Они живы?
– Нет, – грустно покачал я головой. – Наши все мертвы, но погибли смертью храбрых, уничтожив в неравном бою несколько взводов противника. Так что нам теперь никак нельзя осрамить память наших павших товарищей, и мы должны вырвать этим пидорам из «Готенланда» все их потроха. Ясно?
– Так точно!
Переползая по-пластунски, достигли линии прибоя, здесь уже дело пошло веселее, можно было перемещаться на карачках. Бойцы шепотом матерились и костерили британцев, придумавших такие тяжелые гранатометы. Бросать «Нлоу» я запретил, все-таки шесть противотанковых гранатометов, бьющих на восемьсот метров, – это грозное оружие, особенно если стрелять по неподвижной технике. От нычки, где запрятаны две легкие надувные лодки с водометными движками, до головы раздолбанной колонны «Готенланда» было как раз метров семьсот-восемьсот, то есть мы вполне успешно отстреляемся, а потом прыгнем в лодки и свалим отсюда. Поэтому тащите, товарищи бойцы, гранатометы и не пыхтите, в конце концов, я, хоть и командир, а точно так же тащу эту дуру за собой и почти не ворчу. Только Глазу повезло, ему вместо британского гранатомета, как всегда, досталась его дальнобойная крупнокалиберная винтовка ОСВ-96.
Достигнув тайника с лодками, я дал минуту на короткую передышку, а потом приказал Глазу вытаскивать лодки и заводить движки, а остальным вернуться метров на двадцать и занять стрелковые позиции.
Разобрали цели: четверым стрелкам я назначил стрелять по двум танкам, которые, перестав стрелять на противоположный берег Сиваша, так и остались стоять на своих позициях, а себе и Сюткину определил целью ближайшие машины в колонне.
Сюткин стрелял по трехосному КрАЗу с кунгом, оборудованным выносной антенной, а я – по стоящей в голове колонны БМП-1, на которую в этот самый момент какой-то здоровяк в черном камуфляже цеплял российский триколор.
– Огонь! – рявкнул я, как только получил подтверждение от последнего стрелка о готовности.
Стрелять из гранатомета «Нлоу» можно не только стоя и с колена, но и при определенном положении тела, можно даже из положения лежа засадить ракетой, но мы не рисковали и все отстрелялись с колена.
Ракеты дружно ушли к цели, мы так же дружно отбросили вперед использованные трубы гранатометов и припустили к лодкам. Никто не оборачивался и не смотрел за спину, сейчас скорость бега дороже всех виденных картинок боя.
– Есть! Попали!! – выкрикнул Сюткин, который держал в вытянутой руке смартфон и снимал происходящее за спиной на фронтальную камеру телефона.
– А я попал? Попал? Танк, тот, что справа, подбили? – распереживался за результат своей стрельбы Бамут.
– Заткнулись! – рявкнул я.
– Все цели поражены! – шепотом выпалил Сюткин.
Хрясь! Я на бегу отвесил смачный подзатыльник говорливому помощнику.
С разбегу заскочили в лодки. Я, Бамут и Сюткин в ту, что поменьше, Жмыха, Глазков и остальные в ту, что побольше. Рванули вперед!
Наша лодка сразу же отстала от второй, ефрейтор Жмыха оборачивался несколько раз, но я махал ему рукой: мол, чешите, мы вас догоним!
Противник растормошился и принялся садить по нам из всех доступных видов оружия. Небольшие фонтаны поднимались сериями справа по борту, мы прижимались как можно ближе к берегу, благо водометный двигатель позволял это делать.
Сзади несколько раз саданула танковая пушка. Один снаряд разорвался на суше, взметнув сноп песка и дыма, второй разорвался в воде шикарной разлапистой «короной». Нас обдало солеными брызгами.
Сзади зачастил миномет. Мины разрывались то справа в воде, то слева на земле.
Визг летящей мины! Темнота…
Очнулся я оттого, что кто-то меня тряс за ворот бушлата.
– Товарищ командир, товарищ командир! – Бамут тряс меня и жарко выдыхал в лицо.
– Че тебе, боец? – едва шевеля разбитыми губами, поинтересовался я.
– Товарищ командир, как вы себя чувствуете?
– Плохо. Сюткин жив?
– Да, товарищ командир. Валерка жив и не ранен.
– А ты сам как?
– Нормально, у меня пара царапин. Мина позади бухнула, вы на себя основной удар приняли. Лодку перевернуло.
– Вторая лодка ушла?
– Скорее всего, да.
– Отлично. Со мной что?
– Правую ногу поломало, ступня в сторону смотрит. Валерка ее запеленал и аккуратно зафиксировал. Ну и голова у вас вся в крови была, но мы осмотрели, вроде только царапины, трещин нет. Больно?
– Терпимо.
– Товарищ командир, мы вас до запасной нычки минометчиков дотащили. Они тут мопед бросили, так что скоро к своим вас доставим.
– На позиции сколько наших бойцов? – поинтересовался я, меняя положение тела и устраиваясь поудобней.
– Никого нет. Нычка запасная. Помните, вы же сами велели обустроить пару таких позиций на случай, если придется по земле отступать. Тут АГС и ДШК стоят, к каждому по нескольку коробок боекомплекта, еще пара автоматов с десятком магазинов на каждый ствол. И все! Наши минометчики отсюда на машине укатили, а мопед оставили. Вот на нем мы сейчас и покатим к нашим. Вражеская колонна уже рядом, километра три до нее, может больше, надо спешить, товарищ командир.
– Как мы на мопеде втроем укатим? – спросил я. – Он же небольшой, там и вдвоем, в сбруе, фиг усядешься.
– Ничего! – отмахнулся Бамут. – Сюткин сядет за руль, а вас я к нему ремнями привяжу, так что вы не свалитесь, не переживайте. А потом Валерка поедет не слишком быстро, поэтому все будет нормально.
– А ты?
– А я останусь вас прикрывать. Позиция здесь хорошая, бетонный бруствер. К АГСу сотня выстрелов и столько же патронов к «крупняку», ну и автомат с двумя десятками магазинов. Так что повоюю! Вы не переживайте, все будет хорошо!
– Ну что, пришел в себя? – выпалил подбежавший Сюткин.
– Пришел, – отозвался Бамут.
– Товарищ кома… – начал Валерка.
– Стоп! – перебил я сержанта Пшенкина. – Вы меня сейчас подтащите к позиции, соорудите из одного автомата костыль и уберетесь отсюда. Ясно?
– Нет! – хором ответили солдаты. – Мы вас здесь не оставим, ранение у вас плевое, так что нет никакого смысла умирать, – добавил Сюткин.
В голосе Пшенкина было столько решимости и отваги, что я понял: парни скорее останутся рядом со мной, чем бросят меня одного.
– Товарищ командир, вы сейчас очень нужны своей роте, – заметил Сюткин. – Пусть даже раненый, но в силах отдавать приказы, вы вдохнете в бойцов уверенность в победе! – с жаром и пафосом заявил Пшенкин.
– Знаю, – ответил я. – Поэтому ты не скажешь остальным, что я остался здесь. Скажешь, что я ранен и у меня, к примеру, сломана челюсть, я не могу говорить, поэтому ты передаешь приказы от моего имени. И без возражений. Вы парни молодые, мне в сыновья годитесь. Так что вам нужно жить.
– Бамут, дай руку. – Я снял с запястья отцовские часы и протянул их дончанину. – Это тебе, подарок от меня. Отцовские часы. Носи,