Читать интересную книгу Русь и Орда Книга 1 - Михаил Каратеев

*Под именем Кидырь, или Хизыр, на мусульманской Востоке известен святой Георгий Победоносец, высоко чтим у магометан, таким образом это имя соответствует христианскому Георгию.

** Сыновья и потомки царя Кучума, перейдя на русскую службу, получили титул царевичей Сибирских, а со времен Петра Первого – князьями Сибирскими. Этот род угас только в конце прошлого века.

Глава 42

«Султан правосудный Мубарек-ходжа, да продлит Аллах царствование его.»

Надпись на белоордынских монетах чеканки 1329—1339 гг.

Город Чингиз-Тура в описываемую пору весьма мало походил на столицу столь крупного монарха, каким был хан Мубарек. Стоя на судоходной реке и являясь центром обмена и приобретения всего, в чем нуждалось редкое и непритязательное население этого края, – он имел лишь торговое значение, да и то чисто местного характера.

Соответственно этому, кроме глинобитного караван-сарая, рыночной площади, неказистой мечети с покосившимся минаретом да нескольких постоялых дворов, город состоял из двух сотен невзрачных, приземистых домишек, обмазанных глиной. На узких и кривых улицах в сухое время года лежал мощный слой пыли, в ветреные дни вздымаемой кверху и обволакивающей город плотным серо-желтым облаком, а в дождливую пору превращавшейся в вязкую, почти непроходимую грязь. В дополнение к этому летом в воздухе висел густой смрад от гниющих повсюду отбросов, так что даже не очень избалованные жизнью купцы, привозившие в Чингиз-Туру свои товары, предпочитали ночи проводить не в караван-сарае, а на своих судах, стоявших на реке у причалов.

Единственный во всем городе просторный каменный дом, не блиставший, впрочем, ни богатством отделки, ни архитектурными достоинствами, принадлежал татарскому нойону, который владел окрестными землями и олицетворял высшую власть края. Однако сам нойон, вместе со своими воинами и рабама, жил в войлочных юртах за городом, – в доме же проживали, в ожидании благоприятного поворота судьбы, те из его жен и наложниц, которых нойон в данное время не находил нужным держать при своей особе.

Прибыв сюда, хан Мубарек, уверенный в том, что его пребывание в этих местах не будет долгим, не счел нужным перестраивать город и придать ему облик, достойный названии столицы. Он ограничился лишь тем, что приказал углубить и расширить ров, окружавший Чингиз-Туру, и повысить вал, да как истый ревнитель ислама вместо старой убогой мечети велел выстроить новую.

*Нойон – князь монгольского происхождении, но не чингисид.

**Князья тюркского происхождения назывались эмирами и беками.

Сам Мубарек жить в городе, конечно, не стал. В теплое время года он находился при своей орде, кочевавшей в степях, к югу от его временной столицы, а зимою жил в обширном помещении полушатре-полудворце, поставленном для него верстах в трех от городского вала, на просторной поляне, с трех сторон окруженной лесом.

Позади и по бокам этого своеобразного дворца стояло десятка два больших шатров, в которых помещались жены, родственники и высшие сановники Мубарека. В соответствия с суровостью здешней зимы эти войлочные шатры-юрты снаружи, до высоты человеческого роста, были обстроены каменными стенами, а сверху утеплены двойными меховыми полостями. По всей опушке поляны, окружая ставку Мубарека почти замкнутым кольцом, тянулась цепочка походных кибиток и юрт, в которых размещались две избранные тысячи ханской охраны.

Сюда– то в последних числах сентября 1339 года и прибыл Василий в сопровождении своего югорского конвоя. Мубарек-ходжа принял его почти сразу и без всяких унизительных формальностей, обязательных в Золотой Орде. Белоордынские ханы гордились своим происхождением от Джучи и Ичана, которые были гуманными людьми, не видевшими никакой пользы в напрасном унижении человеческого достоинства. Подражание им стало в Ак-Орде обычаем, которого придерживался и Мубарек.

Войдя, вместе с Никитой и югорским старшиной, в центральное помещение дворца, сплошь затянутое коврами и убранное не только с роскошью, но даже с некоторым вкусом, – Василий увидел перед собой хана Мубарека в красном бухарском халате и тюбетейке, сидящего на небольшом, почти квадратном диване, возле бронзового мангала, наполненного жаром. Это был крупный, жилистый мужчина лет за пятьдесят. В его продолговатом, смуглом лице, с тонким прямым Косом и начавшей седеть черной бородкой, не было почти ничего монгольского, и если бы не слегка раскосые глаза, его можно было бы принять за араба.

Приложив руку ко лбу и сердцу, Василии низко склонился перед ханом. Мубарек в ответ еле заметно кивнул головой.

– Мне доложили, что ты называешь себя послом главного русского князя и говоришь, что тебя в пути пограбили булгары, – промолвил он, острым взглядом окинув Василия. – Правда ли это? И если правда, сказывай, с чем ты прислан.

– Не гневайся, великий хан, – снова кланяясь, ответил Василий, – только во всем этом нет ни слова истины. На нас, на сонных, напали эти югры, и, спасая жизнь нашу, вынужден я был солгать. – И Василий в коротких словах рассказал хану, что с ними произошло в лесу.

– Кто же ты на самом деле и куда направлялся? – помолчав, спросил Мубарек.

– Я князь земли Карачевской и путь держал сюда, великий хан, просить у тебя приюта и убежища от врагов моих, незаконно посягнувших на мое княжение и изгнавших меня из отчей земли.

– Кто же эти твои враги?

– О мелких говорить не буду, великий хан, ибо сами по себе они ничто. А главный мой ворог тот же, что и твой: золотоордынский хан Узбек.

Теперь Мубарек смотрел на Василия более благосклонно. Почтительность и вместе с тем достоинство, с которыми держался русский князь, а также его прямые, смелые ответы ему поправились. Не имея никаких дел и сношений с Русью о Карачевской земле он никогда не слышал, но, глядя на Василия, подумал: «Это, должно быть, важный князь и хороший военачальник, которого Узбек считает опасным. Иначе зачем бы он его трогал?» И, милостиво указав гостю на стопку подушек, он оказал:

– Садись, князь, и расскажи мне все.

Василий сел и, опуская незначительные подробности, поведал Мубареку свою историю. Хан слушал внимательно, не задавая вопросов. Узнав, что Василий был великим князем (большой и великий по-татарски звучит одинаково) я имел в своем подчинении нескольких удельных князей, – он окончательно убедился в справедливости своего предположения. Мысль о том, что в предстоящей борьбе с Узбеком Василии может оказаться для него цепной находкой, помогла ему принять быстрое и твердое решение.

– Ты правильно поступил, приехав ко мне, князь, – сказал он, – Здесь с твоей головы не упадет ни один волос. А Узбеку, да поразит его Аллах своим справедливым гневом, уже недолго осталось ждать возмездия. Будь моим гостем. Я велю дать тебе табун лошадей и выделю улус, где ты пожелаешь.

– Да продлит Аллах твоя дни, за ласку твою я за милость, великий хан, – ответил Василий. – Только не коней, ни земли мне не надобно. Дозволь лишь пожить здесь, доколе мне потребуется. И если пойдешь ты в поход на нашего общего ворога Узбека, рад буду послужить тебе.

– Добро. Сегодня же велю поставить тебе шатер, возле моего.

– Благодарствую, великий хан! Ныне не могу я почтить тебя, как ты того достоин, но прими пока хоть это, – сказал Василий, беря из рук Никиты небольшой ларец и доставая оттуда массивный золотой кубок, покрытый тончайшей резьбой и украшенный четырьмя крупными рубинами. – Не золотом и не лалами ценен этот кубок, а тем, что пили из него на пирах многие румейские императоры, доколе один из них не подарил его моему прадеду.

– Спасибо, князь, – сказал Мубарек, бережно принимая драгоценный подарок. – Отныне будут пить из пего ак-ордынские великие ханы. Ты сегодня это сам увидишь, когда придешь ко мне на вечернюю трапезу. А это кто с тобой? Твой слуга? – спросил он, указывая па Никиту.

– Более того, – ответил Василий, – это один из знатных людей моего государства и мой воевода. Он мне скорее брат нежели слуга.

– Такой воевода и один целое войско побить может, – промолвил хан, одобрительно оглядывая богатырскую фигуру Никиты, который в этот миг склонился в почтительном поклоне. – Пускай и он с тобою приходит.

И с этими словами Мубарек-ходжа милостивый кивком отпустил своих неожиданных гостей.

*Лал – древнерусское название рубина)

Глава 43

Татары более повинуются своим начальникам, чем какие-либо иные люди, живущие на, земле, более всех уважают их и не лгут перед ними. Споры между ними бывают редко, ссор, драк в человекоубийства никогда, даже в состоянии опьянения. Также нет среди них разбойников и больших воров, а потому жилища и повозки, где они хранят свои ценности, не запираются. Один татарин достаточно уважает другого, все они дружим между собою, а когда мало пищи, охотно ею делятся. Они выносливы и, даже голодая, не обнаруживают недовольства, а поют и играют, будто бы хороша поели. Взаимной зависти у них, кажется, нет, никто не презирает другого, но помогает и поддерживает как может. Но в то же время с посторонними они горды и несдержанны, алчны и скупы, большие мастера что-нибудь выпросить, а убийство чужого человека у них считается пустяком. Грязны в еде и в ином. Женщины у них целомудренны, однако некоторые в шутку произносят слова довольно бесстыдные.