Пьер поднял глаза, увидел Тони и подошел к ней.
— А вот и вы. Нравится?
— Не очень.
— А что вы скажете о живописи?
Тони не заметила картин. Теперь она посмотрела на огромные белые полотна, висящие по стенам. Нечто похожее на белые резиновые шланги было искусно прикреплено к полотнам в виде гигантских узоров. Тони пожала плечами.
— Ничего. Это ваши?
— Моей подруги. Хотите познакомиться?
— Это та, вся проколотая, с которой вы беседовали?
Пьер улыбнулся.
— У вас тоже проколоты уши, — заметил он.
— Но не язык же.
— Ну, и она не проколола соски. Однако не остановилась перед тем, чтобы проколоть себе язык… и влагалище.
— О Боже!
— Мы все себя чем-то ограничиваем. — Пьер взял Тони за руку и повел к выходу. — Мне кажется, женщины вольны поступать со своим телом как им заблагорассудится. Но лично я не могу сказать, что мне нравится видеть какие-либо увечья. — Он снова улыбнулся. — Даже проколотые уши.
— Но это же совсем другое дело! — воскликнула Тони.
— Разве?
Они вышли наружу.
— Ладно, я вижу, что вас не интересует это искусство. Тогда мы можем перекусить что-нибудь.
Тони с благодарностью позволила проводить себя на улицу. Пьер постоянно останавливался, чтобы перекинуться словом с какими-то людьми, часто на французском, которого Тони не знала. Казалось, он знал здесь всех.
Когда они наконец остались одни и пошли в западном направлении вдоль облупившихся заброшенных зданий на 11-й улице, Тони спросила:
— А куда мы идем?
— В мою мансарду.
— А я думала, что мы идем ужинать.
— Я могу приготовить, если мы проголодаемся.
Тони никогда не встречала подобных людей. Словно бы он делал только то, что хотел, совершенно не пытаясь произвести на нее впечатление.
— Вы боитесь? Я действительно очень хороший человек. — Пьер подмигнул ей карим глазом.
— Нет. Просто удивляюсь. Я имею в виду, что вы меня почти не знаете. Зачем же вы ведете меня к себе домой?
— Это лучший способ узнать вас, — непринужденно ответил он.
Его мансарда находилась на Бауэри. Это была огромная комната, часть которой занимала широкая низкая кровать. На обшарпанном деревянном кофейном столике стоял телевизор, вокруг три шатких деревянных стула с прямыми спинками. Остальное пространство занято гипсовыми и деревянными скульптурами. Тони выскользнула из своей шубы и бросила ее на гору коробок возле двери, а затем, сбитая с толку, стала бродить среди скульптур. Они были слишком странными, чтобы воплощать что-то реальное, но в них было что-то. Что-то неуловимо трогательное.
— Вы художник, — промолвила Тони.
— Не совсем. Я плотник. А это у меня хобби.
Пьер растянулся на кровати, наблюдая за Тони прищуренными глазами.
— Иди сюда, — сказал он, похлопав по кровати рядом с собой. — Я хочу обнять тебя.
Тони нерешительно подошла. Пьер обнял ее своей ручищей и устроился поудобнее. Тони закрыла глаза.
Пьер рассеянно поглаживал ее волосы. Они долго лежали молча. Тони наполнил безмятежный покой. Она чувствовала себя как дома. В мансарде было тихо. Казалось, что ссора каких-то пьяных на улице происходит очень далеко отсюда. Она слышала едва различимое тиканье часов. Включился холодильник.
— О чем ты думаешь? — спросила наконец Тони.
Глаза его были закрыты, но он улыбнулся.
— На выставке на одной из картин был изображен корабль. Я думаю о нем. У меня есть мечта, Тони. Как только накоплю достаточно денег, куплю парусник и поплыву по Карибскому морю. Это будет недорого. Я смогу покрыть расходы, сдав его в аренду, а сам буду капитаном. В этом городе тошно. Вот об этом я и думаю.
— О!
— Я приехал сюда заработать. Я тебе говорил, что приехал с Гаити? Это самая прекрасная страна в мире. Но жить там страшно. Я видел такое, от чего у тебя бы похолодела кровь. У меня холодела. — Он замолчал.
— О Пьер!
— Я приехал в Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь. Однако это самый мерзкий город. Нужны деньги, и я обзавелся хорошими друзьями. Но здесь тошно. Как может такое богатство уживаться с такой нищетой? Неужели у вас сердце не разрывается, когда вы проходите мимо людей, спящих на улице? Неужели людям не ясно, сколько полезного можно было бы сделать на те деньги, которые тратятся на одно посещение ресторана? Я думал, что Америка более цивилизованная страна.
Тони не знала, что и сказать. Она-то была одним из этих богачей.
Он по-прежнему гладил ее волосы.
— А ты? — спросил он.
— А что я?
— Почему ты такая печальная?
— Я не печальная.
— Забавно, — произнес Пьер немного погодя. — Ты воплощаешь в себе все, что я не люблю в этом городе. Ты богата, шикарна, наверное, еще и бессердечна. Но что-то в тебе есть такое, отчего меня тянет к тебе. Так же, как тянет к Нью-Йорку.
Тони не знала, чувствовать ей себя обиженной или польщенной.
Пьер передвинулся так, чтобы смотреть на Тони сверху, и стал сонно разглядывать ее.
— И что мне нравится в тебе?
— Не знаю.
— Мне кажется, я знаю. Где-то там внутри есть Тони, которая стремится вырваться наружу. Моя встреча с ней предрешена. Наверное, дело в этом. Я никогда не могу не ответить на вызов. Нью-Йорк — это тоже вызов.
Своим загрубелым от работы пальцем Пьер провел по бровям Тони, а затем по щеке к губам. Тони закрыла глаза. Она почувствовала, как его палец прикоснулся к ее горлу, прошелся по изгибу ключицы.
— Посмотри на меня, — прошептал Пьер.
Тони открыла глаза.
Губы Пьера прильнули к ее губам. Он раздвинул языком ее зубы. Она осторожно дотронулась до его языка своим. Они смотрели друг на друга, пока Пьер нащупывал языком каждый ее зуб, небо, плоть под ее языком, кончик самого языка.
Дыхание Тони стало прерывистым.
Рука Пьера скользнула вверх по ее ноге. Она заметила радостное удивление в его глазах, когда он обнаружил, что на ней надеты не колготки, а чулки. Эрекция у него усилилась, он прижался к ее бедру. Она ощутила его руку на ягодицах, потом на животе, затем рука скользнула между ног, и Тони всю передернуло.
— Пьер… — выдохнула она.
— Тс-с…
Тони никогда не лежала так пассивно, когда занималась любовью. Однако Пьер так прижал ее, что она не могла даже шевельнуться. Да она и не хотела. Она чувствовала себя немножко пьяной, несмотря на то что выпить ей так и не довелось.
Пьер стянул ее хлопчатобумажный свитер, с улыбкой оставил атласный кружевной бюстгальтер на месте.
— Пьер… — снова произнесла Тони.
Он стал целовать ее кожу вокруг кружевной ткани.
— М-м?
Однако Тони больше ничего не сказала. Она так страстно желала его, что было больно. Ей хотелось сказать, что она его любит, но это была чушь. Как можно полюбить кого-то в первое же свидание? Но она сходила с ума по нему. Тони хотелось отдать ему всю себя, а не только свое тело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});