Читать интересную книгу Лёха - Николай Берг

— Ви есть меня обманывайт? Это есть оружий не стреляйт тысяща лет! Это оружий из архаише Греций! Такой был есть у фараон Рамзес самый дер эрсте! Аус пирамид! Я есть крайне довольный абзолют нет! Не ожидайт от вас! Эй, бандит, это есть твой оружий? — внезапно обратился он к встрепенувшемуся Семёнову.

— Никак нет! Они вас обманывают! — радостно лыбясь, заявил бандит Семёнов.

— Ах ты сука! — широко замахиваясь, шагнул к нему усатый старший. Но встал как вкопанный, как только Середа зло лязгнул командой, как выстрелил:

- Halt! Hör auf!

— У меня была винтовка образца 1891 дробь 30 года и сто пятьдесят патронов к ней. В подсумках, на ремне! Со штыком! И еще с меня сняли сапоги! Они вот на нем сейчас одеты! — радостно заявил воспрянувший дояр, показывая пальцем на ноги старосты.

— Та ти що? Ти взагалі про що? Це мої ж чоботи, новенькі зовсім! Твої–то черевики погань! — подпрыгнул и возопил фальцетом староста.

— Замовкни. Краще віддати, що просить! — мудро обрезал его усатый тезка, властно подзывая к себе одного из гопников — того, что Лёху в сортир водил.

— Але це мої чоботи! — уперся бородатый, умоляюще глядя на немецкого красавца, зло играющего желваками. Арбайтсфюрер взбеленился не на шутку, это было издаля видать.

— Стецько з ними піде, принесе завтра–післязавтра — утешил усатый. Он снял с оторопевшего гопника винтовку — мосинскую, длинную, с примкнутым игольчатым штыком, положил на стол рядом с мешком харчей. Потом по его властному жесту растерявшийся гопник снял с себя ремень с подсумками.

— З дохлого шибеника??? З мертвого? Щоб я потім їх одягнув? Ти з глузду з'їхав? — возмущенно завопил староста.

— Ну, перед шибеницею зніме, з живого — пожал плечами усатый. Видно было, что проблемы однофамильца и родича его не то, что беспокоят, а даже скорее немножко радуют, чуть–чуть, самую малость, но было в его безразличной вроде бы фразе злорадство. Даже не само злорадство, а так, намек, тень.

— А тобі легко говорити, що не з тебе чоботи знімають! — разозлился и староста.

— А чи не форси. Давай швидше, пане офіцер чекає! — поторопил его старший стражи несколько обеспокоенно.

— Ви есть обманывайт немецкий чиновник! Это есть непростительновато! Но я на перший раз не буду есть вас аррестовывайт! Это ви есть понимайт? — достаточно спокойно заявил арбайтсфюрер, внимательно осматривающий винтовку. Передернул затвор, патрончик упал на землю. Старший охранник тут же быстро нагнулся и подал патрон немцу, заботливо сдув с него пыль.

— Сапоге, шнелль, снимайт! — рявкнул громко металлическим рупорным голосом Середа.

Многие, включая и Лёху, вздрогнули. Староста прекратил свои жалобы и заскакал на одной ноге, сдергивая сапог как можно более быстро.

Арбайтсфюрер, не глядя на перепуганного главу деревни и его судорожные потуги, тем временем деловито открыл подсумки и пересчитал самым тщательным образом патроны.

— Здесь есть тридцать. Где остальный есть? — и глянул на усатого самым что ни на есть змеиным холодящим душу взглядом. Тот, засуетился не хуже старосты, собирая у стоящих рядом подчиненных патроны. Набралось сто сорок шесть.

Собрали все в узелок. Немец хмуро глянул на собравшихся.

— Ви есть портить о себе впечатлений! Последний раз! Я есть очень зол!

— А еще у меня головной убор забрали — неожиданно подал голос Семёнов.

— Что есть? — брезгливо спросил его, не поворачиваясь, арбайтсфюрер.

— Шапку мою забрали — отрапортовал радостно пленный бандит и будущий висельник. Артиллерист усмехнулся очень неприятной улыбочкой, сделал шаг вперед и неожиданно сдернул с головы старшего охраны новехонькую фуражку с лакированным козырьком. Потом подошел к бандиту и напялил ему фуражку задом наперед, причем сделал это с такой мощью и напором, что Семёнов аж присел и запищал.

— Никогда есть больше не смейть обманывайт немеций чиновник! — поучительно заявил арбайтсфюрер, подняв кверху указательный палец.

— Прощения просим — покорно сказал старший, опростоволосившийся прилюдно.

— Глядьте у меня! Кто есть сопровождайт бандит? Ви? Одевайт его мешок унд геен! — холодно и высокомерно заявил Середа.

Парень в польском мундире, суетливо подскочил к обутому уже в старостинские сапоги Семёнову и навьючил на того тяжеленький мешок.

— Может быть связать этому гаду руки? — спросил с надеждой в голосе полицай Стецько.

— Ви есть бояться обикновенни бандит? Безоружейни? — презрительно осведомился арбайтсфюрер. Стецько стушевался под его взглядом.

- Steh auf, Genosse, ist es Zeit zu gehen zurück zur Basis. Kurz vor der Autobahn, dann holen wir Auto — тем временем помог участливо своему заболевшему в Африке камраду Середа. Впрочем, после охлобыстнутого им молока, да в тулупе, Лёха почувствовал себя куда как бодрее. Так и двинули прочь из деревни — впереди Семёнов, словно ишак с поклажей, следом настороженный полицай с двумя винтовками, последними, парочкой, двое ряженых.

Боец Семёнов

Оказавшись в подвале с разбитой физиономией, красноармеец почувствовал, что его душа словно стала горбатой. Вот странно, ведь столько всякого гнусного в жизни было и людей поганых встречать доводилось и несправедливостей всяких насмотреться успел с избытком, а вот вляпался — и как что‑то поломалось внутри. Самому странно, но такой старичок был вежеватый и симпатичный, так привечал по–родственному, накормил, напоил, хлеба дал и с собой мешок картошки нагрузил, а когда расстроганный теплым приемом Семёнов, кряхтя под тяжестью мешка, простился и вышел за дверь — тут ему и врезали, скорее всего, прикладом. Старичок, гнида ласковая, еще перед ним высунулся на двор, глянул, все ли в порядке, кивнул успокаивающе…

Так это неожиданно получилось и тогда, когда водой холодной в морду шваркнули и спрашивать стали, оказался старичок этот хватким таким допросчиком, по–прежнему ласковым, только вот глазки у него теперь были не детские, доверчивые, а змеиные глазенки‑то оказались. Да впрочем, зря это на змей‑то бочку катить не стоит, куда там змеям до людей. А после допроса старичок этот милый стоял за то, чтобы прирезали бойца по–тихому, как свинью.

Только то и спасло, что главный в этой банде, усатый сукин сын, страшно похожий на старшину–сверхсрочника своими повадками и властностью, пожадничал. Черт его знает с чего, но ляпнул Семёнов, которому очень не хотелось помирать вот так — в грязном хлеву, безвестно, словно поросенку откормленному, что у него в лесу еще два пистолета остались, потому как без патронов и куртка кожаная, летчицкая. Дескать, нашел он в лесу висящего на дереве с парашютом мертвеца, с него и снял ненужную более куртку, новенькую совсем. А в село одевать не стал, чтоб внимание не привлекать. И так усатому загорелось щеголять в куртке этой, что оставили бойца в погребе с картошкой до следующего дня, чтобы идти к его тайничку. Да и пистолетам обрадовались, с чего — то им пистолеты более важнеющими показались, чем уже имеющиеся у них винтовки. Дурачье гонористое, сам Семёнов махнул бы дурацкий пистолетик на винтовку даже не думая, толку‑то с пистолета — разве что сблизи бахнуть! Да еще и не свалишь, небось первой пулей — а вот если с винтаря влепил, то все, не будет враг шустрить.

Еще зачем‑то выспрашивали, где этот пилот висит, видно и на шелк с веревками зуб заточили. Наврал, что в десяти–пятнадцати верстах отсюда, но место, дескать, запомнил. Спрашивали долго и со знанием дела — если б не повезло тогда Семёнову со старшиной, найденным в болоте — так и запутался б, а тут видно было — поверили.

Пообещали потом небольно зарезать, в знак благодарности, а вот если обманет — тогда пусть на себя пеняет, мучить будут всерьез. Мол, тут обманщиков не любят, тут люди честные. Ага, особенно старичок ласковый. Такой честный чеснок, сука в ботах…

Из разговоров‑то сельских героев между собой ясно стало, хоть и не по–русски болтали, что не первый Семёнов в ловушку попадал. И хорошая ловушка‑то, с десяток в селе самооборонщиков, с бумагой от немцев на право носить оружие и задерживать подозрительных. И остальные селяне большей частью в деле. Так что удрать вряд ли выйдет, но все же на вольном воздухе помирать как‑то веселее. Хотя какое там веселье, тоска зеленая, помирать‑то. Уж так не хочется. Мочи нет, как не хочется. И еще от такой сволоты, вроде как совсем недавно бывшей своими.

Паршиво себя чувствовал Семёнов, хуже некуда. Одна радость — нажрался у дедушки доброго до отвала вареной картошкой. Набил утробу внятяг, чтоб потом не жрать, чтоб нести побольше и растянуть на подольше. Правда не ахти какая была картоха, прошлогодняя, такой свиней кормят. С проростками, но и такой был рад. Да сидя в полной темноте еще и поспал, благо больше делать было нечего. Думал, что с утра пораньше погонят, но видно, то ли не срослось что у местных, то ли экспедицию готовят тщательно, но весь день Семёнов промаялся в подвале. От нервной напряги несколько раз засыпал неожиданно для самого себя и так же внезапно просыпался, не понимая в первую секунду — почему ослеп и вокруг темнота. Замерз как цуцык, но вроде и отдохнул впервые за последнее время.