Мы катили себе на дрезине весь день на запад и к вечеру увидели вдалеке синеющие горы. Это был Малый Хинган.
Вечером наше путешествие на дрезине было завершено, поскольку дальше не было проложено даже рельсов, и мы собирались пересесть на автомобиль и ехать по неровной грунтовой дороге, повсюду построенной параллельно железнодорожной линии. Её построили раньше, чем была проложена сама Амурская ветка. Эту дорогу решили сохранить и в будущем, преимущественно из стратегических соображений, потому что, если во время войны какой-то участок железнодорожного пути будет разрушен или повреждён, русские войска и пушки смогут двигаться вперёд по грунтовой дороге. Кроме того, дорога пригодится и поселенцам, которые приезжают сюда и сходят на станциях по всей длине ветки.
В нашем распоряжении было два автомобиля. Один — хороший, сильный дорожный автомобиль для нас, другой — блиндированный бронёй для багажа. Последний обычно используют в этой небезопасной для путешественников местности для перевозки почты. Поскольку почта перевозит и заработную плату рабочих, то автомобиль сопровождает конвой из жандармов или солдат с заряженными ружьями. Шины у него литые, из каучука, а не дутые, которые могут проколоться. Однако и трясёт на этом автомобиле по здешним дорогам ужасно.
На автомобиле мы двигались вперёд тоже довольно быстро, высоко подпрыгивая на ухабах. Просто удивительно, как эти прыжки выдержали наши рессоры и шины! Зато лошадей мы изрядно напугали: они вместе с телегами шарахались в разные стороны и часто оказывались в канавах. Как они оттуда выбирались, я не знаю, так как мы мчались дальше без остановки. А некоторые лошади пускались галопом от ужаса посреди дороги впереди автомобиля. Через болота были настланы гати из брёвен, по которым мы ехали иногда километры. Под весом автомобиля они прыгали и плясали, как живые.
Через Малый Хинган
Наконец мы уже почти вплотную приблизились к западной границе равнины и оказались у подножия гор. Ландшафт изменился. Березняки почти исчезли, зато стали попадаться густые дубравы, через которые шла дорога, извиваясь между вековыми деревьями, вверх-вниз по холмам. Удивительно, как чисто было в этом девственном лесу в глубине Приамурья. Как будто мы вдруг оказались в ухоженном английском парке! Однако такая чистота наверняка объясняется постоянно проводимым коренным населением выжиганием травы для улучшения её роста и обеспечения пастбищами диких животных. А быть может, траву выжигают и китайцы — искатели оленьих рогов. От таких пожаров страдают и сами леса.
Мы всё поднимались выше и выше в горы, и среди дубов стали попадаться лиственницы, потом — в изобилии ели и даже кое-где сосны.
И вдруг мы сквозь зелёные еловые лапы увидели внизу блестящую извилистую ленту большой реки, а за ней вдалеке синели поросшие лесом горы. Как будто я оказался дома в Норвегии! Река называется Бира.
Мы проехали ещё лесом, а река всё поблёскивала внизу. И вот мы остановились у новенькой станции, названной по имени реки, где должны были переночевать.
Четверг, 9 октября.
Рано утром, ещё на рассвете, отправился я в лес. Свежо и ясно, на холмах иней. Как бы мне хотелось отправиться на охоту на зайца в здешние горы! Спустить бы собак и прислушиваться к их звонкому лаю! Ведь скоро открывается охотничий сезон… Уж здесь-то непременно должны водиться зайцы!
Какое же тут сказочное царство для охотника! Какие девственные леса, какое обилие животных — медведей, лосей, кабанов, оленей, которые пасутся на луговых равнинах. И ещё тут множество глухарей и тетеревов, не говоря уже об утках. Чего ещё может пожелать охотник? Здесь даже попадается тигр. Они тут крупные — никак не меньше бенгальских, судя по виденным мною шкурам. Но шерсть у них гуще и длиннее, а шкуры красивее.
Прошлой зимой несколько рабочих остались зимовать неподалёку в землянке. Ночью один из них услышал, как за дверью кто-то шевелится. Он вышел посмотреть, прихватив топор, увидел перед собой какого-то зверя — и хватил его топором по башке. Темно было — хоть глаз выколи, так что рабочий и не понял, кого стукнул по голове, а потому вернулся в землянку и рассказал товарищам, что случилось у них перед дверью и что он, кажется, убил какого-то дикого зверя. Утром вышли они на двор — а там лежит мёртвый годовалый тигр, при виде которого от страха расплакался даже сам убивший его.
А ещё некоторое время назад двое охотников отправились побродить по лесу, провели там целый день, а вечером увидели между деревьев двух тигров. Расстояние было невелико, даже и ружья у них с собой были, но стрелять они не рискнули и дали тиграм уйти. Но и домой охотники идти побоялись, потому что начало уже темнеть. Всю ночь провели они у костра, не сомкнув глаз от страха, — ведь звери могли рыскать вокруг во тьме. Ночь та была ужасна, и один из охотников с тех пор ни разу больше не ходил в лес.
Но я всё-таки хотел бы поохотиться тут именно на зайца, несмотря на обилие другого зверя и дичи. В этих горах могла бы получиться отличная травля зайца собаками. Мне вообще хотелось бы иметь тут побольше личного времени, пойти побродить по лесам, изучить жизнь коренных народов, пожить их жизнью и вместе с ними сходить на охоту. Они ведь прирождённые охотники и исходили все леса вдоль и поперёк.
Но мы должны были ехать всё время дальше, вперёд и вперёд, чтобы проинспектировать строительство железной дороги, извивающейся по болотам, горам и лесам и открывающей путь так называемой культуре, которая постепенно очистит этот край и от коренных жителей, и от девственных лесов, и от зверей.
Мы неслись дальше с устрашающей скоростью по подмёрзшей ухабистой дороге и за первые же сорок минут, несмотря на сделанные две остановки, промчались 26 километров.
Мы уже были на восточном склоне горного хребта, который был северным продолжением Малого Хингана. Через горы железная дорога идёт на запад на протяжении 150–200 километров, а затем на другой стороне вновь спускается на равнину. Горная страна состоит из двух хребтов, очень невысоких, а между ними располагается равнина. Восточный из этих хребтов весь порос лесом. Синие хребты и синие вершины одна за другой, а кругом тёмные леса. Очень похоже на Норвегию. Лес повсюду хвойный, но ели часто растут вперемешку с кедрами. Здесь, как и везде в Сибири, редко когда можно увидеть старый лес — всё больше молодняк, и вовсе не потому, что старые деревья вырублены. Чаще всего старый лес спалён по глупости неразумными людьми. Лесным пожарам тут нет и не будет конца, и следы их заметны повсюду. А из-за суровых и снежных зим вырасти новому лесу тут нелегко, и растет он небыстро. Местами встречаются большие болота, на которых там и сям растут лиственницы или белые берёзы. Огромные болота тянутся на север к синим горам, и белые стволы берёз колеблются призрачной дымкой над болотами у горных подножий.