Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как он старается угодить! Хозяину нравится все царское, и Ягода вводит суперформу для высших чинов НКВД: белый китель с золотым шитьем, нежно-голубые брюки и позолоченный кортик, который носили лишь морские офицеры при царе. Смена караулов у здания НКВД теперь происходит на публике, как в царской лейб-гвардии. Роскошное помещение клуба НКВД превращено в подобие старорежимного офицерского собрания. Начальники управлений устраивают балы. Советские дамы – жены новой аристократии – устремились к портнихам...
В сентябре 1936 года начальник иностранного управления Слуцкий дает бал-маскарад. Большой вращающийся зеркальный шар, подвешенный к потолку, разбрасывает по погруженному во мрак залу блики света, создавая иллюзию падающего снега. Мужчины в смокингах и мундирах, дамы в длинных вечерних платьях... На многих маски и маскарадные костюмы, взятые из Большого театра.
Но это пир во время чумы. Недолго им расстреливать других, недолго их женам носить новые туалеты... Слуцкий будет отравлен, а 90 процентов тех, кто танцевал в этом зале, – расстреляны.
25 сентября Хозяин и его новый выдвиженец Жданов направили телеграмму из Сочи, где они отдыхали, верному Молотову и Политбюро: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркома внутренних дел. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ГПУ опоздал в этом деле на 4 года».
Сталин делает Ягоду наркомом связи. Но Ягода знает Хозяина. Он уже все понял: мука ожидания развязки началась.
ВЕЛИКАЯ АРМИЯЕжов увеличивает вчетверо оклады в НКВД, теперь они значительно превышают оклады партийных и государственных учреждений. НКВД переданы лучшие квартиры, дома отдыха и больницы. Этими благами люди Ежова будут пользоваться полтора года. Целых полтора года...
К 1937 году операция по окончательному уничтожению ленинской партии подготовлена. НКВД превращен в огромную армию с дивизиями, сотнями тысяч работников охраны. Управления НКВД в провинции становятся абсолютной властью. Специальные отделы работают на всех крупных предприятиях, во всех учебных заведениях. Гигантская сеть осведомителей охватывает всю страну. Они работают как бы на общественных началах, но получают ощутимые блага, постоянно продвигаются по службе и главное – имеют возможность кроваво сводить счеты со всеми, кто им не понравится. Перед ними дрожат их начальники на работе. За право быть осведомителем борются. Кроме того, в годы репрессий это является как бы надежной защитой. Впрочем, потом, когда их хозяева падут, часть осведомителей разделит их участь...
Кроме постоянных осведомителей, все прочие граждане обязаны с энтузиазмом участвовать в той же работе и даже... осведомлять о самих себе. Так, член партии, узнав об аресте своего знакомого, обязан немедленно сообщить о своих отношениях с арестованным.
Орлов приводит случай: уже упомянутый следователь Кедров, сын друга Ленина, как-то останавливает Орлова «по деликатному делу». Оказывается, арестован некто Ильин, старый большевик, с которым родители Кедрова дружили в ссылке.
– Как вы думаете, должен ли мой отец направить в ЦК письменное заявление, что Ильины время от времени заглядывали к нам, пили с нами чай? – мучается Кедров.
Особый отдел НКВД теперь надзирает за всеми органами партии вплоть до ЦК. Все партийные руководители утверждаются на свои посты только после согласования с НКВД. В самом НКВД создаются особые секретные отделы, наблюдающие... за самими работниками органов. И секретный специальный отдел, наблюдавший... за этими особыми отделами. Там тоже досье – бесконечные досье.
Когда Ежова арестовывали, в его сейфе нашли досье на... Сталина! Там были воспоминания какого-то грузина (естественно, исчезнувшего в лагерях), доказывавшего, что Сталин был провокатор. Об этом рассказал сыну один из ближайших соратников Сталина – Маленков.
Наступил 1937 год – и перевооруженный НКВД во главе с Ежовым начал тотальное уничтожение старой партии.
23-30 января состоялся еще один процесс ленинских соратников – дело «параллельного троцкистского центра». В нем участвовали виднейшие «кремлевские бояре» – прежние сторонники Троцкого, давно предавшие своего кумира (но и это не помогло).
«Звездой» процесса стал Юрий Пятаков – член ЦК. Его высоко ценил Ленин, назвавший его человеком «несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей». В партии Пятаков был с 1905 года, участвовал в подпольной борьбе, в гражданскую войну командовал армиями, состоял в оппозициях, естественно, каялся, был прощен. Руководитель промышленности Орджоникидзе взял его в замы, и Пятаков был одним из главных организаторов жестокой первой пятилетки.
Сначала Пятакову предложили стать главным обвинителем на процессе Зиновьева – Каменева, и он согласился оболгать своих старых товарищей, рассматривая эту задачу «как акт величайшего доверия партии». Он шел на это «от души».
Поняв, что Пятаков готов к любому сотрудничеству, Хозяин задачу усложнил. Пятакову самому дали роль обвиняемого! Роль тех, кого он собирался клеймить.
Его арестовали. Некоторое время он, конечно же, упирался. И тогда к Пятакову приехал Орджоникидзе – уговаривать в обмен на жизнь исполнить назначенную роль, ибо Пятаков, как никто другой, мог уничтожить в глазах страны и мира своего вчерашнего бога – Троцкого. Наконец Пятаков согласился с «высшей целесообразностью» и начал готовить роль вместе со следователями.
К сожалению, его подвели. Как было предусмотрено, на процессе он сообщил о своей тайной встрече с Троцким в Норвегии. История была придумана занимательно: оказывается, Пятаков на немецком самолете прилетел в Осло установить связь с Троцким. Тот сообщил ему, что договорился с немцами об интервенции (любимая тема Хозяина), и так далее... Но персонал аэродрома, на который Пятаков будто бы прилетел, сообщил, что никакие иностранные самолеты в это время там не приземлялись.
Еще одной «звездой» процесса стал бывший бард Троцкого – Радек. Перед арестом Радека рачительный Хозяин позаботился использовать его до конца. Когда Ежов попросил соизволения на арест Карла Бернгардовича, Хозяин телеграфировал из Сочи: «Я предлагаю снять пока вопрос об аресте Радека и дать ему напечатать в „Известиях“ статью за своей подписью против Троцкого...»
Это было время суда над Каменевым – и он предоставил Радеку возможность всласть потоптать и Троцкого, и своих прежних знакомцев.
После чего Автор и Режиссер объявил: «Выход на сцену!»
«Ко мне прибежала жена Радека и сообщила, что он арестован. Мои впечатления от Радека только положительные. Может, я ошибаюсь, но все внутренние голоса говорят, что я обязан тебе написать. Какое страшное дело!» – в ужасе пишет Хозяину Бухарин – шеф Радека.
Умнейший Радек сразу понял: назначенную роль сыграть придется, но решил он при этом выиграть жизнь. Он взял написанные следователем бездарные показания, которые должен был подписать, и, усмехнувшись, сказал: «Это не то, что нужно. Я напишу сам».
И Радек написал «признания» – хитрейшую ложь, уничтожавшую Троцкого. Он знал: его творчество отправят Хозяину, и тот оценит услугу.
И на суде Радек был блистателен: беспощадно разоблачал себя и своих соратников, исполнял роль с вдохновением. Во многом благодаря ему процесс прошел так успешно.
Присутствовавший на этом процессе немецкий писатель Лион Фейхтвангер впоследствии написал: «Людей, стоявших перед судом, ни в коем случае нельзя было считать замученными, отчаявшимися существами. Сами обвиняемые представляли собой холеных, хорошо одетых мужчин с непринужденными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты... По общему виду это походило больше на дискуссию... которую ведут в тоне беседы образованные люди. Создавалось впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я чуть было не сказал спортивным, интересом выяснить с максимальной степенью точности все происшедшее. Если бы этот суд поручили инсценировать режиссеру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет, немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности...»
Что ж, у спектакля был великий Режиссер. И у него были отличные актеры.
Режиссер оценил Радека. Процесс закончился приговором к расстрелу знаменитых соратников Ленина – Пятакова, Серебрякова, Муралова и прочих. А Радек получил десять лет.
«Лицо его просияло, и, точно стесняясь своей удачи, он послал осужденным виноватую усмешку», – писал Фейхтвангер.
Но Хозяин, поблагодарив Радека за процесс, все-таки предпочел соблюсти задуманный принцип: вся старая гвардия должна была исчезнуть. Ему не нужны ни умные Фуше, ни гениальные Талейраны. Ему нужны только верные. Нужны псы.
Радека убьют – уже в лагерях.
Из дневника М. Сванидзе: «20.11.36 ... [Арестовали] Радека и других людей, которых я знала, с которыми говорила и которым всегда доверяла... Но то, что развернулось, превзошло все мои ожидания о людской подлости. Все, включая террор, интервенцию, гестапо, воровство, вредительство, разложение... И все из карьеризма, алчности и желания жить, иметь любовниц, заграничные поездки, туманных перспектив захвата власти дворцовым переворотом. Где элементарное чувство патриотизма, любви к родине? Эти моральные уроды заслужили свои участи. Бедный Киров явился ключом, раскрывшим двери в этот вертеп. Как мы могли все проворонить, так слепо доверять этой шайке подлецов? Непостижимо!.. Душа пылает гневом и ненавистью. Их казнь не удовлетворит меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими»...
- Царство палача - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Последняя из дома Романовых - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Камень власти - Ольга Елисеева - Историческая проза
- Повесть о художнике Федотове - Виктор Шкловский - Историческая проза
- Колосья под серпом твоим - Владимир Короткевич - Историческая проза