– Вот, понимаете ли, наши мастера пера пишут обо всех, даже о доярках. А последняя приличная книжка о чекистах и милиционерах вышла в 1968 году. Все, что печаталось потом, не заслуживает внимания. Так, чтиво. А мне бы хотелось, чтобы появился роман, настоящий, увлекательный, чтобы читатель забыл про все свои дела, чтобы все ждали продолжения, где был бы настоящий герой. Ну, вот, например, есть Базаров у Тургенева, – милицейский чин проявил чудеса осведомленности, – появилось явление – базаровщина. Вы меня понимаете?
Костин понимал. Он и сам бы хотел написать такой роман.
– Давайте попробуем, – Вадим произнес это машинально.
– Давайте, вы мне симпатичны, – на удивление быстро согласился чин.
Вадим Петрович, будучи человеком кокетливым, в ответ на похвалы своему творчеству всегда цитировал Ивлина Во. Последний утверждал, что написать «роман может каждый, если дать ему шесть недель времени, ручку, бумагу и убрать телефон и жену». Поскольку жены у Костина не было, телефон он и так всегда отключал, когда работал, то уже через месяц был написан первый роман под названием «Стрела правосудия». Готовую рукопись Костин отпечатал, переплел в хорошую кожаную обложку и отдал читать милицейскому чину.
– Вот, – сказал тот, взяв в руки увесистую папку, – основательного, добросовестного человека видно сразу. И уважение он умеет выказать. Гораздо приятнее читать такую рукопись, чем рассыпающиеся листы.
Через три дня поздно вечером в квартире Костина раздался телефонный звонок:
– Вадим, я прочел! Это потрясающе, это роман века! Точно вам говорю. Ну, может, мелочи чуть-чуть подправим. У вас там герой есть, уж больно вы его таким «орлом» вывели! Как-то немного не скромно.
– Напротив, я даже приуменьшил его роль в раскрытии этого дела, – ответил Костин, а сам про себя усмехнулся. Прототипом обсуждаемого героя был сам милицейский чин. Вадим специально выбрал в архиве дело, в котором участвовал его новый знакомый.
Книга имела такой успех, что Костину пришлось срочно дописывать вторую часть с теми же героями. Издательство, с которым он сотрудничал, не слушало никаких отговорок.
Через несколько лет Вадим Костин стал известен на всю страну, еще через пару лет он стал лауреатом Государственной премии, лауреатом премии МВД и других менее значительных премий и наград. Теперь Вадим Петрович уже не сходил с проторенной тропы – тема разрабатывалась им основательно, с привлечением архивных материалов, закрытых дел, государственных документов прошлых лет, к которым он получил доступ благодаря милицейскому чину. Гонорары потекли сначала ручейком, потом речкой, потом – полноводным потоком. Как, собственно, и задумывалось, Костин переехал из своего тихого района в центр, купил машину и старую дачу на Николиной Горе. Жизнь, наполненная приятными событиями, увлекла его, не оставляя ни времени, ни сил, ни желания для воспоминаний.
Легенды о романах с прекрасными дамами перестали циркулировать, как только Вадим Петрович сделал предложение Галине Ильиной, дочке высокопоставленного чекиста.
В девяностые годы прилавки Елисеевского магазина были пусты. Даже пирамиды консервов, которые в последние годы украшали мраморные столы за спинами продавщиц, куда-то исчезли. Народ же заходил в магазин скорее по привычке. Видимо, всем казалось, что уж в этом храме торговли обязательно что-то будет, несмотря ни на какую разруху. Однако разочарованные люди уныло бродили вдоль прилавков, задирали голову, рассматривая знаменитую люстру, вздыхали и выходили опять на улицу. Квартира Костина находилась неподалеку, в большом сером доме напротив ресторана «Арагви». В этом самом доме жил знаменитый классик, который, выходя на свой балкон, громко, перекрывая шум улицы, кричал швейцару ресторана: «Накрывайте, сейчас буду». В Елисеевский Вадим Петрович всегда входил с черного входа – это, по его меткому замечанию, было «продуктивнее». Вот и сейчас он неторопливо вышагивал с полным пакетом снеди. Правда, этот набор несколько отличался от прежних. Не было икры, крабов, семги. Но зато были другие, не менее важные продукты – масло, мясо, колбаса, сыр.
– Вадим Петрович! Вадим Петрович! – его окликнули уже на перекрестке. Голос принадлежал Воробьеву, соседу с третьего этажа. Воробьева в доме не любили. Писателем он не был, и вообще с трудом можно было отнести его профессию к творческой. Он был «пожизненным завхозом». Большинство соседей дружбу с ним не водили, ограничиваясь сухими «Здравствуйте» и «До свидания». И только Костин поддерживал с ним отношения, заходил в гости, поздравлял с праздниками его невзрачную жену и маленькую раздражительную тещу. Костин совершенно случайно узнал, что единственный сын Воробьева погиб в Афганистане. Воробьев не воспользовался связями, сын, пройдя краткосрочную подготовку в лагере где-то около Кушки, был направлен в действующую армию и погиб там со своим взводом. Портрет сына в доме стоял на самом видном месте, и по всему было видно, что эта семья от утраты никогда не излечится. Время в этом доме словно остановилось. Костин как мог скрашивал жизнь этих людей, еще раз убеждаясь, что никакие деньги и благополучие не спасают от потерь.
– Вадим Петрович! – Воробьев наконец нагнал Костина. – Заходите сегодня вечером. Просто так, на пироги. Мои женщины с утра тесто месят.
– С удовольствием, – Костин улыбнулся, – я без ваших пирогов и недели не могу прожить. Нигде таких не ел.
Воробьев просиял. Было видно, похвала ему приятна, а еще Костин вдруг понял, что для Воробьевых он объект, на который они, такие теперь одинокие, могут перенести нерастраченные любовь и заботу.
– Михаил Александрович, а можно попросить, чтобы немного пирожков с яблочным вареньем сделали.
Костин специально попросил с вареньем. Во-первых, это не вводило в расход семью – яблоки росли у них на даче, и варенье исправно варилось каждый год. Во-вторых, его просьба сейчас наполнит особым смыслом хлопоты этих двух несчастных женщин.
– Конечно, конечно, только я тогда пойду вперед, чтобы их предупредить, а то ведь все капустой начинят.
Костин приостановился и повернул опять в Елисеевский: «Надо бы им мясо еще взять!»
Вечером, деликатно завернув мясо, сыр и масло, так чтобы это выглядело небольшим компактным пакетом, Костин постучался к Воробьевым. Открыла ему жена Воробьева.
– Добрый день, Елена Васильевна! Вашими пирогами по всему нашему дому пахнет, и все от зависти зеленеют.
– Ой, да что вы, пироги не удались, что-то я не так сделала, – произнесла обычную в таких случаях фразу хозяйка дома.
– У вас так не бывает, – галантно произнес Костин и добавил: – Елена Васильевна, я вот тут продукты покупал и решил, что вам, может, что-нибудь пригодится. Что вам в очередях стоять!