Улица определенно была ему знакома, хотя в последний раз он видел ее зимой, почти в полночь. Тонка... Да, Тонка, тот самый жилой квартал, где когда-то жили и они с Дорри. Дом с правой стороны - это его дом. Точнее, был когда-то.
Он свернул на подъездную дорожку, потом прошел еще десять метров по тропинке, выложенной каменными плитами, и остановился у входа. Окрашенная белой краской дубовая дверь с сияющей медной ручкой и задвижкой была приоткрыта. Он протянул руку и...
- Привет, милый! - Легкий и знакомый женский голос прозвучал откуда-то изнутри дома. - Я в игровой комнате.
Странно. Торвей не помнил, чтобы у них дома была игровая комната. Был его кабинет, его убежище, его логово, где он обычно читал, где хранил чековую книжку, где писал, когда возникала необходимость ответить на электронные письма. Ничего похожего на игровую комнату. Зная, что он пребывает в своего рода сне наяву, Роджер прошел налево, через холл, туда, где размещался его кабинет.
Вначале было темно, шторы опущены. Стол, кресло, столик с керамической лампой... все это отсутствовало. Место вынесенной мебели занимал бильярдный стол, а единственными источниками света были две свисавшие с потолка лампы под матовыми, конической формы абажурами.
Их белые лучи мягко отражались от зеленого сукна. Дорри стояла у стола, повернувшись спиной к Роджеру, с кием в руке. Это тоже было странно, потому что, насколько он помнил, она никогда не играла в бильярд и вообще принципиально презирала все комнатные игры. Дорри была из тех девушек, которые всему на свете предпочитают пляжный волейбол. Особенно если при этом можно щегольнуть новеньким бикини.
Она повернулась и улыбнулась ему. Это была не Дорри. Фигура и лицо- да, ее немного тусклые волосы и живые карие глаза говорили, что перед ним Сьюли Карпентер, его вторая жена. Заплечный компьютер Роджера никогда не вызывал ее образа. Торвей никогда бы не позволил этого.
Внезапно он почувствовал, что злится.
- Подожди, дорогой, - сказала Сьюли. - Сначала мне надо кое-что сделать.
Она отвернулась и наклонилась над столом, отчего ее узкие джинсы натянулись, подчеркивая интересные детали фигуры. Красная шелковая рубашка, завязанная под грудью в стиле "калипсо", поползла вверх, обнажив полоску белой кожи шириной с ладонь и выступающие позвонки. Пальцы левой руки отбросили на сукно тень, отдаленно похожую на толстую паутину. Приподняв локоть, Сьюли отвела кий.
Роджер подошел поближе, ему вдруг захотелось посмотреть, что она делает. Это был обычный бильярдный стол с высокими бортиками, прямыми углами, но без луз. Вместо пятнадцати разноцветных шаров Торвей увидел всего три: белый и два красных. Сьюли еще не ударила по белому, а красные уже вращались - как-то странно, словно сами по себе. Белый шар тоже вращался. Но медленнее, чем два других.
Теперь Роджер понял, какая задача стоит перед Сьюли. Ей нужно было так ударить по белому шару, чтобы он коснулся обоих красных. Либо, если это не получится, сделать так, чтобы новая комбинация шаров не позволила сопернику добиться успеха.
Сьюли показала себя настоящим мастером: удар пришелся по касательной, и белый шар пошел по какой-то необычной траектории. Отскочив от первого красного, он задел второй, придав обоим дополнительную скорость вращения, но сохранив при этом прежнее их соотношение: два к одному.
Сьюли выпрямилась и улыбнулась Роджеру.
- Знаешь, иногда бывает очень трудно добиться правильного удара.
В горах Чисос
Деметра Коглан пробиралась по узкой тропинке, отводя в сторону нависшие ветки. Солнце припекало спину, а слабый ветерок нежно играл ее распущенными волосами. Кожаная лента старой широкополой шляпы промокла от пота. Капли соленой влаги стекали по затылку на спину, под ворот красной фланелевой рубашки.
Был ясный солнечный день. Солнце стояло в зените - не лучшее время для прогулок. Что-то, какое-то движение привлекло внимание Деметры: ястреб пролетел над горным кряжем и скользнул вниз, расправив крылья, поддерживаемый потоком теплого воздуха. На мгновение ей показалось, что это канюк, выискивающий падаль, что-нибудь мертвое и распухшее...
Преодолев еще метров сто, Деметра вышла к домику. Это было небольшое, состоящее лишь из одной комнаты строение с трубой, выложенной из круглых камней, скрепленных глиной. Крыша потрескалась, красная краска облезла и лишь кое-где свисала со стен высохшими фестонами. Вокруг хижины стоял серый, страдающий от засухи лес. Здесь, на окраине национального парка "Биг Бэнд", около Рио-Гранде, укрывался от людского общества дедушка Коглан. За добрый десяток лет домик почти не изменился. Точнее, не изменился с тех пор, как Деметра была здесь еще девочкой.
Деметра пересекла узкую полянку и поставила ногу на пропитанную креозотом железнодорожную шпалу, из которых они когда-то сделали три ступеньки к крыльцу. Дверь была приоткрыта и слегка скособочена, свисая с придерживающих ее петель. Деметра осторожно толкнула ей двумя пальцами. Эй?
- Сюда, дорогуша. Бога ради, проходи, что ты стоишь там, на солнце?
Знакомый раскатистый голос принадлежал ее дедушке.
Деметра приподняла дверь, чтобы не скрести по полу, отодвинула в сторону и опустила. Потом перешагнула через порог. Ей понадобилось еще какое-то время, чтобы сориентироваться в царящем внутри хижины полумраке.
Старший Коглан сидел спиной к ней на шатком кухонном табурете. Стол, как обычно, был покрыт замасленной скатертью в красно-белую клетку. Хотя в окно светило солнце, на столе горела керосиновая лампа - старик Коглан не допускал в хижину никакой техники, включая солнечные панели и дорогостоящие батарейки. Однако старинная лампа излучала не мягкий, ласковый, слегка желтый цвет, а сияла холодно и ярко.
Подойдя ближе, Деметра остановилась у дедушки за спиной и заглянула через плечо. Чем же это так увлечен старик? На скатерти лежали разложенные в шесть кучек карты. Еще несколько штук старший Коглан держал в руке. Похоже, он раскладывал пасьянс.
Деметра присмотрелась, надеясь, что сможет подсказать деду или поймать его на жульничестве, как случалось не раз, когда она была маленькой девочкой. Вместо привычных изображений на лицевой стороне карт Деметра увидела какие-то уравнения и атомные структуры молекул, растянувшиеся длинными цепями. Если в игре и была какая-то система, то Деметра ее не понимала. Старик развернул веером еще три карты. Затем положил верхнюю на одну из кучек.
- Жульничаешь, дедуля?
- Если и так, ты ведь все равно этого не докажешь?
Он опустил левую руку и извлек из-под стола стакан, до краев наполненный виски. Неразбавленное, без льда - дед всегда пил только такое. Подняв стакан к губам, Коглан-старший отпил ровно столько, чтобы прополоскать зубы, открыл рот, выдохнул и издал знакомый звук "ах!".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});