— Спасибо, — холодно поблагодарила она. — Я ненадолго. Меня ждут… Я обещала дочери показать дом, где жила с мамой.
— У меня тоже скоро совещание, и мне придется все время поглядывать на часы.
Оба пытались выдавить из себя что-то вроде улыбки. Абсолютно не понимая мыслей друг друга, они пытались поддерживать совершенно бессмысленный разговор.
Я всю жизнь мечтала о нем, мечтала об этой встрече, но, увы… — подумала Жади, глядя на Лукаса.
— Отец передает мне бразды правления компанией, это очень сложный для нас период…
Я для него лишь приключение в середине рабочего дня, — сделала вывод Жади.
— Скоро он полностью передаст компанию в мои руки, я ведь говорил тебе?
Экзотика, о которой можно рассказать друзьям, — мысленно заключила она, не слушая Лукаса.
Как мне хочется обнять и поцеловать ее… Как мы далеки друг от друга…. — подумал он.
— Что с тобой? — спросила Жади, когда вновь повисло напряженное молчание.
— Столько времени прошло… Я только сейчас осознал, сколько прошло времени… По-твоему, я очень изменился?
— Все очень изменилось, Лукас… Все…
— Я пытаюсь найти в тебе ту девочку, которой ты была тогда… Которая бежала с распущенными волосами по городу от дяди Али, чтобы встретиться со мной… Ту девочку, которая говорила, что я ее судьба, и что никто и ничто не может изменить предначертанное Аллахом… Которая танцевала для меня в развалинах… Где она? — в глазах Лукаса теплилась надежда, но во взгляде Жади было больше боли и разочарования, чем тепла.
— Она потерялась в пустыне, еще более огромной, чем Сахара, если считать по времени, — голос Жади стал мягче. — Потерялась вместе с теми глупостями, что говорила. Ты, наверное, со смехом вспоминаешь обо всем этом?
— Я?! — Лукас опустил голову и закусил губу.
— Мы были глупыми детьми. Ты говорил, что бросишь все: отца, компанию, что переедешь в Марокко, станешь мусульманином и будешь работать вместе с дядей Али. Помнишь? — в глазах Жади стояли слезы. На лице застыла вымученная и горькая улыбка. Лукас ответил ей такой же искаженной улыбкой. — Представляешь, ты в марокканской одежде идешь по городу, с дядей Али, чтобы купить верблюдов?.. Ты, наверное, со смеха умираешь, когда вспоминаешь об этом…
— Меня так мучила совесть… Я боялся, что мог навредить тебе.
— Да нет, Лукас… Я тоже выросла. В юности мы склонны все драматизировать, преувеличивать. Мы говорим: все или ничего, середины не признаем. Нам кажется, что если нам не позволяют выйти замуж за любимого, то жизнь кончена.
— Да…
— Не беспокойся, я повзрослела. Теперь я по-другому смотрю на жизнь. Наверное, ты тоже смотришь на все иначе.
— Конечно, но я говорил о том, как в порыве чувств пришел к твоему дому и стал стучать в окно, помнишь? — Лукас явно нервничал и снова поправлял галстук.
— Разумеется, — все тем же холодным голосом ответила Жади.
— Меня очень мучила совесть при мысли о том, что я мог бы расстроить твой брак, и тебе бы пришлось расплачиваться за это наказанием плетьми, о которых говорил дядя Али.
— Вот сумасшедший… — Жади опустила глаза и улыбнулась.
— А все из-за моей инфантильности, из-за мальчишеской дури, из-за ошибки юности, как ты говоришь.
— Хорошо, что мы не причинили друг другу вреда… Остались лишь забавные воспоминания… Приключение, о котором мы вспоминаем со смехом…
Лухас отвернулся, чтобы не выдать себя.
Они стояли не очень близко, их разделяли два-три метра. Но они были куда дальше друг от друга, потому что их разъединяли бесстрастные фразы, воспоминания об обидах, неуверенность друг в друге. И только взгляды и слезы всё еще напоминали о том, что они близки, что изменилось все, и не изменилось ничего… И любовь еще не угасла…
Лухас предложил Жади сесть и отошел в сторону. Опять повисла мучительная пауза. Оба едва сдерживали слезы. Лукас сел на другой край дивана.
— Как ты живешь, ты счастлив? — прервала Жади тягостное молчание.
Лукас посмотрел вверх.
— Можно сказать, что я реализовал себя…
— Судя по этому дому, я догадываюсь, что у тебя бурная жизнь, полная приключений, — тон Жади стал осуждающим.
— Да, как ты утверждаешь, у меня не осталось юношеских иллюзий.
— Когда-то ты сказал, что не в силах представить себе жизнь без настоящего чувства, что хочешь любить одну женщину, только одну, помнишь? Что ты не понимаешь мужчин, которые женятся, а потом начинают изменять…
— В то время я верил в любовь. Она для меня была всем: это была цель, к которой я шел, мечты подростка. Подростки верят в настоящую любовь и считают, что она существует, а потом они учатся переживать обычную любовь, — Лукас смущался все больше и теребил от волнения нос.
Конечно, он не ожидал от Жади столь холодных вопросов, но и сам не мог преодолеть барьер, который был между ними.
Оба вдруг отвернулись друг от друга. — А ты счастлива?
— Очень, я научилась любить Саида. И сейчас я думаю, что мой народ относится к любви с большей мудростью. Как говорил дядя Али, у нас любовь рождается от совместного проживания, а у вас она умирает от совместного проживания, по щеке Жади потекла слеза…
— Вероятно…
Как она красива, — восхищенно подумал Лукас.
— Саид — лучший муж, которого могла бы встретить женщина.
— Я рад, что у тебя все хорошо… Ты будешь встречать Рождество у нас дома.
Нужно казаться безразличной, — подумала Жади и покачала головой.
— Нет… Наверное, к вам приедет мой деверь. Саид вынужден задержаться в Сан-Пауло по делам.
— Так он сейчас там? Жади кивнула.
— А я… Я хочу провести эту ночь одна, в том доме, где жила моя мама. Хочу снова вспомнить все, что было в моей жизни. Иногда я мечтаю вернуться в прошлое, чтобы прожить другую жизнь, — призналась она. — Это как перечесть страницу книги, чтобы лучше понять содержание и читать дальше, вот так…
Я по-другому представлял нашу встречу, — грустно подумал Лукас. Я чувствую себя мальчишкой, который ждет ее…
Жади вздохнула.
— Я воспользовалась этой поездкой, чтобы увидеть тебя…
Она изменилась или я изменился? — спросил себя Лукас.
— У тебя есть дочь?
— Да, Мел, — он улыбнулся.
— А мою зовут Кадижа, — Жади тоже искренне улыбнулась, вспомнив дочку.
Лукас потерялся окончательно. Что же ему делать, о чем спрашивать дальше?..
— Хочешь воды? — от безвыходности спросил он.
Жади кивнула.
Что я здесь делаю? — спросила она себя.
— Я сейчас принесу, — Лукас вышел. Жади кинула взгляд на журнальный столик, там стоял полный стакан воды, из которого она так и не отпила.