Читать интересную книгу Прыжок рыси - Олег Приходько

Будет ли этичным написать роман обо всей этой истории после Павла?..

«Трупоедство!» — отмахнулся он от этой затеи.

Утром пошел рейсовый. Минут через…надцать пути Игорь пригрелся на заднем сиденье и провалился в бездонный уют…

Челны.

С Камы тянуло сыростью, было промозгло, марево в глазах все не хотело растворяться, будто кто сыпанул в них песком. Сомнамбулой продвигаясь по невыспавшемуся городу, добрался до интерната по наводке сердобольной старушки; в какой-то момент возникло ощущение раздвоенности. Он увидел себя со стороны, будто все это не с ним, не в реальности — того и гляди наступит пробуждение, перенесет его за две тысячи верст обратно, и ничего от этой кошмарной бессонницы не останется.

Вновь появился Павел:

«А ты помнишь, старик… мы сидели ночью в редакции и пили чай. Я ушел. И ты, телок-несмышленыш, можешь сделать на моем уходе красивую честную карьеру».

«Трупоедство»…

Очень скоро отыскалась в тайнике души помеха, червоточинка: «Сенсация, будь она неладна! О чем ты думаешь, душеприказчик? Выходишь за рамки амплуа… Павел тогда сказал: «Мысль о результате — главный тормоз творческого процесса, старик. Всякий творческий процесс — не что иное, как противопоставление алгоритма хаосу».

— Здравствуйте. Я корреспондент газеты «Губернские ведомости» Игорь Васин из Приморска…

Толстая и добрая завуч по внеклассной работе выпуск шестилетней давности помнила. И Нелли помнила. Ничего из этого не вытекало, за исключением уверенности, что он не промахнулся и попал туда, куда надо.

Но вот второй шаг в системе заданного алгоритма оправдал поездку:

— Я же все рассказал вашему коллеге? — пожал плечами математик. — И адреса одиннадцати ее одноклассников отыскал — тех, что остались в Челнах…

Значит, Павел был здесь. Интуиция не подвела. Игорь шел по следу Павла, по заключительному отрезку его пути, за которым зияла черная пропасть.

— Коллега умер, Михаил Михайлович…

За словами сочувствия — адрес воспитательницы Нелли, ныне пенсионерки.

«Не теряй ни минуты», — значит, начинал с главного.

Целый час ушел на поиски дома, в котором проживала Роза Максимовна, она же — Рауза Максудовна; еще два, исполненных отчаяния и досады («Теперь на самолет не успеть!») — на ожидание: старая татарка-воспитательница выживала, перепродавая на рынке товары залетных южан, о чем поведали соседи Поведали дежурно, с небрежительностью и скептицизмом даже, так что просить их о помощи в скорейшем поиске он не рискнул.

«Творчество, Паша, есть процесс, которым управляет постоянная мысль о результате, — спорил с покойником Игорь, расхаживая по расхлябанному вешнему двору. Часы пришлось снять с руки и бросить за пазуху, после чего время пошло быстрее. — Не противопоставление алгоритма хаосу, а их синтез!..»

«Я закину ключи и псов прогоню с крыльца…»

Если бы не постоянная мысль о сенсации! Павла уже не вернешь…

Роза Максимовна вернулась в одиннадцатом часу с двумя тяжелыми сумками. Она оказалась не такой уж старой, но явно забитой — измученной школой, пенсионной долей, соседями, судьбой. Дикий цейтнот, внутренние часы подстегивали, все слова учтивости пришлось опустить.

— Был у меня такой странный человек Павел.

— Его убили при невыясненных обстоятельствах…

Легенда, экспромтом сочиненная для Булатовой, сработала.

— … и вот мы теперь решили пойти по следам его неопубликованных материалов.

Она неподдельно всплакнула, накапала чего-то себе в стакан.

— Вы продрогли совсем, зубы стучат. Синий.

— Неважно!

— Курточка на рыбьем меху. У нас не Приморск. Я сварю чаю.

Чайная церемония длилась долго, но была как раз тем, что нужно: казалось, один глоток крепкого и горячего напитка способен поставить все с головы на ноги.

— О чем он спрашивал у вас?

— О Нельке Ветлугиной. Спрашивал, я говорила. Потом будто вспомнил о чем, альбома не досмотрел. Странный такой. Карточку оставил.

Визитка Павла была уже ни к чему.

— Роза Максимовна, вы не смогли бы повторить все то, что говорили Павлу?

Чайный цвет переливался тонкой пенящейся струйкой из чайничка в другой. Розовый цвет, многообещающий, хороший.

— А что она натворила, Вася?

— Васин. Игорь.

— Ой, ой, прошу прощения. Игорь?

— Кто натворил-то?

— Нелька?

— Почему? Ничего не натворила. Она интересовала Павла.

— Зачем?

— Я тоже хочу об этом узнать.

Он уже трижды пожалел, что обмолвился о его насильственной смерти. Это испугало, женщина что-то решала для себя, оттягивала разговор.

На салфетках опять появился чай, как ночь тому назад у Булатовой; и снова — кислая-прекислая, черная, как эта прошедшая ночь, пастила.

— Злая она была девочка, — начала со вздоха хозяйка. — Дикая, как рысь… Нет, вру. Неправда это. Не я сказала — обида во мне. Не дала себя приручить. Внутри у нее все болело, потом выболело. Пустая стала, прости, Аллах, — с печатью смерти в душе. Прямо скажу, не любили ее в интернате.

— За что?

— Не хотела, чтобы ее любили. Дома было плохо, потом предали, бросили. Мать поездом раздавило, отчим удрал. Пила Сонька и, говорят, разгульничала. Материнских прав хотели лишить. Ветлугин бить не бил, а дурак был. Совсем дурак.

— Нелли знала, что он ее удочерил?

— Дети — жестокий народ. Она все говорила, что отец ее великий писатель, во Франции живет. Вот окончит школу, и тогда он заберет ее к себе. И ей завидовали, и за это ее не любили. Из своей же зависти ее не любили. Кто-то деньги на нее перечислял — до шестнадцатилетия. Потом пустили слух, что мать ее снасильничали, оттуда, мол, Нелька и появилась на свет. Большой скандал в группе был, с дракой. Она мальчика, который это сказал, исцарапала зверски. До сих пор шрамы на лице. Ей бойкот объявили, она убежала. Два дня искали, в лесу нашли. Отыскали отчима во Франции, который ее сперва удочерил, потом бросил. Он ей по нашей просьбе и написал, что, мол, не родной. Это уже в десятом классе было. Мне ее жалко. Всегда жалко. Под конец учебы она смирилась, притихла, а все равно старалась быть одна.

— Что же, никто не поинтересовался, как сложилось у нее дальше?

— Я сказала уже: не было у нее друзей. А мы своими воспитанниками интересуемся, почему?.. Уехала она в 1989 году, сразу после школы, поступать в Ленинград. Много наших в Москву отправилось и в Казань. А она — в Ленинград, отдельно. Уехала и пропала. Запрашивали университет. Сказали, что поступила наша Ветлугина. У нас почти все, кто хочет, поступают: детдом, льготы. Учится, мол, на журналистку, на первом курсе. Через год парнишка один со спортивной командой в Ленинград ездил, я его просила узнать. Посылочку собрала. Оказалось, выскочила Нелька замуж за моряка. Самая первая, получается. Моряк тамошнюю мореходку кончал, уехали вдвоем по месту его службы.

— И все?

. — Знаете, Вася… Насильно мил не будешь. Мы на всех наших свадьбах гуляем, всех в армию провожаем. А от Нельки — ни строчки. Мы же, в конце концов, не виноваты?.. Пусть она будет счастлива. Аллах ей судья.

Обида брала в этой женщине верх. Обида и боль. То и дело слеза набегала на помутневший глаз, и чай в пиале остывал.

— Не обида это, — вдруг сказала она. — Все дети трудные, легких не бывает. И все обижают, раньше срока в гроб отправить норовят. Чем к ним лучше, тем они хуже. Раньше они такими не были — печаль их прибивала к земле. Теперь утверждаются — хватают, благодетелей топчут…

Игорь выпил чай.

— Можно?

— Конечно, извините…

Налил себе еще.

— Устала я. Сегодня с семи утра на рынке. Жить-то надо?.. Хотя и не знаю, зачем. Если бы государство ко мне так, как я к своим воспитанникам!.. Мне теперь перед ними стыдно. Позавчера один отличник у меня брюссельскую капусту купил. Импортную. Переплатил вдвойне — вроде как на бедность подал. Лучше бы он этого не делал.

— Роза Максимовна, вы Павлу показывали альбом?

— Да.

Она вышла в комнату в полинявших потертых коврах, призванных скрасить изъяны стен и полов.

«Я закину ключи и псов прогоню с крыльца…»

«Врет, — подумал Игорь. — Обстановка в интернате, поди, та еще. Под стать армейской дедовщине. За одиннадцать-то лет не приручить? Доброе слово и рыси приятно. Вышла замуж… Конечно — откуда же Грошевская иначе? Моряк… Поматросил и бросил. Или — она его? Гены отцов. Не в моряке ли причина интереса Павла?..»

— А как фамилия того моряка, за которого она вышла замуж?

— У меня есть, записано… вот… Грошевский Петр. И она теперь Грошевская. Да ведь не она вас интересует, а убитый друг, да, Вася?.. Ой!..

— Вы показывали Павлу альбом, — напомнил он, пропустив оговорку мимо ушей.