Он попятился, выдвинулся за пределы шатра. Томас прямо с постели прыгнул к крохотному окошку, где вместо материи желтела стенка бычьего пузыря. В дальнем месте лагеря собрались в кучу взрослые урюпинцы, оживленно спорили. Небо потемнело, высыпали звезды, но урюпинцев освещало багровое пламя, лица выглядели особенно угрюмыми и жестокими. Многие исчезали, затем появлялись уже с оружием. По странному обычаю, или по бедности, они носили мечи и кинжалы без ножен, и стальные лезвия в красном свете костров выглядели особенно зловещими.
— Мешок золота, — протянул калика задумчиво. — Отдаться им в руки, что ли...
Внезапно Томас ахнул, его лицо побелело. Он смотрел в мутную пленку с ужасом, словно увидел привидение. Олег ухватил меч, мгновенно оказался рядом.
Из дальнего шатра вышли двое добротно одетых воинов, подошли к кучке жарко спорящих оборванцев. Один был крепкий в плечах воин, ничем не примечательный, разве что движения в нем выдавали профессионального солдата, а второй был... Горвель. Исхудавший, с зияющей раной вместо левого глаза, с обезображенным лицом. Томас не сразу узнал рыцаря: огненно красная борода стала совершенно седой! Он двигался все так же быстро, хищно, зорко смотрел поверх толпы единственным уцелевшим глазом. Он был в легких доспехах, тонкая кольчуга доходила до колен, а грудь и спину укрывали тонкие пластины лучшей дамасской стали. На поясе висел хазарский меч.
В толпе что-то кричали, но слов Томас не слышал. Следом за мнимыми гонцами султана, а истинными — от Семерых Тайных, — из шатра вышел вождь Самота. Он вскинул руки, утихомиривая крики, закричал во весь голос, надсаживаясь и выгибая грудь, покраснев от натуги:
— Люди вольного племени урюпинцев! Уже знаете, что наши гости, посланцы султана, проделали длинный путь. Пришли с единственной целью сделать нас богатыми. Два мешка золота за головы двух чужаков! Можно купить по стаду верблюдов на каждого урюпинца, богатые шатры, лучшую еду, рабов, ковры! Мешок золота — это лучшие сабли из Дамаска, богатые лавки в любом городе, выкупленная земля... Подумайте!
Кто-то из задних рядов выкрикнул:
— Что собираются с ними делать?
Горвель поклонился, шагнул вперед, вскинул руку. Он был почти на голову выше большинства урюпинцев, а его сильный голос — единственное,
что не изменилось, прогремел громко и властно:
— Свяжем, ибо, они — опасные преступники. Привяжем за ноги к верблюдам, потащим за собой. Здесь везде песок, не разобьются. Но если даже нажрутся по дороге горячего песка, помрут, то нам все равно! Султан велел привезти их, а живыми или мертвыми — не сказал.
Вождь развел руками, сказал удовлетворенно:
— Гонец султана, ты объяснил очень понятно!
Томас вернулся к постели, начал торопливо натягивать доспехи, звонко щелкал застежками, шелестел ремнями. За эти минуты он осунулся больше, чем после схватки с медведем: трудно драться с людьми, оказавшими гостеприимство!
Ему показалось, что слышал далекий голос вождя:
— Люди племени, теперь вы знаете, как поступить...
Томас спешно нахлобучил шлем, затянул пояс. Далеко за шатром слышался довольный рев сотен дюжих глоток, начал приближаться, нарастать, слышался топот, радостный визг, звон оружия, словно кто-то от избытка чувств бил рукоятью меча в железный щит.
Олег не отрывался от окошка, лицо его было странное. Губы вытянулись, словно собрался свистнуть:
— Ничего себе... Сэр Томас, взгляни-ка...
Томас подхватил меч, метнулся, чувствуя, как звериная сила возвращается в усталое тело, а меч будто прилип к ладони, сердце же бьется мощно, нагнетая боевую ярость.
Через окошко увидел громадную возбужденную толпу, что двигалась в направлении их шатра. Над головами взлетали стиснутые кулаки, вздымались мечи и сабли, просто суковатые палки, двое или трое размахивали веревками. В самой середине шли, уже без шлемов и доспехов, в изорванной одежде, туго связанные Горвель с помощником. В них плевали, бросали комьями грязи. Лицо Горвеля было в крови, седая борода слиплась от крови жалким клинышком, во рту у него теперь недоставало передних зубов. У его помощника под глазами вздувались огромные кровоподтеки.
Их протащили мимо шатра, за стенкой которого таились Томас и Олег, одну телегу убрали, пленников выбросили за пределы лагеря, бегом пригнали двух резвых раздраженных верблюдов. Толпа орала, суетилась, улюлюкала, пленников швырнули на землю, привязали длинными веревками к верблюдам. Крепкоплечего воина в спешке привязали сразу к двум: одну ногу к правому, другую — к левому. В толпе гоготали, подбадривали. Кто-то, воспользовавшись суматохой, огрел верблюдов палкой, те с утробным ревом вскинули задние ноги, понеслись, волоча туго связанных пленников. Впереди в сотне шагов росло дерево, и Томас с ужасом и отвращением увидел, как двугорбые звери начинают расходиться: пробегут по разные стороны!
Отвернулся в последний момент, стиснул зубы и плотно зажмурился. Горвеля тащил один верблюд, но седобородого рыцаря сразу поволокло по камням, корягам, сухим комьям грязи, а горбатый бегун все ускорял и ускорял бег, пугаясь бегущего за ним с истошным криком хозяина.
Томас подпрыгнул, когда на плечо упала тяжелая рука. Калика насильно повернул к себе спиной, стал расстегивать доспехи. Лицо Олега было как высеченное из камня:
— Они сами такое предложили!
— Да, но...
— Кто ходит за шерстью, рискует вернуться стриженным. Быстрее раздевайся! Придет вождь, со стыда сгоришь.
— Уже горю!
— Честно говоря, я тоже, как говорят христиане, согрешил в мыслях.
Томас поспешно ронял доспехи, прислушиваясь к далеким крикам, ловил шорох шагов. Через окошко виднелось удаляющееся облако пыли за бегущими верблюдами: Томас теперь знал, как быстро могут мчаться беговые верблюды.
— Любой погибнет через пару сотен шагов... Ну, через пару миль!
— Надеюсь, — сказал Олег хмуро. — В прошлый раз я оставил на гибель, но дал шанс... Крохотный! Он сумел воспользоваться. Или кто-то помог?
Томас вспомнил обезображенное лицо Горвеля, пустую глазницу, совершенно седую бороду.
— Семеро Тайных?
— Кто-то из близких к ним.
Томас спросил внезапно:
— Они пользуются магией?
— Многое можно и без магии, — ответил Олег уклончиво.
Лицо Томаса окаменело. Он сказал медленно, словно перекатывал тяжелые глыбы:
— Понятно. Но если владеют магией, то почему просто не отнимут чашу? Против магии что я могу?
Олег долго молчал, опустив голову. Вдруг Томасу показалось, что неподвижное лицо калики чуть ожило, усталые морщинки разгладились. Голос был измученный, но без слабости: