Читать интересную книгу Желтый дом. Том 1 - Александр Зиновьев

Радость женщине

Мне безразлично, кто есть ты

И почему тут появилась, —

От безнадежной пустоты

Или нечаянно влюбилась.

Пусть черствы руки от кастрюль,

Пусть на одежку денег мало,

Пусть не из этаких красуль,

Что смотрят модные журналы.

Пусть тут убого и темно,

Твое мне зримо совершенство.

Одно лишь то, что ты со мной,

Есть величайшее блаженство.

Падение и взлет Барабанова

Как поется в старой русской песне о Наполеоне,

Судьба играет человеком,

Она изменчива всегда.

То вознесет его высоко,

То в бездну бросит навсегда.

Именно так она поступила с беднягой Барабановым. Его сгубила безудержная тяга к культуре. Краем уха он где-то услыхал, что какой-то иностранный писатель написал книжку «Портрет Дориана Грея», в которой рассказывается о человеке и его портрете. Причем кто-то из них стареет и становится безобразным, а кто-то остается вечно молодым и прекрасным. Кто? Для ответа на этот вопрос у бывшего комсомольского и партийного работника Барабанова ума хватило: младенцы и те знают, что стареет человек, а не портрет! С тех пор Барабанов стал отпускать институтским дамам комплимент: вы, мол, выглядите как портрет Дориана Грея. Дамы, которые кое-что слыхали на этот счет, сначала обижались на него. Но, вспомнив, что он — кретин, прощали. Но вот Барабанов решил блеснуть своей эрудицией на партийном собрании по поводу юбилея Октябрьской революции. Наша советская власть, сказал он, выглядит как портрет Дориана Грея. В зале наступила мертвая тишина. Потом сделали вид, будто ничего особенного не произошло. Но через пару дней Барабанова начали таскать в ЦК и в КГБ. Слух о его хохме распространился. Не знавшие Барабанова придали ей глубокий политический смысл. На отчетно-перевыборном собрании кандидатуру Барабанова не выдвинули в партбюро. Воспользовавшись случаем, Петин освободил  Барабанова от всяких руководящих функций. Обиженный Барабанов, таи и не уразумев причин напасти, стал на глазах леветь. И докатился до того, что на лестничной площадке открыто ляпнул, будто не все диссиденты сумасшедшие и шпионы. После этого ученый совет единогласно провалил его при переизбрании на должность на новый срок. И ему пришлось покинуть институт. Уходя, он сказал: вы меня еще припомните! И его угроза сбылась. Забросив все дела, он написал донос в ЦК, в КГБ, в президиум АН и в редакцию газеты «Правда» на всех руководящих деятелей института. Причем донос аргументированный и документированный. Он сам признался в нем, что собирал эти факты двадцать лет. В ЦК создали особую комиссию для расследования фактов, сообщенных в доносе Барабанова. Петин срочно «заболел» и слег в санаторий. В институте наступило зловещее затишье, — самое удобное время для бездельников и пьяниц. И для Вирусика, конечно.

Дни шли. Напряжение спало само собой. Про Барабанова стали было забывать. Но в связи с новым заданием ЦК институту о нем вспомнили как о крупном специалисте в этом деле. И Тваржинская собственноручно (как потом говорил сам Барабанов) предложила вернуть его в институт и привлечь к подготовке монографии.

Из рукописи

Я говорил уже, что положение с соотношением интеллектуального уровня руководства и руководимого им общества резко изменилось после смерти Сталина. Но не из-за этой смерти, а из-за изменений в самом обществе. Нарушился принцип адекватности. Он стал нарушаться еще во времена Сталина, во время войны и после войны особенно. Но к нынешнему времени нарушение его достигло чудовищных размеров и форм. Интеллектуальный уровень руководства остался тем же в силу уровня сложившейся идеологии и консервирующей ее системы социальных отношений, а интеллектуальный уровень общества резко возрос. Исчезла безграмотность. Подавляющее большинство населения получает среднее образование. Огромное число людей получает высшее образование. Сложилась гигантская армия ученых, писателей, художников, всякого рода специалистов, образованных офицеров. Выработанные во времена Сталина все элементы интеллектуальности (мировоззрение, методы мышления и методы интеллектуального поведения) стали выглядеть примитивными, глупыми, смешными. Соответственно стали выглядеть примитивными, глупыми, смешными руководители общества. По способу же отбора в руководство и условиям его самосохранения в нем исключен какой бы то ни было интеллектуальный прогресс. Это — одно из роковых противоречий этого общества.

Реплика Учителя

Автор, пожалуй, прав. Наше руководство обречено иметь сталинские амбиции, не имея уже той народной основы, без которой эти амбиции выглядят карикатурно. Поэтому «новый Сталин» должен коренным образом отличаться от старого. По уму он должен подняться над общим интеллектуальным уровнем населения. В частности, он не должен лезть в маршалы, увешивать себя побрякушками-орденами, произносить длинные и пустые речи, устраивать юбилейные оргии. Должен больше думать о повышении жизненного уровня населения, об удовлетворении честолюбия деятелей культуры, способных творить на уровне лучших достижений мировой культуры. А для этого должны произойти существенные перемены в идеологической области. Возможно ли это? Пока во главе ее стоит этот старый хмырь Суслов, никаких перемен к лучшему не будет. А Суслов — это характеристика всего идеологического аппарата. А аппарат этот — махина, сдвинуть которую не так-то просто. И на каком идейном материале? Возможно ли создание идеологических текстов, которые в наше время сыграли бы ту же роль, какую сыграли в свое время «сталинские»? Теперь их уже не вышелушишь из марксизма — в нем уже ничего не осталось. Не случайно многие наши и западные новаторы в этом деле тянутся к молодому Марксу, то есть к Марксу в том виде, как он вылупливался из «буржуазной» культуры. Но ничего хорошего из этого не выйдет. Прошло более ста лет. Мир стал другим. Культура мировая ушла далеко вперед. Честное слово, я сейчас был бы не против сыграть для «нового Сталина» роль, аналогичную той, какую сыграл этот псих для старого Сталина. Но увы, вряд ли он будет искать меня. Они Там довольствуются теми кретинами и прохвостами, которые пробиваются в аппарат ЦК. А кто туда пробивается, мы-то хорошо знаем.

Ночь

— Кто ты?

— А не все ли равно? Типичная русская баба с высшим образованием, с грошовой зарплатой, разведенная, с ребенком, который ходит в детский сад, когда не болеет, которого берет из сада и отводит в сад моя мать и которого я сама почти не вижу и не знаю; мать получает копеечную пенсию. Хватит? Видишь, все обыденно и серо. Ты разочарован?

— Нет. Ты хорошая. Добрая. И прекрасная.

— Не говори глупостей. Если бы я была прекрасная, разве я была бы тут?

— Ты меня обижаешь.

— Я не в том смысле. Просто тогда мы не встретились бы. Я бы не ходила одна поздно вечером по улицам. И у меня было бы много любовников. Я просто не обратила бы на тебя внимания, если бы встретила. А сейчас ты мне нравишься. У тебя тут очень мило. Правда, не мешало бы прибрать. Бороды я не люблю. Но тебе идет. Носи так.

— Спасибо. А то я без бороды почувствовал бы себя еще более одиноким.

— Ты одинок? Но почему? Ты молодой, красивый. Ты где работаешь? Впрочем, это не важно. У тебя, наверно, много друзей. Женщины.

— Это все не то и не так. Во всем этом чего-то не хватает, а чего именно — сам не знаю. Не хватает чего-то стоящего и настоящего. Чего?

— Я с мужем прожила всего два года. Не скажу, что он плохой. И не скажу, что я хорошая. И жили мы не так уж плохо, в общем — как все. Но с самого начала (это я теперь поняла) чувствовалась какая-то искусственность, натянутость, временность. Это у него. Я об этом не думала, не до этого было. Ребенок. Домашние хлопоты. Однажды он сказал, что уходит. А я даже не удивилась. И не жалею, что он ушел. Странно, не правда ли? А почему так?

— Не знаю. Не понимаю. Я вообще ничего не понимаю,

— Мама говорила мне не раз, плюнь на этот институт, иди в портнихи или в продавщицы. Работа чистая. Приработок есть. И голову ломать не надо. Может быть, она права была. А то — кончила десятилетку, почти шесть лет институт. И училась я неплохо. А что толку? Претензии и самомнение только и получила. Без института-то, может быть, действительно проще было бы. И муж был бы, который не ушел бы, попроще. Баба — она и должна делать свои бабские дела. Вести дом, семью хранить. Без семьи, конечно, легче. Но временами грустно становится. Я тебе не надоела?

— Нет. Продолжай. Мне приятно тебя слушать.

— О чем говорить? Вот и все. Да тебе, наверно, это самое десятки раз говорили другие.

— Говорили. Но я всегда забывал. И каждый раз меня это поражает снова и трогает. Говори!

Тоска по дому