Ваткрианские гонцы прибыли через десять дней после того, как рухнуло дерево.
— Кто этот человек? — задал Сорм тот же вопрос, что и все остальные.
У Эзлиан, углубившейся в себя, сделался озадаченный вид.
— Есть одна вардийская легенда о человеке, рожденном змеей, герое, — через некоторое время сказала она. — Его звали Ральданашем. У него была темная кожа и светлые волосы. Легенда гласит, что у него были Ее глаза.
— Да, жрица, — сказал ваткрианец, именуя ее титулом, который считался выше титула королевы, — этот мужчина темнокожий и очень светловолосый. А его глаза опаляют.
— Так значит, он что-то вроде божества? — сказал Сорм, чувствуя, что во рту у него сухо, словно в пустыне.
— Мы должны отправиться в Пеллеа и выяснить это, — постановила Эзлиан. И, улыбнувшись своей обычной улыбкой, добавила: — Но, конечно, все будет так, как решит мой повелитель.
В Шансаре никакого ветра не было.
Горы отделяли его от плодородных равнин и лесов юга, и горы властвовали в нем. В Шансаре было много воды; это был край рек, озер и болот, из которых выдавались массивные каменистые выступы и пики, словно какой-то великан в незапамятные времена пытался устроить здесь переправу. У него было более сотни выходов к морю. Джорахан, ваткрианский ученый, доживавший свои дни в каком-то захудалом южном городке, оставил после себя карты, на которых были обозначены эти, большей частью никем не используемые пути. В Шансаре было множество корольков и множество племен. Корабли они строили по необходимости. Иногда они отправлялись вдоль берегов на юг, пиратствовать. Они обожествляли магию, но и у них тоже могли общаться мысленно лишь их священники, либо влюбленные или члены одной семьи. У них была своя богиня, ее звали Ашара. У нее был рыбий хвост, а восемь ее рук представляли собой белые реснички, какие обычно бывают у озерных тварей.
Три ваткрианца, один из которых был проводником, вошли в горы, пересекли древний перевал, спустились в Шансар и выменяли длинную узкую лодку. С ними был и четвертый, не ваткрианец — высокий мужчина с белыми волосами. Они подчинялись ему, как королю, но он пришел сюда своим собственным гонцом, чтобы известить о себе в этом краю, который не отвечал на призывы с юга. Кроме того, место сбора тоже было здесь, Джорахан пометил его на своих картах. Оно давно было заброшено и уцелело лишь благодаря силе обычаев да ходившим вокруг него суевериям.
Они поплыли по бескрайней глади жемчужной воды под небом, лиловым от зноя, и этот чужеземный король садился на весла наравне с ваткрианцами. Деревенские женщины, стирающие белье на берегах, глазели на их южные одеяния, мужчины задирались.
«Я направляюсь к Груди Ашары», — говорил им беловолосый. Так здесь называли древнее место сборов. Они беспрепятственно пропускали его. У них были какие-то непреложные древние законы, повелевающие отпускать с миром людей, идущих к Груди Ашары. Кроме того, стоило забиякам поговорить с беловолосым, как они тут же исполнялись убежденности, что у него есть смысл и цель. Караван длинных лодок тянулся примерно на милю позади той, на которой плыли ваткрианцы — не из враждебности, а из желания посмотреть, что намерен делать беловолосый иноземец.
Они добрались до цели вечером и поднялись по шероховатым, замшелым ступеням. Несмотря на свое имя, это место ничем не напоминало грудь, ни женскую, ни богини. Почти на самой вершине стояло ветхое жилище жрецов, где обитало пять или шесть стариков, которые с трудом передвигались, но откуда-то знали о прибытии гостей. Один из них встал на пути у беловолосого. Он поднял свой посох и швырнул его под ноги пришельцу. Посох содрогнулся и превратился в черную змею. Ваткрианцы с бранью шарахнулись, шансарцы, поднявшиеся на гору вслед за ними, принялись делать магические и религиозные знаки.
Ральднор взглянул дряхлому жрецу прямо в лицо и очень спокойно сказал:
— Разве дитя боится рук, носивших его?
Он поднял змею, которая в его руках мгновенно распрямилась, и подал жрецу его посох. Из глаз старца полились слезы.
— Чужестранец, ты объявляешь себя Ее сыном? — спросил он.
— Разве может человек судить о таких вещах? — вопросом на вопрос ответил Ральднор, глядя в выцветшие старые глаза. — Я предпочитаю говорить, что моя мать была Ее дочерью.
— Ты кощунствуешь, — дребезжащим голосом произнес жрец. Он задрожал, потом закрыл глаза и пошатнулся. Ральднор осторожно взял старика под руку, чтобы не дать ему упасть.
— Теперь ты знаешь, кто я, — сказал он.
— Я заглянул в его разум, — прошептал старый жрец. — Он должен получить то, что хочет, чего бы ни попросил.
Поднялся ропот, словно ветер, поющий в горах.
— Здесь есть маяк, который созывает королей Шансара, — сказал Ральднор. — Я пришел зажечь его.
Они проводили его на вершину холма. Там оказался глубокий кратер, со дна которого тянулось высокое мертвое дерево. Никто из них не знал, кто посадил его, и оно явно прожило долгую жизнь, прежде чем засохнуть. Его чахлыебелые ветви тянулись прямо в небесную высь. Ральднор высек огонь и поджег дерево. Языки пламени проворно разбежались по всему великану, охватив костлявые сучья. Казалось, будто мертвое дерево в один миг ожило, покрывшись чудесными алыми цветами. Люди сначала взволнованно забормотали, потом умолкли. В Шансаре была легенда о перемене, которая постигнет мир, когда на засохшем дереве распустится алый цветок.
Наступила ночь, и горящее дерево казалось красным копьем, рассекающим тьму. Потом поднялся ветер. Он дул порывами, унося огненные цветы во мрак. Небо наполнилось дымом и яркими переливчатыми искрами. Ярко горел маяк, видимый на бесчисленные мили окрест, и ветер разносил пахучий дым.
Это был слишком древний, слишком магический знак, чтобы страна, поклонявшаяся магии, оставила его без внимания. Племена приходили за советом друг к другу, забыв старую вражду и гордость. Короли встречались в бесплодных черных скалах или на берегах озер и шли к древнему месту, притянутые пылающим деревом, словно магнитом. Ибо ночь, в которую на Груди Ашары загорится дерево, сама по себе была мифом и пророчеством.
— Как он будет говорить с ними? Что скажет им?
Это была третья ночь, проведенная на Груди Ашары. Три ваткрианца сидели у своего отдельного костерка, чуть поодаль от дома жрецов. В ту ночь склоны озаряло множество костров, а под горой теплые искры сверкали миллионом рубиновых глаз, рассыпанных по всему темному плато. Дерево наверху все еще дымилось. Огню явно нравилась такая пища.
— Сколько уже пришло? — снова спросил ваткрианец.
— Только Ей ведомо, — отозвался другой. — По меньшей мере, половина королей Шансара, и еще многие находятся в пути, как говорит Урл. И не так важно, что именно он будет говорить — он король, и даже больше. Клянусь Ашкар, я пойду за ним. Мной овладела лихорадка, сам не знаю, почему. Вы тоже ее чувствуете, да и весь Ваткри чувствовал еще до того, как он уложил нас на обе лопатки. Это лихорадка, и все эти племена вокруг горы тоже подхватят ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});