Читать интересную книгу Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики - Герберт Дирксен

Мне было ясно, что только личное объяснение в Берлине могло придать вес моему отчету. Возможно, даже в сотрудничестве в этом вопросе с Вольтатом. И потому я обратился с просьбой об отпуске, который и был предоставлен мне с большой готовностью, поскольку Риббентроп в любом случае вновь намеревался удалить меня с моего поста. Я попрощался с лордом Галифаксом. В ходе долгой беседы мы обсудили отношения между нашими двумя странами. Министр иностранных дел выразил свое разочарование развитием событий. После Мюнхена мы чувствовали уверенность, что мир был гарантирован на полвека, опираясь на следующие основания: Германия стала бы господствующей державой на континенте с приоритетными экономическими правами в Юго-Восточной Европе, в то время как Британия занялась бы заботой о своей Империи и безопасности морских коммуникаций, связывавших ее с Дальним Востоком. Вступление немцев в Прагу разрушило эти надежды. Галифакс подтвердил факт, что парламент и общественность были равно готовы как к войне, так и к компромиссу с Германией.

Я прибыл в Берлин, кажется, 13 августа. Днем раньше Чиано (министр иностранных дел Италии в 1936-1943 гг., казнен за участие в заговоре против Муссолини. - Прим. перев.) встречался с Риббентропом в Фухле, после чего вернулся в Италию. Гнетущая, унылая атмосфера господствовала в МИДе. Ходили слухи, что после встречи с Риббентропом твердая решимость Гитлера вновь проявила себя, и он решил воспользоваться первой же возможностью, чтобы начать войну с Польшей. Статс-секретарь фон Вайцзеккер не выразил явно своего отношения к происходящему, однако его глубокий пессимизм бросался в глаза. Я сразу спросил его о судьбе двух моих телеграмм, касающихся предложений сэра Горация Вильсона. Вайцзеккер пожал плечами и сделал движение рукой, словно смахивая что-то со стола. Значит, предложения, изученные мной с величайшим вниманием, хотя и не считались до конца внушающими доверия, были просто брошены в мусорную корзину Гитлером и Риббентропом. Более того, я узнал, что отчет Вольтата о его беседах в Лондоне был воспринят как подтверждение того, что Британия сознает свою ответственность за развитие событий. Мой отчет о встрече с сэром Горацием Вильсоном был воспринят как еще один признак британской слабости. Будь у меня еще какие-то сомнения относительно этого эксперимента, они бы исчезли, когда я столкнулся с подобным поведением Риббентропа по отношению ко мне. Я обратился в секретариат МИДа, попросив позвонить в Оберзальцбург, чтобы договориться о встрече с Риббентропом. Мне сообщили, что Риббентроп находится в своей летней резиденции в Фухле, близ Зальцбурга, и что о дальнейшем меня известят. Статс-секретарь поддержал мою просьбу о встрече с Гитлером, обратившись со специальным письмом к министру. Впоследствии он прочел мне выдержки из своего письма, в котором резюмировал краткое содержание моего отчета, особенно о позиции Великобритании в случае германо-польской войны.

Спустя несколько дней я посетил начальника генерального штаба генерала Гальдера и поделился с ним своими лондонскими впечатлениями, которые он полностью разделял. Гальдер подчеркнул настоятельную необходимость встречи и разговора с Гитлером. Я ответил, что уже предпринял необходимые шаги, но что фюрер больше года демонстрирует нежелание принять меня.

От министра обороны я отправился в итальянское посольство, где встретился со своим бывшим московским коллегой, а также другом, послом Аттолико. Он был почти готов вылететь в Рим, куда ему приказал явиться Муссолини. Аттолико был взволнован и возбужден и без каких-либо предисловий сказал, что ему нужно поговорить со мной как "другу с другом". Якобы во время встречи с Чиано были приняты решения, которые могли легко привести к войне с Польшей. Они основывались на ошибочном предположении, что Британия не вмешается. Я выразил сомнения в точности подобного утверждения, поскольку британское участие в случае такого конфликта непременно следовало бы принять в расчет. Аттолико настойчиво убеждал меня сделать все, чтобы повлиять на убеждения, царившие наверху. Я ответил, что именно это я и пытаюсь сделать.

В течение нескольких дней никакого ответа от министра иностранных дел на мою просьбу так и не поступило. Было ясно, что Риббентроп не желает говорить со мной и что ему в голову не приходит, что тем самым он наносит мне личное оскорбление. В любом случае это не удивило бы меня. Но я не думал, что он настолько лишен интеллигентности, чтобы отказаться принять меня для официального прощального визита, даже если он не желает, чтобы ему рассказали о том, как реально обстоят дела.

С согласия статс-секретаря я отправился в Гродиц-берг, где намерен был ожидать дальнейшего развития событий. Перед отъездом я навестил Крибеля, руководителя личного департамента МИДа, и сообщил ему, что в сложившихся обстоятельствах у меня нет желания продолжать работать во внешнеполитической службе и потому я прошу его об отставке. Спустя несколько месяцев моя просьба была удовлетворена.

Сознавая бремя своей ответственности, но не видя возможностей для личного отчета, я решил после прибытия в Гродицберг представить министру в кратком expose мою точку зрения на позицию, которую займет Британия в случае войны с Польшей. Зная, что Риббентроп воспользуется любым недостатком в моем expose, чтобы дискредитировать мою точку зрения, я очень тщательно продумал его форму. Мне пришлось остерегаться сделать неточный прогноз относительно степени вероятности вступления Британии в войну. Но очевидно, что я должен был дать примерный прогноз, как будет действовать Британия с учетом ее договорных обязательств.

Снова и снова спрашивал я себя, были ли Гитлер и Риббентроп действительно уверены в том, что Британия, вопреки обязательствам, которые она взяла на себя, не придет на помощь Польше в случае германского нападения? Не могло быть сомнений, что они получали предостережения из самых разнообразных источников относительно предполагаемого участия Британии в войне. Ввиду фанатичного упрямства Гитлера и его полного игнорирования зарубежных стран как таковых, подобный самообман вполне мог иметь место. Но только не в случае с Риббентропом, поскольку он-то имел опыт работы за рубежом и, по его собственным словам, даже указывал на растущую британскую готовность к войне. Он должен был бы знать, что Британия не позволит себя одурачить в том, что касается ее собственного положения и престижа в мире. Но его поведение, когда британская декларация о войне стала достоянием гласности, подтверждает, что и он не ожидал этого. Как доверительно сообщал очевидец (переводчик Шмидт, если не ошибаюсь), Риббентроп, узнав об объявлении войны Великобританией, вышел из Кабинета Гитлера совершенно опустошенный и спросил почти растерянно: "Что же теперь делать?" Объяснение этому можно найти в книге Эриха Кордта "Иллюзия или реальность", в которой он пишет, что Риббентроп запретил всем высказывать мнение, что Британия вступит в войну. Любой, утверждающий подобное, считался находившимся на службе у английских спецслужб или действовавшим под их влиянием. Возможно, Риббентроп обманывал себя, пребывая в уверенности, что ничего не случится такого, что могло бы затронуть их с Гитлером агрессивные планы. После заключения Пакта Гитлера - Сталина эта уверенность, без сомнения, еще более укрепилась. Но вне зависимости от того, действительно ли они с Гитлером не верили в то, что Британия будет придерживаться своих обязательств, или же только делали вид, что не верят в это, одно несомненно: они несут ответственность за преступное отсутствие здравого смысла в своей политике.

Заключительные замечания

Для меня было совершенно очевидно, что читать главу о моей миссии в Лондоне не очень-то приятно для читателя. Хотя в ней говорится о трагической и роковой эпохе, свидетелем которой я стал, находясь при этом в центре событий и на ответственном посту. Этот отчет представляет собой описание множества отдельных инцидентов, последовавших один за другим, но без связующего их лейтмотива. Отсутствие сотрудничества между центральной берлинской властью и посольством в Лондоне; тщетные усилия британского правительства склонить Гитлера к политике умеренности; соответствующие усилия с моей стороны убедить своих руководителей в необходимости прийти к взаимопониманию с Великобританией; предупреждение за предупреждением о том, что возобновление агрессии приведет к войне; попытки отвлечь Гитлера и Риббентропа от их ошибочного мнения, что Великобритания была слишком слабой и колеблющейся, чтобы сражаться; мое осознание того факта, что на мои советы не обращали никакого внимания и что я был использован в Лондоне как ширма, за которой Гитлер и его помощники скрывали свои агрессивные намерения, - все это действовало на меня самым угнетающим образом.