И вдруг все случилось. И его движения подсказали ей, что он тоже это почувствовал. Руки снова скользнули ей под спину, он опустился на нее всем своим весом, а ритм движений изменился, сделавшись более настойчивым. И когда Анджелина поняла, что больше не выдержит ни секунды, в ней что-то взорвалось, и в этот же миг Эдвард глубоко внутри замер, издав какой-то горловой звук. Она ощутила внутри жаркий поток, а он обмяк, опустившись на нее, и она тоже обмякла, и на какое-то неопределенное время мир исчез и просто лениво парил где-то над ее сознанием. Она слышала, как колышутся занавески и поют птицы.
Даже бесконечность когда-то кончается.
Они занимались любовью. И то, что тебя любят, так же прекрасно, как когда любишь сама. И конечно же, это не может завершиться.
Может быть, бесконечность и кончается, но любовь никогда.
Глава 21
Эдвард лежал на спине, прикрыв рукой глаза, согнув одну ногу в колене и упираясь ступней в матрац. Он слушал, как успокоительно поют птицы и полощется на окне занавеска. Прохладный воздух овевал его обнаженное тело, но не настолько прохладный, чтобы хотелось накрыться одеялом. Рука Анджелины была в его руке, они соприкасались теплыми плечами.
Он расслабился. Целиком и полностью — и телом, и сознанием. Раньше ему казалось, что, когда вернется способность мыслить рационально, он будет чувствовать себя виноватым. То, что он сделал, было достойно осуждения во всех смыслах слова. Но почему-то он чувствовал себя расслабленным. И счастливым.
Ничто и никогда в жизни не казалось ему настолько правильным.
Он мог бы заснуть, но предпочел оставаться на грани бодрствования, наслаждаясь восхитительным ощущением правильности и счастья. Анджелина спала — он слышал ее еле уловимое ровное дыхание. Когда он высвободился из ее объятий, она что-то сонно пробормотала, подвинулась к нему, но тут же вздохнула и снова заснула. Ее спутавшиеся ароматные волосы упали ему на плечо.
Анджелина Дадли. Кто бы мог подумать?
На внутренней стороне ее бедра он увидел розоватое пятно засохшей крови, но ничего особенно страшного. Позже он смоет его водой из таза, если она не впадет в страшное смущение от того, что он делает это. Внезапно ему пришло в голову, что маленькие интимности брака, не только сексуальные, будут приносить ему огромное удовольствие. Ему пришло в голову, что брак принесет ему огромное наслаждение.
Почему он думал прямо противоположное неделю назад? Да всего несколько дней назад? Даже стремясь к браку с Юнис, он не думал о нем как об удовольствии. Но сейчас ему не хотелось думать про Юнис. Он очень надеялся, что ее не разочарует объявление о его помолвке с Анджелиной. И еще надеялся, что она не влюбилась в Уиндроу. Наверняка нет. Она для этого слишком рассудительна.
Тут Анджелина прерывисто вздохнула и медленно выдохнула — долго и удовлетворенно. Он повернул голову и улыбнулся, понадеявшись, что ее не замучает чувство вины, когда она окончательно проснется. В конце концов, она теряет куда больше, чем он.
Хотя он потеряет жизнь, если Трешем обо всем узнает. Улыбка при этой мысли никуда не исчезла.
Анджелина просыпалась не постепенно, разве только можно считать постепенным медленные вдохи и выдохи. Когда Эдвард повернул голову, она уже высвободила свою руку, встала рядом с ним на колени, нависла над ним, упершись одной рукой в кровать, а другой в его грудь, и засияла глазами. Спутанные волосы окутывали ее голову, как облаком.
— И теперь, — заявила она, — я твоя любовница.
Словно это величайшее достижение, к которому должны стремиться все хорошо воспитанные юные леди.
Боже правый! Всю его удовлетворенную расслабленность выдуло в окно.
— Черт побери, нет! — отрезал Эдвард.
Она что, все неправильно поняла? Да не может такого быть. Он же сразу сказал про свадьбу. И говорил, что сделает ей предложение.
— Ты будешь моей женой.
— Только после того, как ты хорошенько меня попросишь, а я отвечу «да», — сказала Анджелина. — В Холлингсе, завтра или послезавтра. А сегодня я твоя любовница. Твоя тайная любовница.
— Любовницам за услуги платят, — сказал он. — Мы поженимся, Анджелина. И не вздумай мне отказать. Клянусь, я…
— Когда мы встанем и пойдем обедать, — объявила она, упершись обеими руками в его грудь, ближе к плечам, и нависая над ним лицом с упавшими по обеим сторонам волосами, — ты мне заплатишь. Сколько там полагается? Впрочем, это не важно. Это всего лишь символическая плата. Заплатишь мне соверен, и все будет официально. Я — твоя тайная любовница. Звучит ужасно порочно. Просто восхитительно, признай!
Негодование испарилось. Эдвард рассмеялся.
— Эдвард, — негромко произнесла она.
— Энджи.
— А это будет еще один секрет, — добавила она. — Твое имя. Я буду называть тебя так, только когда мы останемся наедине, как сейчас.
— Мужчина и любовница? — уточнил он. — Хозяин и его любовница? И всякий раз это будет стоить мне соверен? Дорогое удовольствие.
— Ты можешь себе это позволить, — отмахнулась она. — Ты можешь позволить себе меня. Придется, правда? Потому что без меня ты не обретешь счастья. Моя цена — один соверен за первые восемьдесят лет. Дальше можем поторговаться.
— В таком случае, — отозвался он, — я проявлю великодушие и заплачу тебе гинею.
— Я всегда стану называть тебя Хейворд, если мы не будем наедине, как сейчас, и никто ничего не узнает. Я буду твоей тайной любовницей всю нашу оставшуюся жизнь, и никто даже и не догадается! Мои братья будут по-прежнему считать тебя старым высохшим пеньком, жалеть меня и удивляться, как я выношу такой скучный брак.
— Это они меня так называют? — спросил Эдвард, взял Анджелину за локти и опустил вниз, так, чтобы они соприкасались грудью, а ее лицо оказалось всего в паре дюймов от его.
— Вот именно, — заулыбалась она. — Они же представления не имеют и никогда не узнают.
Ее глаза светились смехом и любовью. Улыбка Эдварда погасла.
— Анджелина, — произнес он, — видишь ли, именно такой я и есть. Я не позволяю себе ни необузданности, ни сумасбродства, ни пьянства, ни кутежей, ни азартных игр, ни безрассудства — за исключением сегодняшнего дня, когда я нарушил практически каждое возможное правило. Я никогда не изменюсь. Я просто самый обычный человек — правильный человек, скучный человек. В твоей жизни будет очень мало волнений, если… когда ты выйдешь за меня замуж. Боюсь, про «если» говорить уже не приходится. И не нужно меня приукрашивать. Это лишь принесет тебе больше разочарования, когда ты поймешь всю правду.