— Все будет хорошо… — шептала она, гладя трясущиеся плечи Лины. — Все хорошо. Ты дома! Здесь тебя больше никто не тронет! Все пройдет… пройдет… Ну тихо, тихо… — вновь и вновь повторяла Юля, не зная чем ещё помочь сестре. Вспомнив о родителях Лины, что вот-вот придут, она подумала и о другом. Да, конечно, лучше бы они узнали правду, возможно, помощь матери сейчас для Лины просто необходима. Но было одно существенное «но» в этой ситуации: деньги, что дал Жигунов на операцию и лечение тёти Марины. И предсказать реакцию родителей, когда они узнают всю правду, она не могла. Их и без того сильно смущают те деньги, что они приняли. Поэтому скрытность сестры сейчас будет как никогда кстати. Чувствуя, что Лина успокаивается, Юля пробормотала. — И с синяками мы что-то придумаем… Обязательно придумаем! А пока, может, пойдем, умоемся? — Лина покачала головой и все ещё прерывающимся голосом сказала.
— Я лучше ванну приму…
— Ага, только дверь не закрывай. — на всякий случай, сказала Юля. Заметив возмущение в глазах сестры, придумала объяснение. — Я тебе принесу полотенце и пижаму.
Отдав обещанные вещи Лине, которая как раз устраивалась в наполняемой ванне, Юля с трудом удержала маты при себе, когда увидела её во всей красе. Прикрыв глаза, чтобы не видеть синяков, она поспешно вышла из ванной. Злость просто кипела в ней. И это называется Дима не причинит ей вред? — вопрошала Юля сама себя, разбирая вещи сестры, брошенные в коридоре. Она обдумывала различные варианты мести и понимала, что все они неосуществимы.
Все планы спутывали деньги, что Жигунов отдал ей. Возможно, и не стоило принимать их, но тогда это оказалось оптимальным решением. По многим причинам.
Во-первых, Юля в отличие от сестры знала истинное положение финансовых дел Павловых. Родители до последнего скрывали от младшей дочери истинное положение дел. Юля сама случайно обо всем узнала, когда раньше времени приехала из института. Главная проблема состояла в том, что кредит, что хотел взять отец Лины, банк не одобрил. И все потому что около года назад он взял кредит на машину. Они как раз обсуждали вопрос продажи машины, когда Юля ненароком выдала себя (после чего её не отпустили, пока не взяли слово, что она никому не скажет об услышанном). Проблема была в том, что они не были уверены, что этих денег хватит для «продвижения» очереди на трасплантацию.
Во-вторых, Юля была гораздо прогматичнее сестры, и, честно говоря, если бы такой мужчина, как Жигунов (богатый, влиятельный, да и к тому же настолько привлекательный) заинтересовался ею… Хмм, она не стала бы сомневаться или заморачиваться вопросом свободы личности, а просто сама бы поехала с Димой, да даже бы побежала вперед машины. Правда, это она, а Лина совсем другая. И возможно, именно её инаковость привлекла внимание Жигунова.
Ну и к тому же… как бы ужасно это не звучало, но Лина в любом случае оказалась бы в его постели. Прими Юля деньги или не прими, участь сестры была предрешена. И сама Юля не считала её такой уж ужасной.
Но несмотря на все рассуждения, глядя на деньги, что выложил Григорий на столе, Юля никак не могла решиться их принять.
— Ну и чего ты мнешься? — беспардонно уточнил он, глядя на неё насмешливо. — Считаешь, что продаешь сестру? Это не так. Лина в любом случае будет спать с ним. Считай, что Дима покупает свою совесть. Чтобы ты не подумала, но заставлять девушку спать с ним, для него внове. — Юля невесело усмехнулась и уточнила.
— А откуда деньги? Или вы всегда столько с собой таскаете?… — показывая на перевязанные пачки банкнот, спросила Юля.
— Нет, конечно. Жигунов просто хотел купить себе выходные в её обществе. Но по ходу разговора понял, что она не согласиться. Хотя попытку предложить он сделал, и ты была этому свидетелем. — Григорий хмыкнул и уставился на неё в ожидании реакции. А Юля все равно не могла решиться. Закрыв полупустой чемодан, Гриша двинулся к двери, но на полпути все же обернулся и протянул визитку. — Если будут проблемы с очередью на трасплантацию, обращайтесь, поможем. И не вешай нос, Жигунов не причинит Лине вреда. Это я тебе обещаю.
Как показали дальнейшие события, Жигунов, действительно, не был способен причинить боль Лине. И как оказалось, смутная догадка Юли, что тот втрескается по уши в сестру, стала явью. Поэтому даже после побега Лины симпатии Юли не изменились. Да, она знала, что Жигунов нарушил обещание, но, черт возьми, одного взгляда на мужчину, хватило чтобы осознать причины его поступка. Но несмотря ни на что, Юля не выдала сестру.
Когда же люди Жигунова «ненавязчиво» попросили её поехать на встречу с шефом, Юля даже представить не могла чем это закончиться. Гриша просто описал придуманные Жигуновым альтернативы её похищения, чего Юли хватило чтобы без сопротивления сесть в машину. Скажем так, самым безобидным было увольнение Михаила Алексеевича с работы, по инициативе администрации завода.
И как бы Юля не старалась переубедить Дмитрия, он даже слушать её не хотел. Скорее всего, потому что реально не верил, что такого принуждения Лина ни за что ему не простит. Он не обращал внимание на её речи, и когда у неё зазвонил телефон просто отобрал его у Юли. После разговора с Линой, он все же дал позвонить ей родителям и тети с дядей, чтобы предупредить, что она не будет ночевать дома. Так что о реальном положении дел никто из их родственников не знал.
Юля в который раз тяжело вздохнула и заглянула в ванную, чтобы убедиться что с сестрой все нормально. После чего, незамеченная, она прикрыла дверь и, отыскав визитку Гришы, набрала его номер.
— И это называется: Жигунов не причинит Лине вреда? — возмущенно спросила она, когда в трубке раздалось неуверенное «да».
Глава 24
Последующие дни для Лины слились в одно размытое серое пятно. В то воскресенье родители вернулись, когда она ещё принимала ванну, поэтому процедура растянулась ещё на час. И только почувствовав себя в состоянии продержаться пару часов, Лина вышла из ванны. Благо легкая пижама, что принесла сестра, была с длинными рукавами. За ужином после осторожного вопроса матери насчет её парня, Лина с трудом выдавила из себя.
— Мы с Димой расстались. Навсегда. — заметив, что родители хотят продолжить расспросы, Лина решительно заявила. — Я не хочу о нем говорить. Не хочу! И не буду! Поэтому прошу… не надо о нем вообще упоминать.
Она отметила, что родители как-то странно переглянулись с Юлей, но не придала этому значению. И сразу после ужина Лина завалилась спать.
Снились ли ей кошмары эти дни? Наверное… В памяти остались лишь обрывочные картинки из сна. Первые дни она ещё опасалась, что Дима потребует назад свою игрушку, а потом… потом ею завладела апатия. Как будто колпаком накрыла, ей стало абсолютно все безразлично.