родот начал пугать его, взгляд мудреца время от времени полыхал таким бешенством, что случись оно у собаки перекусает всех жителей небольшого царства, прежде чем ее остановит стрела лучника.
Тут закричал страшным голосом Седдер, опустив свой перст указующий с ногтем кривым себе под ноги. Смуглым не мог назвать Медон гадиритского мудреца, что годами не видел солнца, но теперь лицо его стало белее яичной скорлупы.
— Если же ты, базилей, примешь сторону мудрецов, — пояснила Калипсо, — то Седдер угрожает сбить шиты Анкида, вскрыв тем водяные затворы, и отправить плавающую обитель на дно морское.
— О каких щитах… — начал было Одиссей, но не успел закончить.
Скользнула рука мудреца вдоль складок одежды и в руке его возник небольшой тонкий диск. Движение было молниеносным, но Седдер заметил блеск металла и метнулся в сторону. Диск ударился о железную стену над головой Ахеменида и с тонким звоном отскочил от нее, задев в падении руку Калипсо. Слабо вскрикнула нимфа, когда на ее белой коже взбухла багровая линия.
— Смерть вам всем, безумцы! — вскричал Родот, и скрылся за дверью.
Когда стражники ворвались в комнату, Одиссей и Арет их встретили прямо у входа, а Полит сзади прикрывал базилея от подлого удара в спину. Воинственно размахивая мечом, Медон набросился на коренастого гадирита, который пытался достать Арета сбоку, и рубанул наискось. Медное лезвие ударилось о наплечник и отскочило. Гадирит зверски осклабился, занес свой ужасающе длинный клинок, но тут Арет, расправившись со своим противником, пнул изо всех сил в бок стражника, и тот, отлетев к тронному возвышению, врезался в него головой и притих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});