И вот в тот момент, когда, пытаясь решить свои проблемы, он находился в тяжелом состоянии, ему предлагают план вторжения в Энтеббе, в котором ему предстоит играть центральную роль командира атакующих сил
Наверное, никогда Йони не подвергался такому трудному испытанию, как в этот час. Как бойца его привлекало отчаянно смелое предприятие; как тот, кто успешно осуществил несколько спасательных операций, он был готов немедленно ваяться за величайшую из всех выполненных им спасательных операций; и как тот, кто отлично понимал, в каком тяжелом положении находится государство Израиль, он понимал также всю вежность полученного задания, которое могло это положение исправить или облегчить. Но как командир, анализирующий и взвешивающий все возможности за и против, он знал, что берет на себя ответственность зе операцию, самый мельчайший просчет в выполнении которой может привести вместо успеха к провалу. Ответствен ность легла на него грузом, превышающим в несколько раз все, испытанное им до сих пор- Потому что он должен был в короткий срок преодолеть не только весь комплекс огромных объективных препятствий, но и субъективные трудности, вызванные его физическим и душевным состоянием. И возможно, что главная трудность была в этом, вырвать себя из своего потрясенного тяжкими сомнениями внутреннего мира и сосредоточиться на задании.
требующем твердой веры и железной решимости; чувствовать себя обессиленным до предела и действовать так, как будто находишься в расцвете сил; всем существом ощущать потребность в отдыхе и приказать себе рвенуться вперед со всей стремительностью и размахом – все это требовало усилия, которое без преувеличения можно назвать почти сверхчеловеческим. Множество раз проявлял Йони безгреничное мужество, проявил его и теперь, весь смысл его жизни был поставлен на карту, и он вышел из этого испытания с честью. Пренебрегая ужасной усталостью, собрал из последних сил необходимый энтузиазм и хладнокровие, отличавшие его как командира, чтобы обеспечить успех судьбоносной операции – судьбоносной не только для заложников и штурмового отряда, но и для положения всего Израиля. С научной тщательностью рассчитал и спланировал все необходимое для успеха операции, заражая верой и подчиненных, и руководство.
Помощник его в этой опервции и соучастник нескольких предыдущих свидетельствует, что "на протяжении всей подготовительной стадии йони был необычайно воодушевлен… Это было его воодушевление, его манера работать – тщательная разработка и внимание к деталям"*. В этом смысла в высшей степени важно то, что сказал генерал Шломо Газит, глава разведывательной службы, о "твердой уверенности в успехе операции, которой йони заражал всех"**.
Эта уверенность повлияла через военное командование на руководителей государства и послужила важным фактором в решении правительства Израиля провести спасательную операцию.
Сама по себе операция едва ли решила бы проблемы йони. Но она зажгла в нем заново "искру творческой радости, новизны, подъема". Она отодвинула в сторону вопросы, которые задавал себе Йони о будущем, и освободила место для ответов, которые требовало настоящее. Ничто так не свидетельствует о его душевных силах, принципиальности и твердости характера, как соотношение во времени между его последним письмом и тем, что сделано им для операции освобождения.
Мы не можем с уверенностью утверждать, какой путь выбрел фы Йони, если бы вернулся из Энтеббе, возвратился ли бы в армию после учебы (учиться он собирался по окончании в мае 1977 года срока службы в части), обратился ли бы к сфере политической или какой-нибудь другой – но невозможно предположить, что йони мог бы долгое время жить как благополучныйгражданин. Тому, кто знал Рони, совершенно ясно, что больше, чем на несколько месяцев серой заурядной жизни его бы не хватило. Тот, кто в 17 лет написал: "Почему бы не простоять вечно башне, которую я вокруг себя построю?" – не мог бы сидеть дома и смотреть в окно на развертывающиеся перед ним исторические события и не то, как решается судьба Израиля, – и ничего не предпринимать. Путь Йони, который переплелся с путем еврейского народа, остался тем же. В одном из писем йони писал: "Мой путь пройдет по плодородным долинам и среди прекрасных садов, и по горам, и по скалам, и даже по пустыням, но при всех переплетениях это будет все тот же лутьг знакомый и таинствен' ный одновременно".
Путь йони в это утро вторника шел в определенном смысле через пустыню. Но так же, как из предыдущих кризисов он выходил, укрепившись духом, так же, конечно, он преодолел бы и этот кризис. Путь его, неведомо для него самого, взлетел на вершину самых высоких гор в ту ночь, когда со свойственной ему безграничной энергией он взял на себя дело освобождения залож* ников, заключенных в Энтеббе. С того момента путь его шел выше и выше, достигнув высшей и последней точки в тот момент, когда Йони вел своих людей к зданию аэровокзала в Энтеббе.
Беньймим и Идо Нетаньягу
Из речи помощника Йони по операции "Йонэтэн", переданной по "Радиоволнам ЦАХАЛа" 6 августа 1976 г.
1-4 июля, 1976 г.
Йони появился в четверг вечером (1 июля 1976 г.), и в 12 часов ночи я передал ему все собранные к тому времени данные. Уже в тот момент было видно, что он необычайно воодушевлен {идеей операции]. Он сразу уловил, что дало выполнимо, и с первой минуты верил в его успех. Немедленно после этого собрал бойцов и объявил им об операции. Потом люди разошлись по своим делам, ио небольшой отряд Йони оставил и занялся детальной разработкой операции. Должен отметить, что на протяжении всей подготовительной стадии им владело необычайное воодушевление, и, в отличие от других, у него было чувство, что операция "пойдет", что ее в конце концов разрешат. И вообще это было его воодушевление, его манера работать – тщательная разработка и внимание к деталям. Ему било совершенно ясно, что операция удастся, будет выполнена. Так он мна и сказал.
Йони был очень усталым. В сущности, все люди в части и командиры были измучены всей предыдущей неделей, поэтому а определенный момент я предложил остановиться и пойти спать. Это было в районе 2-3-х часов утра в пятницу, йони согласился, и люди разошлись, но позже оказалось, что, оставшись один в комнате, он продолжал отрабатывать последние детали операции. И действительно, когда он в 7 утра представил план, проспав максимум чаС'Два, я вспомнил план в том виде, как мы его оставили, и заметил, что Йони добавил много не учтенных нами деталей. Представленный им в это утро плен был законченным, подробным, оптимальным.
После этого мь: перешли к тренировкам, и йони все время руководил всем. Должен отметить, что в таких случаях командиру приходится очень тяжело. Особенно тяжелое время – перед самым боем, когда на него непрерывно давят из Генерального штаба, которому он обязан представить план. Йони должен был присутствовать на асах тренировках, сладить, чтобы вс« было до конца отработано, и кроме того, представлять вышестоящим инстанциям свой план. По сути, это давление невероятное, и Йони выдержал его великолепно. Распоряжался всем спокойно и упорядоченно и делал записи своим четким почерком. На определенной стадии мы предложили ему положиться в смысле тренировок на нас и заняться людьми из Генштаба. Он не согласился и продолжал проводить тренировки так, как считал нужным. Перед посадкой на самолет йони давал последние указания. Он хотел быть уверен, что каждый – на своем месте и четко знает, что делать в соответствии с его инструкциями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});