Для того, чтобы попытаться понять смысл письма, следует немного вернуться назад. После Шестидневной войны йони верил, что, несмотря на все переживаемые Израилем политические трудности, армия всегда способна предотвратить грозящую нам катастрофу. Правда, он критически относился к некоторым действиям политического руководства, но он также твердо верил в то, что мы сможем одолеть своих врагов и что его служба в армии – один из способствующих этому факторов. Однако война Судного дня и ее последствия изменили его образ мыслей. Он пришел к заключению, что путь, по которому шло государство, приведет в угрожающий его существованию тупик. 3 ноября 1974 года он пишет: "Дрожу за судьбу еврейского государства. Отбросив иллюзии, я вижу, как направленный на наше уничтожение процесс развивается быстрым темпом, как стягивается петля. Процесс этот будет нескорым, хотя силы маши убывают от войны к войне, и возможно (только возможно), что в конце концов, если мам удастся протянуть дало несколько десятков лет. мы выйдем из этого благополучно". 11 мая 1975 года он пишет: "В стране ничего волнующего не происходит. Все, как обычно, то есть довольно паршиво и требует немедленного исправления… Грустно! Начинаешь себя чувствовать эдаким маленьким вьетнамцем. Нужна мудрость, чтобы преодолеть окружающую нас изоляцию. Но нет мудрецов в Израиле". Сравните это с отрывком из письма, написанного Йони перед войной Судного дня в начале 1973 года: "Интересно, каковы будут для нашего района послед* ствия мирного договора во Вьетнаме? Пока я, конечно, не предвижу на Дальнем Востоке мира. Наоборот – предвижу кровопролитные войны и, возможно, даже победу там коммунистов. И это, по-видимому, не помешает американцам перейти с победными криками на Ближний Восток и устроить "мир" здесь… Я верю, что нам трудно будет навязать не устраивающие нас условия мире, и надеюсь, что у американцев хватит ума не пытаться этого сделать".
Но пессимизм Йони усиливается. Положение в стране ухудшилось до того, что он стал сомневаться е способности армии преодолеть все препоны, которые политические и, в конечном счете, также и военные факторы (имеются в виду не только военные силы арабов) воздвигают перед нами. Глобальная политика Америки могла, по-видимому, постепенно привести к полному пренебрежению нашими интересами. С этой точки зрения он рассматривал непрерывные попытки США принудить нас к уступкам и не видел со стороны государства Израиль соответствующей реакции. Средства влияния как внутри Америки, так и вне ее, которые можно было, по мнению Йони, мобилизовать, чтобы привести к решительной перемене в политике Америки по отношению к Израилю и ко всему Ближнему Востоку в целом, мобилизованы не были. В результате у правительства не осталось иного выхода, как в той или иной мере, раз за разом уступать американскому диктату.
Так как Йони не был Дон-Кихотом и с ветряными мельницами ие воевал, то он стал сомневаться, правильным ли было его решение посвятить себя военной службе. Он задавал себе вопрос, может ли он в этой области действовать с полной отдачей и сделать все, что в его силах, чтобы обеспечить безопасность еврейского народа.
В одном из писем отцу есть абзац, лучше всего свидетельствующий об огромных переменах во взгляде Йони на свою работу и об охвативших его сомнениях в отношении своего жизненного пути: "Не буду тебя утомлять отчетом о нашем плачевном политическом положении. События развиваются именно так, как ты это уже давно предвидел, и некому предотвратить беду. Иногда я спрашиваю себя, способствую ли я чем-нибудь, кроме как разговорами, укреплению безопасности Израиля, и ответ мой бывает (и это некоторое утешение), что по-своему я делаю много. Не потому, что служу в Армии обороны Израиля, а благодаря должности, которую я в ней занимаю, и благодаря положительным результатам, которых можно добиться в этой должности. Но беда в том, что против всего политического и экономического болота, в котором мы погрязли, это немного. Я чувствую, как медленно, но верно нас захлестывает петля".
"Некоторое утешение"? "Против всего политического и экономического болота, в котором мы погрязли, это немного"? Таких вещей Йони прежде никогда не говорил. Тон этих высказываний совсем не похож на уверенную манеру писем в предыдущие годы. Не поможет ли это нам понять внутренний кризис Йони? Он спрашивает себя, почему работа в армии перестала его интересовать так, как прежде. И нам думается, что, глядя со стороны, можно дать хотя бы частичный ответ. Интерес, который йони находил в любой работе, был неразрывно связан с той важностью, которую он в ней видел. И кризис, охвативший его в 1968 году, когда из-за внешнеполитического положения страны он не мог найти интереса в учебе, очень напоминает кризис, охвативший его перед смертью, когда его интерес к работе уменьшился из-за политического положения.
В последнем письме Йони легко заметить один важный еспект, который обнаруживается иногда и в предыдущих письмах. Мы видим из последнего письма, что Йони был не только удручен душевно, но и обессилен физически. Как во все годы его службы в армии, так и в последний год – в роли командире части – Йони привык отдавать работе все силы. Бремя, которое он взваливал на себя, всегда было пропорционально ощущаемой им ответственности и поставленным себе целям, а они были всегда выше обычного. Но в последний год он к этому бремени еще многое добавил. Он работал без передышки дни и ночи и спал обычно не больше трех-четырех часов а сутки. Ни на минуту он не сбрасывал с себя упряжи, и в конце концов это дало себя знать. Во вторник 29 июня он дошел почти до предела и почувствовал, что должен отдохнуть, не зная, каким образом ему будет позволен отдых, учитывая все должности, которые он обязался выполнять. Чтобы продемонстрировать, насколько он был физически изнурен, достаточно рассказать, что в пятницу утром он вернулся домой и зашел в душ, а через несколько минут был обнаружен там спящим, с льющейся на голову водой!
Но Йони нуждался не только в физическом отдыхе. Он нуждался, по его собственным словам, в передышке, в паузе, чтобы заново выверить свой путь. Следует помнить, что реботе в армии почти не оставляла ему времени, чтобы задуматься всерьез о проблеме, не связанной с должностью, е Йони испытывал в этом большую потребность. Тот, кто понимает, как грандиозна была ноша, которую он нес в качестве командира части, безусловно поразится, что он вообще мог думать о вещах, которые мы здесь обсуждаем. Но Йони имел обыкновение время от времени производить оценку своих действий, а непрерывный поток работы, в который он был погружен, никогда не приводил к сужению его горизонта. Даже в трудных условиях армейской работы, в пределах в высшей степени жестких правил, которые он сам для себя опремелял, он изыскивал возможность хотя бы на несколько минут отстраниться и взглянуть со стороны. Несомненно, что раздумья Йони над положением Израиля и над возможностью лично помочь делу не давали ему покоя и мешали принять необходимое решение. А для него было важно именно сейчас хотя бы ненадолго уйти из армии, чтобы спокойно проанализировать пройденный путь и наметить маршрут на будущее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});