С недавнего времени в Китае запрещено пересылать почтой носители информации. Таким образом правительство хочет пресечь торговлю пиратскими копиями перед Олимпийскими играми. У меня скопилась стопка дисков с моими фотографиями, я хочу отправить ее домой, но это не так уж и легко.
На почте мне сказали, что для этого нужно разрешение управления по делам культуры. Оттуда меня отправляют к коллегам из отделения по управлению иностранными делами. Там никого нет на месте. Меня посылают в другое здание, современное административное строение, в котором людям приходится получать номерок, прежде чем выразить свое желание. Но и там нет того, кто отвечает за эти вопросы.
Я оказываюсь в полиции, но там лишь с раздражением выясняют, что в гостинице, вероятно, забыли зарегистрировать мое пребывание. Когда же я настаиваю на своем вопросе, они отправляют меня в отделение безопасности.
Дальнейшие хождения по мукам я продолжаю уже только из любопытства. Конечно, служба безопасности тоже разочаровывает меня: ее офисы расположены в пыли внутреннего двора, и привратник выглядит так, как будто он уже настроился на конец рабочего дня. Спецагентами тут и не пахнет. Меня приглашают в кабинет, где дружелюбный господин объясняет мне, что служба безопасности тоже не может помочь мне с этим делом.
В конце концов я предпринимаю жалкую попытку спрятать мои диски в упаковке с двойным дном. Мой замысел раскрывают, почтальоны орут на меня, я ору на них, и тут мне в голову вдруг приходит простая идея: показать им содержимое моих дисков на ноутбуке.
Это срабатывает. Когда я сдаю посылку и успокаиваюсь, я чувствую, как кто-то дотрагивается до моей руки. Я оборачиваюсь и ныряю в море локонов. Она улыбается:
– Не узнаешь меня?
– А где твой друг?
– Это был не мой друг. Мой друг исчез.
Прежде чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, она продолжает. Я должен называть ее Лили. Ей восемнадцать лет, и она готовится к вступительным экзаменам в университет, потом она собирается отправиться на юг, возможно, в Гуанчжоу. По крови она наполовину хуэй, возможно, поэтому у нее такие великолепные волосы. Моя борода придает мне добродушный вид, говорит она и смеется.
«Может быть, мы предпримем что-нибудь вместе?» – спрашивает она, игриво вставляя в реплику слово «wan».
…Автобус отъезжает ранним утром. Через два часа мы добираемся до горных пещер в Матхисах, Храме конских копыт. Только когда мы выходим из автобуса, я замечаю на футболке у Лили многозначительную надпись: «TELL ME WHAT LOVE IS».
Она показывает вход в храм. Он расположен в зеленой долине, напоминающей мне о белых яках в Тяньчжу. Сам храм состоит из сети пещер на отвесном склоне, в нем полно буддистских статуй и картин. Некоторым из них уже больше полутора тысяч лет. Наверху лежит камень с отпечатком, похожим на лошадиное копыто. Отсюда название храма.
– И куда же делся твой друг? – спрашиваю я наконец.
Она облокачивается на камень и смотрит на меня.
– Я не знаю. Он художник, так что может долго бродить где-нибудь. Так же, как и ты. Впрочем, на этот раз его нет уже давно, – замечает она с улыбкой, – а ты скучаешь по своей подружке?
Мы стоим перед крутой ступенью, она берет меня за руку. Ее ладонь легкая и прохладная.
Самая высокая пещера расположена высоко над долиной. Это пахнущее ладаном, узкое помещение, в котором царствует статуя Бодхисаттвы. На внешней стене есть что-то типа деревянного балкона. В пещере стоит единственный стул, я сажусь на него и смотрю сквозь решетку наружу, на зеленые земли Тибета.
Здесь живут желтые уйгуры, одно из самых малочисленных меньшинств в стране. Они имеют родственную связь с мусульманскими уйгурами северо-запада, но, в отличие от последних, местные уйгуры исповедуют ламаизм, как и тибетцы. Их всего около десяти тысяч – в Пекине они все поместились бы в одном жилом комплексе.
Лили садится ко мне на колени. Запах ладана, наполняющий пещеру, смешивается с персиковым ароматом, исходящим от ее волос. Я не знаю, куда девать руки, и в конце концов кладу их на ее бедра. Она начинает играть с кнопкой на моей рубашке, и я чувствую, как у меня пульсирует жилка на шее.
– Мой друг сказал однажды, что я должна заниматься этим с ним и с его знакомым одновременно, – говорит она.
Мне потребовалось время, чтобы понять, что она имеет в виду.
– И что ты об этом думаешь?
Она качает головой, криво улыбаясь. Потом она аккуратно расстегивает мою кнопку, запускает пальцы в волосы на моей груди и снова застегивает ее. Я рассматриваю Бодхисаттву, который смотрит на меня очень серьезно.
Она берет свою сумку и кладет ее на землю передо мной. Потом она встает, подходит к отверстию пещеры, выглядывает наружу и медленно возвращается назад. Когда она склоняется, ее локоны окутывают меня, потом она медленно опускается коленями на свою сумку, смотрит мне в лицо и кладет руку на мой ремень…
По дороге обратно в Чжанъе Лили засыпает, положив голову мне на плечо. Я провожаю ее до дома. Это высокое серое здание. Лили устало обнимает меня, а потом исчезает в темном проходе.
…Тележка готова. Господин Ван отделал ее белой фольгой, чтобы она не слишком нагревалась на солнце, и дал мне с собой набор инструментов и велосипедный замок. Я заплатил ему, мы жмем друг другу на прощание руки, и он говорит:
– Позвони или пришли по почте открытку, когда куда-нибудь доберешься!
Я тяну за собой тележку по улицам города до гостиничной парковки.
– Завтра я отправляюсь, – говорю я Джули и стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно обычнее. Я без умолку болтаю, рассказываю ей о своих неприятностях с властями, о сооружении тележки и о еде в этом городе.
– Я хочу, чтобы в Центральной Азии поднялось восстание, – говорит она тихо, – тогда ты не сможешь идти дальше и скорее вернешься ко мне…
Это похоже на тонкую занозу из стекла.
…Прежде чем заснуть, я говорю себе, что это был последний раз.
Танцы с кабутце
Я лечу вперед, мое тело невесомо. Я иду по зеленому краю, тележка спешит вслед за мной, издавая легкое жужжание.
Все это похоже на сон. Мне давно уже надо было догадаться завести тележку. В своем блоге я называю ее «кабуз», это может означать «камбуз», а может и «зад». Но для меня это просто «кабутце», она содержит слово «бутце» – шалаш наподобие тех, что дети строят в лесу из палок и веток, когда ходят в начальную школу и состоят в бандах. Самое лучшее в кабутце то, что в ней можно перевозить не только мой багаж, воду и еду, но и целую кучу арбузов.
Я иду через подсолнухи, их тут целые поля. С тех пор как у меня появилась кабутце, мне легко удается пройти тридцать километров в день, а иногда даже больше, и при этом я редко чувствую усталость. Вес рюкзака больше не давит мне на плечи. Я останавливаюсь в меленькой деревушке под названием Наньхуа. Мой гостиничный номер на четвертом этаже, из моего окна видны далекие вершины гор, сияющие на солнце.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});