Его левая рука тряслась в мелкой дрожи, повторявшей ту, что удручала его голову. Новый феномен. Даруй мне время, даруй мне время!
Появился брат Джером и застыл на пороге его кельи.
— Отец? С вами все хорошо?
— Да, Джером, очень, — сказал он энергично. — Мальчики утихомирились?
— Как ягнята, отец. Именно то, что следовало сделать.
— А девочки?
— Послушны. Мальчики им рассказали.
— Сестра Тереза… Может Камилла справиться на кухне?
— Да, отец.
— Сначала вернись к Игнатию, Джером. Доставь снадобья, но когда вы с Игнатием вернетесь к водопаду, настанет время позаботиться, чтобы с ним произошел несчастный случай. Потом ты сможешь отправить Терезу к…
— Я понял, отец. Все будет по вашему желанию.
Несмотря на малое число провожающих, похороны Лидии были печальнее похорон ее матери. Элизабет, Джейн, Китти, Фиц, Ангус, Чарли и Оуэн собрались в старинной норманской церкви в границах поместья, а затем у могилы. Против обыкновения Джейн не обливалась слезами, она была слишком разгневана коварством мисс Мирабель Мэплторп.
За поимку этой леди была объявлена награда в пятьсот фунтов. К несчастью, никто с художественным талантом никогда ее не видел, а потому на объявлениях в городах, деревнях и на почтовых станциях ее портрета не было.
Приближалась середина июня, и исчезновение Мэри продолжалось уже шесть недель. Хотя никто вслух пессимизма не выражал, втайне все чувствовали, насколько маловероятно, что она еще жива. И потому в этот солнечный безмятежный день, когда Лидия упокоилась на пемберлийском кладбище, мысли всех занимала та, кто скорее всего должна была стать тут следующей.
Самая младшая и все-таки первая умершая, думала Элизабет, тяжело опираясь на руку Фица. Когда похоронный обряд завершили, Чарли было попытался взять ее под руку, но сразу ретировался, когда его отец не отпустил ее, а повел к дому. Трения между его родителями крайне угнетали его, но он всегда так пылко был на стороне матери, что отказывался увидеть в отце что-либо хорошее. Теперь он замечал в папаше совсем иные эмоции, бесспорно, более мягкие и добрые, чем на протяжении прошлого года, когда мама начала давать ему сдачи. Хотя, благодарение Богу, она оставила свою манеру отпускать по его адресу, как она полагала, безобидные шуточки — до того она была убеждена, что ему требуется беззаботный юмор, которого он лишен, и что она сумеет привить его ему. Тогда как Чарли знал, что этому никогда не произойти. Папаша был горд, высокомерен и ужасно тонкокож. Неужели папаша и мама правда думают, будто он и его сестры не знали, что их родители то и дело сцепляются, как пара кошек.
Не заполучив свою мать, он взял под руку Китти, а Джейн предоставил Ангусу, который не знал обычно слезливой Джейн. Убийство! В уме не укладывалось, что такое жалкое создание, как Лидия, могла быть убита!
Замаячила тень. Нед Скиннер, как обычно самотушующийся и все же всегда тут на случай, если он понадобится папаше. Что-то в этой близости смущало Чарли, но что именно, он не понимал. Словно бы они знали друг друга всегда, чего быт никак не могло. Папаше было лет двенадцать, когда Нед родился. Чарли знал чуть больше о происхождении Неда, чем кто-либо еще, исключая папашу: что его мать была арапкой, шлюхой в борделе где-то там, и что отцом Неда был предводитель шайки преступников, местом сборищ которым служил этот самый бордель. Все эти факты он нашел в бумагах деда, но ничего больше: кто-то вырвал кучу листов из дневников дедушки. Когда он пожаловался на это папаше, папаша сказал, что дедушка сделал это сам в припадке старческого безумия перед самой смертью. Ничего из этого не объясняло, почему папаша и Нед — друзья не разлей вода, хотя характеру Дарси из Пемберли никак не соответствовала тесная дружба с таким человеком, как Нед Скиннер. Папаша был жестоковыйным — никто из знающих его не стал бы это отрицать. Так почему Нед?
Лидию Чарли никогда не знал и горевать о ней не мог, но глубоко понимал горе своей матери. И тети Джейн. Тетя Китти, женщина в сравнении куда более пустая, словно бы считала, что у этой смерти есть своя светлая сторона: ведь теперь она сможет провести лето в Пемберли. Люди, с которыми она общалась, в этом году не значились в пригласительном списке папаши, поскольку он ожидал нечто великое от палат общин и лордов.
— Я в восторге, что Китти здесь, — сказала Элизабет сыну и Джейн. — Она придаст Джорджи чуточку столичного лоска, который ей так требуется. Не совсем понимаю почему, но Джорджи ее любит.
— Она пава, мама! — засмеялся Чарли. — Джорджи нравятся те, кого не назовешь заурядными, а тетя Китти такая элегантная!
— Надеюсь, она сумеет убедить Джорджи не грызть ногти, — сказала Джейн. — Это губит ее руки, а они очень красивы.
— Ну, я отправляюсь искать пещеру, которую потерял Ангус, — сказал Чарли, послал им воздушный поцелуй и исчез.
— Я рада, что Лидию похоронили тут, — сказала Джейн. — Мы рядом с ней и сможем возлагать цветы на ее могилу.
— При жизни ей выпало мало цветов, бедняжке. Ты права, Джейн. Хорошо, что она похоронена здесь.
— Не жалей, если у нее не было того, за что она жалела нас, так как мы это имели, — сказала Джейн. — Лидия любила жизнь в армейских городках, она любила разнузданные вечеринки и общество мужчин — интимное общество мужчин. Она жалела нас за наше упорядоченное, респектабельное существование.
— Я способна помнить лишь то, как она любила Джорджа Уикхема.
— Да, но, вопреки ее утверждениям обратного, Лиззи, она отлично веселилась, пока он отсутствовал. — Лицо Джейн стало гневным. — Ни слова об ее убийцах, я полагаю?
— Нет. Ни единого намека.
Когда труп паренька лет пятнадцати был выловлен из реки Деруэнт, внимание он привлек только из-за исчезновения мисс Мэри Беннет, тесно связанной с Пемберли. Констебль графства был отправлен осмотреть распухшие жуткие останки, которые, по словам местного доктора, течением могло нести мили и мили, так как паренек был мертв по меньшей мере три дня. Доктор придерживался мнения, что он просто утонул — на теле он не обнаружил никаких признаков насильственной смерти, и лишь две странности: во-первых, лысинку вроде тонзуры на его макушке и, во-вторых, он был обрезан. В остальном паренек был вполне упитан, и на его теле не было никаких следов жестокого обращения, из чего следовало, что он не работал на фабрике или в литейной и не был солдатом. Так как труп был нагим и безымянным, констебль записал его так: «Юноша мужского пола. Еврей». Он отправил рапорт по начальству и распорядился похоронить тело в общей могиле для неимущих. Нет нужды тревожить освященную землю из-за нехристианина, как этот.