Читать интересную книгу Опасный винтаж - Рина Осинкина

завороженная, не в силах оторвать взгляд от этой красоты, и вдруг возмущенно ахнула, стремительно развернувшись к Егору:

– Ты украл у меня мечту! Как ты мог! Если бы я знала, что ты так воспользуешься моей откровенностью!..

– Да ладно тебе, – устало усмехнулся Егор. – Ничего я не крал. На вот, держи.

Он полез во внутренний карман пиджака, вытянул оттуда сложенный вдвое какой-то документ с голограммой герба Москвы в верхней части и солидной фиолетовой печатью снизу и протянул его Алине.

Алина, взяв из его рук сей державный документ, отчего-то сразу не смогла вникнуть в его содержание и все перечитывала и перечитывала сухой юридический текст.

Тогда Егор подхватил ее под локоток и подвел к высокой, выше его роста, и узкой сварной металлической конструкции типа «ферма», зацементированной в берег пруда, по всей видимости, совсем недавно. К фронтальной части этой конструкции была намертво приварена толстенькая зеркально сияющая табличка размером в журнальный разворот, а на табличке было выгравировано каллиграфически и очень крупно: «Остров «Серая Шейка», частное владение».

– Какое название оригинальное, – сказала Алина.

– Колька Ревякин придумал. Я не мог отказать.

– И что? – спросила Алина безучастно.

– Ничего. Это твое. Это мой подарок. То, что ты держишь в руках, – это свидетельство на акваторию и на постройку. Все зарегистрировано и оформлено самым тщательным образом. Видишь ли, Алина, я просто очень захотел тебе сделать подарок.

А поскольку она никак на эту новость не отреагировала, то есть вообще никак, лишь смотрела в сторону пруда на чудо-островок и на уток, которые, ей казалось, счастливо улыбаются, то со вздохом продолжил:

– Я еще раз хочу извиниться за тот неприятный случай. Который с Лори. Понимаешь, мне трудно тебе в этом признаться… Я ведь старше тебя. Я этого стеснялся. Стесняюсь.

Алина презрительно фыркнула.

– Лариса это сразу почувствовала. Она вообще спец по болевым точкам. Отыщет, уколет и кайфует. Вампир, видимо. Ей ни в коем случае нельзя показывать, что она достигла цели, иначе присосется насмерть. Вот я и не показывал. Дурак. Прости меня, Алина, я смалодушничал. Мне было стыдно перед тобой за наши десять лет разницы. Но самое скверное, что мне было стыдно перед этой… Ларисой.

– Двенадцать с половиной, – глядя на рябь пруда, обронила Алина.

– Извини. У меня была тройка по арифметике.

– В прошлый раз ты мне все объяснял иначе.

– Я помню. Ты мне не поверила.

– Не поверила.

– Я бы не хотел, чтобы ты не поверила мне и на этот раз. Вот и подстраховался, приготовил подарок. Чтобы задобрить. Я как рассуждал: вот подарю тебе что-нибудь этакое, сногсшибательное, ты обрадуешься и бросишь на меня сердиться. А со временем и поверишь. Я правильно рассуждал?

И замер, ожидая ее ответа. Оказывается, он волновался, очень сильно волновался. Хорошо, что этот дурацкий текст был заготовлен и выучен заранее.

Однако чего так нервничать-то? Подумаешь, ну пошлет она его куда подальше вместе с его сумасшедшим подарком, ну порвет гербовую бумажку на мелкие кусочки. Ну и дурой будет. Тебе-то, парень, что до этого?..

Чего так нервничать, говоришь? Это как сказать. Если ты возненавидел свои привычные маленькие радости и работа тебе не в кайф, если тяготишься обществом приятелей и с кислой миной отвечаешь на звонки недавних пассий, если образовавшееся свободное время с упоением воешь попеременно то на Луну, то на стены и при этом тебя все, абсолютно все, устраивает, то нервничать, конечно, ни к чему. И продолжай в том же духе.

Смешно, но ему теперь безразлично, пахнет от нее французскими «Клима» или советским «Тройным» одеколоном, как она одета и что у нее на голове на этот раз.

Когда он увидел ее на обочине дороги, растерзанную и грязную, со страшным кровоподтеком на шее от удавки-ремня, мокрую от слез и минералки, которой ее обильно поливали верные братья Коробковы, пытаясь вытащить из обморока, то жалость к ней намного превысила злость на того мерзавца, который сначала мучил и пугал ее в каком-то вонючем подвале, а потом увечил и чуть не задушил здесь.

Мало было Егору, что с первой встречи его необъяснимо и сильно влекло к этой непростой и колючей девочке, которая, как могла, защищалась от хищного мира, сама и только сама. Так теперь еще и треклятая жалость подлезла. Ему захотелось стать для нее броней. Это вообще-то для мужчины нормально. Но еще ему захотелось стать для нее нянькой, а такой симптом его озадачил. Теперь он частенько, как заполошная мамашка, предавался бессмысленным терзаниям на тему, что там девочка сейчас поделывает и не попала ли опять в беду.

Он искоса посмотрел на нее и отвернулся. Что-либо добавлять к сказанному ему не хотелось. Он все сказал. Пусть думает и решает. И гори оно…

Алина, пряча в пушистом капюшоне куртки горящее лицо и сосредоточенно-напряженный взгляд, думала и решала, и старалась поймать в суматохе мыслей главную, самую важную, и кажется, поймала. И с этой мыслью она согласилась.

И она подумала, что ни за что ему не скажет: «Уважаемый, как вы смеете мне это предлагать, я вам не продажная девка!» Или: «Что вы хотите этим сказать?!» Или жеманно и лицемерно: «Я не могу принять настолько ценный подарок, поскольку не имею возможности отплатить вам тем же».

Даже ограниченной дуре должно быть понятно, что деньги в данном случае не только деньги. С такой суммой очень нелегко расстаться, сколько бы у него на счетах ни было. А он расстался. Корректно ли тогда предположить, что таковая денежная трата есть показатель того…

Показатель чего? Да, например, того, насколько ты, Алина Трофимова, дорога Росомахину Егору? Что ж, предположение вполне корректно.

«Но разве мне нужны доказательства?» – спросила сама себя счастливая Алина.

И тут же Алина рациональная сама себе ответила: «Не нужны. Но с ними как-то спокойнее. Особенно с такими».

И тогда она, неловко улыбнувшись, произнесла:

– Выходит, я вам тоже должна подарок. Из-за той моей выходки в курилке. Это было глупо и грубо. И если я вам начну объяснять причины, вы тоже мне не поверите.

Егор быстро ответил:

– Я все знаю, и я поверил. Мне про вас все объяснили после того, как вы гордо отбыли, доведя меня до предынфаркта. Шучу.

– Кто и о чем? – разволновалась Алина.

– Ну, как о чем… – растерялся вдруг Егор. – О том, что вас, то есть с вами не очень правильно поступил один… я хочу сказать, человек, которого вы…

– Киреева? – грозно спросила его Алина.

– Ну, я не знаю… Она такая, как вам сказать… Яркая. Бюст у