возьмет на себя приятную обязанность вести беседу от начала до конца, благодаря чему мы могли не сомневаться, что ни единая подробность их достославной жизни не останется забытой.
Так, нам еще не успели принести закуски, а я уже узнал, что Ричард записался в добровольную пожарную команду, поскольку у него появилось больше времени, после того как он выгодно продал свой компьютерный салон, а Джессика, наоборот, ничего в компьютерах не понимает, что ее родители рано умерли один за другим, когда она была еще молодой, что Кристал Тауншип, штат Мичиган, где они живут, основали братья-лесорубы Джон и Хамфри Смит в 1853 году, а первого почтмейстера звали Альфред А. Проктор, что в настоящее время городок насчитывает две тысячи восемьсот двадцать четыре жителя, из которых девяносто восемь процентов — белые, и что Джессика ничего не имеет в виду, сообщая мне об этом, просто решила на всякий случай упомянуть.
Вот принесли первую закуску. Прозрачный суп из бычьих хвостов. Я завороженно наблюдал за тем, как Мемфис размышляет, куда бы деть жвачку, которую она вынула пальцами изо рта. Сначала хотела завернуть в салфетку, но потом передумала, так как салфетка была не бумажная, а настоящая льняная. В итоге приклеила жвачку снизу к столешнице. Девочка заметила, что я это видел, и посмотрела на меня взглядом, полным иронии, как будто застала меня за чем-то нехорошим, хотя на самом деле все было наоборот.
Джессика рассказала, что Мемфис им не родной ребенок и что они ее удочерили, потому что она сама всегда обожала детей, но была бесплодна. После хламидийной инфекции ее фаллопиевы трубы утратили проходимость. Я кивнул понимающе. В этот момент в разговор неожиданно вступил Ричард, заметив, что для него было большим облегчением, когда жена наконец-то пошла к врачу и оказалось, что у них нет детей не по его вине, хотя до этого она много лет пилила его за его бесплодие. Затем нить разговора снова перехватила Джессика, заявив, что он и без того во многом виноват и у него нет оснований полагать, будто ему не в чем раскаиваться.
Когда принесли горячую закуску — ризотто с шампанским и пармезаном — и в речах Джессики возникла первая пауза, вызванная тем, что она не могла понять, с чем смешан рис, и принялась пробовать блюдо, с подозрением отправляя в рот маленькие-маленькие порции, я воспользовался случаем и спросил у Мемфис, как ей нравится Европа.
— Европа великолепна! — воскликнула Джессика. — Но мы ведь ее хорошо знаем. Мы уже побывали и в Париже. И в Италии, разумеется: в Венеции, Риме, Флоренции, Чинкве-Терре, и в аутлете «Серравалле». Я там купила себе это чудесное платье, а Мемфис — туфли, в которые она сейчас обута. В Европе еще сохранилось чувство стиля.
— Какие изысканные туфли, — сказал я, — а платье вас удивительно стройнит.
Мемфис рассмеялась.
— Единственное, что нас в Италии разочаровало, — это еда, — сообщила Джессика. — Вообще-то мы в восторге от итальянской кухни, но вот найти, например, хорошие спагетти с фрикадельками оказалось очень трудно. В большинстве ресторанов их просто нет. На мой взгляд, это огорчительное неуважение к собственной культуре.
— И еще пицца, — добавил Ричард.
— Пиццу делают гораздо меньшего размера, чем у нас. Ты это имел в виду, да, Ричард? Но это же логично, правда, Ричард? В Европе вообще все меньше, чем у нас: дороги, дома и даже люди. Я вот тут порой гляжу и головой качаю, до чего тощие и жалкие в Европе женщины, как будто они недоедают.
Я увидел, что в ресторан вошла французская поэтесса Альбана. Я с ней поздоровался, но она не ответила. Села за свой обычный столик и взглянула неодобрительно на меня с моей компанией.
— У нас в Америке другие жизненные стандарты, — заявила Джессика, — но в этом как раз и состоит одно из преимуществ путешествий, говорю я всегда: в очередной раз можно убедиться, насколько привилегированное положение мы занимаем.
Пока нам подавали главное блюдо — стейк Паганини, — я спросил, какое впечатление на них произвела в Европе история, которую здесь можно увидеть невооруженным глазом. Сказал, что ведь, например, во всей Америке, за исключением Восточного побережья, едва ли удастся найти хоть одно здание более старое, чем гранд-отель «Европа», где они сейчас остановились.
— Для нас это потрясающий опыт, — ответила Джессика. — Когда ты имеешь возможность совершить путешествие во времени и почувствовать, как люди жили раньше, то приходится мириться с некоторыми неудобствами.
— Мы привыкли к большим пространствам, — пояснил Ричард.
— Раньше даже сами люди были мельче, — продолжала Джессика. — Это видно уже по произведениям искусства того времени. Например, когда мы были в Уффици во Флоренции, мы пошли посмотреть «Мону Лизу».
— Это было в Париже, — уточнил Ричард.
— Ты уверен? — спросила Джессика. — Может быть, прежде, чем меня перебивать, ты вспомнишь, что случаи, когда ты прав, на самом деле крайне редки? Так вот, оказалось, что «Мона Лиза» — совсем маленькая картиночка. Но разумеется, ее надо воспринимать с учетом того времени. А можно я задам вам один вопрос насчет Европы? Когда мы здесь, нам всякий раз бросается в глаза разнообразие языков. Стоит отъехать на расстояние даже меньшее, чем у нас от одного штата до другого, как люди уже разговаривают на совершенно новом языке. Ведь это так неудобно, не правда ли? Ведь Европа из-за этого никогда не сможет стать единой? Как же вы живете? Неужели вы говорите на всех этих языках?
— Я говорю на нескольких из них, — ответил я. — Вы правы, разнообразие языков иногда создает небольшие практические сложности, затрудняющие объединение континента. Но эти сложности можно разрешить. У данного вопроса есть и положительный аспект: разнообразие языков есть проявление культурного многообразия, которое я сам, как и многие другие, считаю величайшим богатством Европы, хотя это культурное разнообразие подвергается опасности вследствие американизации и туризма.
— Не могу себе представить, — заявила Джессика, — как человек может разговаривать больше чем на одном языке. У меня начинается приступ шизофрении от одной только мысли об этом.
Джессика сама рассмеялась над своей шуткой.
Принесли десерт. Джессика запротестовала. Объяснила, что хотя у ее мужа и нет диабета, но все равно лучше не давать ему сладкое, и что она сама боится располнеть, так что ешьте вы двое. Официантка не поняла ее слов. Я тоже не понял, но смог их перевести. Официантка дала нам с Мемфис по