Читать интересную книгу Русь нордическая - Валерий Дёмин

По мансийским представлениям, Мир-суснэ-хум может менять облик, превращаясь в гуся (одно из его тотемических имен — Лунт-отыр, то есть Гусь-богатырь. Основное же имя покровителя хантов и мансийцев переводится как Мир созерцающий человек (или — Смотрящий за миром). Общемировая корневая основа «мир» MR как нельзя лучше выражает сакральное значение обско-угорского солнечного божества, калькирующего солярные функции индоевропейского Солнцебога Митры. Данная архаичная лексема (и, по существу, знаковый символ), как уже отмечалось выше, ведет свое начало от название Вселенской горы Меру — космологического и этносоциального символа индоевропейских и других народов Земли. Корневая протооснова MR в свое время дала настоящую цепную реакцию взаимосвязанных между собой лексем и значений в различных языках мира. Как уже отмечалось, от нее образовано однозвучное русское слово «мир», означающее одновременно и Вселенную, и род людской, и согласие, и справедливость — «меру», и конец жизни — «[с] мерть» («мор»). От той же корневой основы в конечном счете образованы и такие русские слова, как «море», «марево», «меркнуть», «мерцать» и др.

По авторитетному мнению многих этнографов и культурологов, архетип Мировой горы в дальнейшем закрепился в архаичных обычаях многих народов мира ставить столб возле жилища или внутри огороженного двора. Крупнейший культуролог XX века Мирча Элиаде (1907–1986) приводит доказательство данного тезиса на примере традиций лапландцев, современных саамов (точнее — саами). Хорошо также известно, что в Древней Греции было повсеместно распространено установление возле жилищ деревянного столба. Старожилы глухих уголков Русского Севера также свидетельствуют, что у местных охотников, промышляющих вдали от посторонних глаз, и по сей день сохранился обычай ставить где-нибудь на лесной заминке деревянный столб — олицетворение тайных сил, способствующих удачной охоте.

Священная гора Меру — обитель всех верховных богов индоевропейцев. Среди них — Митра, один из Солнцебогов, чье имя созвучно с названием горы Меру и поминается с одинаковым вдохновением в двух священных арийских книгах — Ригведе и Авесте. Из верований древних ариев культ Митры переместился в религию Ирана, а оттуда был заимствован эллинистической и римской культурами. Миротворческая роль Митры заключалась в утверждении согласия между вечно враждующими людьми. Данный смысл впитало и имя Солнцебога, оно так и переводится с авестийского языка — «договор», «согласие». И именно в этом смысле слово «мир», несущее к тому же божественный отпечаток (мир — дар Бога), вторично попало в русский язык в качестве наследства былой нерасчлененной этнической, лингвистической и культурной общности пранарода.

Итак, у Мир-суснэ-хума — ханты-мансийского коррелята античного Митры — был брат Корс-Торум, также наделенный светозарными качествами. О них можно судить хотя бы по тому, что его собственного сына звали Сорни-пос, то есть Золотой (читай — Солнечный) луч. Эго вполне объяснимо, так как обско-угорское имя Коре вполне совпадает с древнеперсидскими и современными ираноязычными словами, означающими Солнце (новоперс. xuršet — «сияющее солнце»). К данному общемировому лексическому гнезду, связанному с понятием солярности, восходит и идентичное по вокализации имя древнерусского Солнцебога Хорса (писалось — Хърсь), и множество современных русских слов — «хорошо», «хор», «хоро-вол», «хоромы», «храм» и lр. Выше мы убедились, что точно также с древнеиранской лексической и смысловой константой связана и цепочка теонимов, обозначающая в разных азиатских культурах солнцебога Хормусту.

Единственно, в чем не правы В.Н. Топоров и другие исследователи, обратившие внимание на поразительное сходство финно-угорских и индоевропейских лексем и их смыслов, это пресловутое «заимствование»: упомянутые выше ханты-мансийские имена богов и их эпитеты свидетельствуют якобы о имевшем место заимствовании из иранской и индоарийской мифологии, более развитой, чем обско-угорская. Теория заимствования — самая непродуктивная из всех возможных объяснений данного пласта исторических явлений. Говорить можно и должно об общем культурно-лингвистическом источнике древних воззрений, связанном с древней Прародиной всех языков и народов мира.

Лишним подтверждением тому может служить и полная загадок история восточного серебра, обнаруженного в огромных количествах на севере Приуралья и Приобья. Речь идет о великолепной коллекции иранских (главным образом) ювелирных изделий эпохи Сасанидов (III–VII века н. э.), хранящейся и экспонируемой ныне в Государственном Эрмитаже (рис. 64). Как попали сюда эти старинные блюда и кувшины, бокалы и геммы с неповторимыми узорами и высокохудожественными изображениями мифологических персонажей и сцен из жизни персидских царей и вельмож? Нет, не из Ирана — древнего, средневекового или современного, а с берегов Камы, Вишеры, Колвы, Оби и прилегающих к ним территорий.

Рис. 64. Сасанидское серебряное блюдо из коллекции Эрмитажа. (Прорисовка)

В прошлом восточные сокровища находили на Русском Севере не просто в больших, а в огромных количествах. В XIV веке из-за них чуть не разразилась война между Новгородской Республикой и великим князем Московским Иваном Даниловичем Калитой. В Новгородской первой летописи младшего извода читаем: «В лето 6840 [1332 г.] <…> великый князь Ивань прииде из Орды и възверже гневъ на Новъград, прося у них серебра закамьское…» Конфликт был с трудом улажен (новгородцы откупились), но вопрос в другом: что же это за «серебро закамское», если этот драгоценный металл в Предуралье, Зауралье и на Урале вообще никогда не добывался? (В Воскресенской летописи написано несколько по-иному — «сребро Закаменьское», но это дела не меняет, ибо переносит местонахождение «серебра» в Югру, то есть в Северное Приобье, за Урал: Уральские горы в старину именовались Камнем, поэтому «Закаменьское» означает «Зауральское».) Следовательно, есть все основания полагать, что речь в русской летописи идет именно о сасанидском серебре; его оказалось столько, что в самую пору было начинать из-за него войну. И уж не сокровища ли персидских шахов и вельмож составили основу того баснословного богатства хитроумного Ивана Калиты, которое и прозвище ему дало, и позволило откупиться от ненасытных золотоордынских ханов?

В дальнейшем иранского серебра не стало на Русском Севере намного меньше. Оно-то и составило основу личной коллекции Строгановых, которая в конечном итоге незадолго до революции поступила в Эрмитаж. До этого будущие музейные экспонаты находились на частной вилле в Италии, и владельцы опасались, что разразившаяся Первая мировая война отрежет им путь в Россию. Но и строгановские сокровища — всего лишь малая толика того, что в разное время было обнаружено в приполярных областях. И коллекция Строгановых — когда-то некоронованных королей этих краев — отнюдь не была самой большой.

Сибирские и уральские древности собирали все кому не лень, ибо попадались они повсюду. Среди местных любителей старины особенно славилось собрание одного чердын-ского купца по фамилии Алин. Как истинный коллекционер, одержимый навязчивой идеей, смекалистый купчина скупал и выменивал восточное серебро, где только мог, не жалея никаких денег. Полюбоваться восточными сокровищами стекались обыватели со всей округи, тем более что это доставляло удовольствие тщеславному хозяину. Но в самом начале XX века случился в Чердыни пожар, и дом купца Алина сгорел вместе со всем добром. От баснословного богатства осталось одно пепелище. Сгорело все, кроме серебра, но, увы, оно расплавилось и превратилось в слитки металла. Сколько, как вы думаете, его оказалось по весу? 16 пудов! Сколько же шедевров подлинного искусства навсегда было утеряно для будущих поколений…

Каким же, однако, образом появилось на Русском Севере такое огромное количество сасанидского серебра, относящегося к династии персидских шахов, прекратившей свое существование еще в VII веке, почти за 300 лет до принятия христианства на Руси? Хороший вопрос — ничего не скажешь! Обычно на него отвечают не задумываясь и стереотипно: «Серебряные изделия привозили для обмена на меха, высоко ценившиеся на Востоке, — вот и скопилось его здесь, в Приуралье и Приобье, такое невероятное количество». Быть может, отчасти так и было. Но вот ведь в чем незадача: не сохранилось никаких данных о персидских караванах, груженых серебром, — ни речных, ни сухопутных, — которые бы устремлялись регулярно и на протяжении многих десятилетий (а то и веков) с Юга на Крайний Север. Не сохранилось на сей счет и никаких карт, маршрутных или географических описаний.

Более того, когда арабы низложили династию Сасанидов и включили Иран в Багдадский халифат, они стали активно использовать и давно освоенные персидскими купцами торговые пути. Собственно, и персам, принявшим ислам и ставшим подданными халифа, дорога на Север отнюдь не стала закрыта. Торговые караваны мусульман по-прежнему следовали по проторенным северным путям, доходили до столицы Великой Булгарии на Волге, но территории на Севере оставались для них сплошной Страной Мрака, или просто Мраками— из-за царящей в тех краях полярной ночи. Соответственно, и Ледовитый океан именовался Морем Мрака.