Нападавшие потеряли шесть человек убитыми. Те, кто, вероятно, были ранены, бежали. В команде Сторверка многие получили ушибы, ссадины, кое-кто — легкие ранения, и все. Это можно было счесть чудом, если не вспоминать о принятых мерах предосторожности. Сторверк приказал положить убитых в ряд и прикрыть парусиной.
— Всему хорошему когда-то приходит конец, — сакраментально произнес он, озирая пристань.
Пришлые рассеялись по своим кораблям, было холодно, знобко, бледное утреннее солнце казалось вялым и непроспавшимся.
— Не знал я, что ты такой кровожадный, — бросил Оливер.
— Я сам не знал. Теперь еще за лекарем посылать — вдруг кто хорохорится, а после, в море, рана воспалится…
— Давай посмотрю. Я кое-чему учился.
— Ну, брат, талантов у вас двоих — не перечесть. Датан мне сказал…
Что ему сказал Датан, так и осталось неизвестным. По пристани нестройно затопали тяжелые сапоги. Прямо к ним двигалось две дюжины крепких парней под мятым флажком с изображением пяти якорей. Возглавлял их мужчина средних лет в кирасе поверх теплой вязаной фуфайки, в шлеме с гребнем, но без плюмажа, с широким фальчионом у пояса. Официалы Лиги носили воинские звания, но по роду деятельности являли собою нечто среднее между моряками, военными и чиновниками. Сей последний, очевидно, решил предстать в ипостаси бранной. Расставив ноги и уперев руки в бока, он встал перед Сторверком и возгремел:
— Я тебя знаю, Сторверк Брекинг! Что ты тут натворил?
— Сделал твою работу, лейтенант. — Сторверк снова улыбался, слишком сильно открывая зубы, и улыбка эта была нехороша. — Ведь это вы должны оборонять наши грузы, иначе зачем мы платим Лиге? А вы заявляетесь, когда все уже кончено, и еще цепляетесь.
— Ну-ну, капитан. Цепляться я покуда и не начинал. Начну — ты сразу почувствуешь.
Официал нагнулся и потянул парусину с трупов. Вгляделся, посмотрел на Сторверка уже с другим выражением:
— Это что же, Фабиан со своими парнями?
— Он мне не представился, — безразлично буркнул Сторверк, ничем не выдав, что имя ему знакомо. — И только не говори мне, что это какой-нибудь аббат или племянник главы магистрата…
— Что ты, это личность в порту известная… за его голову Купеческая гильдия и награду назначила.
— Да? Это мне будет не лишнее. В возмещение убытков.
— Каких еще убытков? У тебя что, полег кто в драке?
— Упаси Господь. Мои люди не из тех, кто дает себя резать.
— Других, стало быть, режут? Шучу, шучу. Хотя — какие шутки? — Глаза официала недоверчиво сузились. — Это что же, твои положили Фабиана сотоварищи, а сами — без потерь? Прямо императорская гвардия, а не торговая команда!
— Знаешь поговорку: «Груз — отец жалованья»? Я своим людям плачу с каждого рейса. Они как про жалованье вспомнят, так груз получше всякой гвардии защищают.
— Что же у тебя за груз такой ценный?
— Обычный. Все заявлял, когда прибыл в Скель.
— Читал, помню. Интересные дела творятся, а? — Официал обвел собравшихся взглядом. — Я Фабиана знал, он обычно работал по наводке, и если он вон так, сломя голову в дело кинулся, значит, самолично его зацепило… что-то тут не просто. А ведь ты, друг любезный, хоть и не голодранец, и не в корыте плаваешь, купец не самый богатый. Что ты здесь такое взял?
— Ничего я не взял! С язычниками нынче проще договориться, чем с Купеческой гильдией!
— Ну, это как сказать… — Голос официала стал жестким. — Посторонние есть на борту?
— Нет, только свои.
— Тогда совсем странно… Что ж, прости, капитан Брекинг, но мы твой корабль обыщем. На предмет выяснения обстоятельств.
— Ваше право. — Сторверк пожал плечами. — Посторонитесь, парни. Лига нас трясти будет!
Несколько матросов засмеялись, но послышался и недовольный ропот: «Мы вместо них воров-бандитов бьем, а они нас за это еще и шмонают». Родри с Датаном не проронили ни слова.
Лейтенант с подчиненными поднялись на борт, за ними — Сторверк. Оливер подивился его хладнокровию. Ведь в число «своих» он включил не только их с Селией, но и Вальтария в трюме… А это весьма опасно — официал может свериться с корабельной росписью, и, если учитывать, что главное назначение Лиги — борьба с незаконной работорговлей, Сторверку грозит суровое обвинение, и, что самое обидное, ложное.
Капитан, поднимаясь по трапу, оглянулся и сделал знак следовать за ним. Поскольку его можно было понимать широко, за Сторверком на борт поднялись не только Родри с Датоном, но Оливер, Селия и часть команды.
Обыск уже шел — привычно и сноровисто. Поскольку быстро обнаружилось, что наверху нет ничего, что могло бы привлечь внимание Лиги, лейтенант пожелал спуститься в трюм. Что было ему позволено, и Сторверк даже приказал Родри сопровождать солдат. Что у него на уме? — думал Оливер, стараясь не выказать волнения. Однако он не мог осуждать капитана. Сторверк — хозяин на корабле, и ему виднее, что предпринять… и разве им с Селией не приходилось бывать в подобных же переделках? Несколько солдат Лиги осталось на палубе, и Оливер не мог переговорить со Сторверком незаметно.
Озабоченный официал вновь показался наверху, походил, заглядывая в лица матросов, но, видимо, ни одно из них, в том числе лицо стоявшей тут же Селии, не показалось ему достойным внимания, и он вернулся к лестнице в трюм. Оттуда высунулся Родри со списком товаров.
— Вот, сверяйся, — что глазами видел, то и заявляли. Партия кож, воск, еще с Фораннана, остальное в Нессе продали…
— Ну, вижу, вижу. Ради кожи с воском вы шеями своими рисковали?
— Нам не привыкать…
Официал взял список из рук поднявшегося по лестнице Родри, мрачно уставился в него, затем нагнулся над люком:
— Что там? Нашли что-нибудь?
— Нашли, — гулко сообщили ему. — Вот он… сидел в закуте.
Пара солдат выволокла на палубу Вальтария, щурившегося от света и гремевшего кандалами.
— Ага! — Официал возрадовался хоть какому-то правонарушению. — Все-таки поймал я тебя, Брекинг! Такой всегда был праведник, а сам людей похищаешь, в рабство продаешь… За это виселица светит, и никто не посмотрит, что ты дворянских кровей!
Родри подобрался, придвигаясь ближе к капитану. Оливер с удивлением заметил, что его собственная рука лежит на рукояти меча. Поднял глаза и увидел, что путь к трапу, на случай, если морские стражи кликнут подкрепление, перекрыт Селией и Датаном.
Если сейчас что-то заварится, то дело будет хуже, чем с разбойниками. Гораздо хуже.
Потому что светло.
Но Сторверку все было нипочем.
— Я, почтеннейший, не настолько богат, чтобы еще и рабов кормить за свой счет. Это матрос, посажен в железа за лень и непотребное поведение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});