стоило забрасывать сети. А ещё один раз мы заметили на горизонте китовый плавник, но он быстро скрылся под водой. В разгар лета в Беринговом море можно было ожидать большого количества рыб, направляющихся на север, но удача сегодня была не на нашей стороне. У нас в трюме стояло 1200 бочек, из которых только триста были наполнены китовым жиром.
Нигде не было ни намёка ни на гренландского, ни на горбатого.
По крайней мере, живых.
И это, пожалуй, было самым тревожным.
Эти земли богаты добычей, однако за последние восемь часов мы встретили лишь двух гренландских китов, и оба были мертвы. Огромные плавающие туши, похожие на корпуса перевернутых бригов, клевали голодные чайки. В этих водах мёртвые киты не были редкостью. Часто китобои гарпунили их, но животные пытались спастись, пока хватало сил, а потом умирали среди океана. Но на встреченных нами тушах были не следы гарпунов, а жуткие рваные раны, словно от некого чудовища. Огромные куски плоти были вырваны по-живому, бока усеяны линейными разрезами и будто выпиленными прямиком до кости ранами. Второй труп был обглодан от хвоста до носа, блестя на солнце оголённым черепом. Оба, насколько мы могли судить, были огромными молодыми зверями, убитыми неизвестной и необъяснимой силой. Кроме обычного маслянистого пятна вокруг трупов мы заметили большое количество бледной свернувшейся слизи, которая очень походила на спермацет, выжатый из мешка в голове кашалота... хотя и гораздо более вязкий. От него исходил резкий, отвратительный запах, от которого нескольких членов экипажа стошнило за борт. Мне этот запах напомнил кожевенный завод - вонь химикатов и гниющих шкур.
Это сделали не акулы и не касатки - ни у одной из них не было челюстей, способных нанести подобный урон. Всё было очень странно, и ни я, ни другие помощники, ни даже капитан Инглебритцен - суровый старый голландец - не понимали, что произошло.
С другой стороны, мёртвые китообразные - не наша забота. Наше дело - их отлов и убийство.
В семь часов Голландец, как обычно называли нашего капитана, вызвал меня и помощников на квартердек. Седовласый и кучерявый, он смотрел на беспокойное море.
- Что скажешь? - спросил он Клегга, первого помощника.
- Идём по курсу, - ответил Клегг. - С севера на северо-запад. Эти земли богаты, и удача повернётся к нам лицом.
- А ты, дружище? Что скажешь, мистер Холливелл? - обратился Голландец ко мне.
- Да, сэр, я согласен с мистером Клеггом.
Грир, третий помощник, тоже кивнул.
- У нас есть слово "Бакстона", сэр, и меня это вполне устраивает, - добавил Клегг.
Вчера утром мы столкнулись с "Бакстоном", китобоем-янки из Нантакета, возвращавшимся домой с полными бочками. Со слов их старшего помощника, они встретили стаю китов - "таких огромных, что на их спинах можно балы устраивать".
- Да будет так, - кивнул Голландец и бросил на меня настороженный взгляд. - Что по журналу?
К этому времени мы уже успели посчитать скорость судна с помощью троса и песочных часов.
- Двенадцать узлов, сэр.
- Так и держи.
Я присоединился к нашему гарпунщику Швайнигу, стоявшему на баке, чувствуя, как брызги воды бьют мне в лицо. Швайниг был карибским индейцем, как и все наши гарпунщики, и как следствие, человеком очень немногословным. Но когда он повернул ко мне свое татуированное лицо, я сразу понял, что он хочет что-то сказать.
- Выкладывай, - кивнул я.
- Мы видели двух мёртвых китов, разорванных гигантской пастью, - он пожал плечами. - И скоро увидим ещё. Потом по трое, по четверо. Не напоминает тебе след? След, ведущий нас куда-то?
- К земле, друг мой. К земле.
- Да, но к какой земле?
Я не стал расспрашивать Швайнига подробнее, потому что очень часто многое из того, что он говорил, звучало полной бессмыслицей для ушей белого человека, и если он не хотел вдаваться в подробности, никакая сила на земле не могла заставить его сделать это. Я стоял у фальшборта и наблюдал, как острый нос "Призрака" вспарывает брюхо белой пене моря. Небо было ясным, а ветер - свежим. Из-за фок-мачты - там, где готовился китовий жир, - поднимался столб дыма. Палубы были белыми от соленых брызг и постоянного отдраивания досок от жира и крови.
"Призрак" был трёхпалубным судном с фок-мачтой, бизань-мачтой и одной грот-мачтой. Более прекрасного барка я в жизни не встречал. На нём находилсь команда из 35 человек, включая гарпунщиков, матросов, помощников и рулевого; у фальшборта висели четыре великолепных вельбота[29], готовые спуститься на воду и броситься в погоню в любой момент. Нос корабля такой острый, что мог бы вспороть горло киту, а утроба была заполнена бочками с китовым жиром. Она отлично вела себя в открытом океане, а её капитан - Голландец - был старым морским волком.
Пока стоял там, чувствуя барк под собой и зная его так же хорошо, как свое собственное тело, я посмотрел за корму и увидел дорожку пены, которую он оставил за собой. Она извивалась и вздымалась над холмистым ландшафтом волн, растворяясь, в конце концов, в гребнях огромных валов. Закрыв глаза от брызг, я слышал шипение пены и отдаленный гром моря, разбивающегося о наш нос. Ветер ревел в мачтах, скрипели лонжероны и скрежетали цепи. Это были звуки движения, преследования и успеха.
В восемь я принял вахту, поменял двух человек на баке, а троих отправил карабкаться, как обезьян, вверх по мачте в качестве дозорных. С того момента, как китобойное судно покинуло порт, на мачтах всегда находились дозорные. Они менялись каждые два часа. Я очень надеялся, что три новых пары глаз принесут нам новости о тех неуловимых зверушках, за которыми мы охотились.
Я оставил Швайнига на носу и вернулся на палубу, заметив Клегга у главного люка. Он был один. Его гарпунщика, Оддрога, тоже карибского индейца, нигде не было видно, хотя гарпунщик всегда находился рядом с помощником. Они были одним неделимым целым. Но в тот день с нашими ребятами творилось что-то неладное, и я знал, что именно. Клегг стоял и смотрел, как кипит вокруг нас бурное море, как корабль переваливается с левого борта на правый и обратно. Он изучал море в подзорную трубу, широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие во время качки. Не отрывая глаз от горизонта, он тихо произнёс:
- Ну что, Холли? Похоже, твой гарпунщик испугался тех же призраков, что и мой?
- Это из-за китов, сэр. Швайнига напугали