– Не разговаривай. Не двигайся. Только смотри. Наблюдай. И чувствуй.
Ее словно околдовали. Заключили в паутину сотканной им фантазии. Фантазии, где не было никаких запретов, никаких ограничений. Были он, она и желание.
Его желание завладеть ею полностью и навсегда. Ее – достичь вершин блаженства.
Желание.
Оно росло и крепло, и вскоре его руки проникли под занавес волос и сжали груди. Ее голова упала на его плечо, но он продолжал неумолимо мять, сжимать и гладить соблазнительную плоть. Жаклин едва слышно охнула, когда он нашел ее соски и стал играть с ними.
Он знал, как довести ее до исступления, как лишить разума, как заставить потерять всякий стыд. Как зажечь в ней всепожирающее пламя.
Едва приподняв внезапно отяжелевшие ресницы, она наблюдала, как он возбуждает ее, как, удовлетворив свою прихоть, отбрасывает в сторону вуаль волос, чтобы обнажить ее груди и наполнить ими ладони.
Она в его власти. Рабыня, исполняющая каждую его прихоть.
Свет ламп коснулся его лица, жесткого и неумолимого. Одна загорелая рука распласталась на ее животе, замерла и прижала ... прижала ее бедра, ягодицы к его твердым бедрам, так что в поясницу уперлось напряженное живое копье.
Жаклин тяжело задышала, чувствуя, как подгибаются колени. На языке явственно ощущался вкус наслаждения. Почему он хочет, чтобы все было именно так? Но без слов было понятно, какое самообладание от него требуется, чтобы не взять ее прямо сейчас, какая сила воли необходима, чтобы вести ее по этой дороге. В запретный рай.
Она попала в нечто вроде рабства, где не было стальных цепей. Только невидимые, и Джерард это знал. Как и то, какой вопрос зрел в ее голове. И чтобы отвлечь ее, пропустил между пальцами рыжеватые завитки, поймал один и потер, словно оценивая текстуру. Потом взбил завитки и заметил, что она почти не дышит. И помедлил у самой расселины между бедрами. Снова стал мять ее груди, сжимать соски, сильно, еще сильнее, пока она не начала извиваться, только что не умоляя взять ее. Его пальцы скользнули к заветному входу.
Он принял приглашение. Проник в пышущую жаром впадину. Нашел чувствительную жемчужину, уже пульсирующую в ожидании, погладил и нажал.
Она попыталась раздвинуть ноги, чтобы облегчить ему доступ.
– Нет. Не двигайся.
Слегка задыхаясь, широко раскрыв глаза, она повиновалась. Он заставил ее снова сжать бедра так, что не мог проникнуть глубже чем на дюйм.
Вполне достаточно для его целей. Вполне достаточно, чтобы повергнуть ее в отчаяние. Он безжалостно сводил ее с ума, давал ей слишком мало и, очевидно, не собирался идти дальше.
Жаклин прерывисто вздохнула, стараясь поймать его взгляд.
– Чего ты хочешь от меня?
– Больше.
– Больше чего?
И внезапно он понял, словно этот вопрос приоткрыл в его мозгу некую дверцу. Он намеревался показать ей ее собственную чувственную натуру, но при этом получалось так, что она, в свою очередь, дала ему разглядеть похожие грани его натуры. Ее губы были приоткрыты, кожа уже раскраснелась, и все же она ждала ... его ответа.
Потому что хотела узнать, чего в действительности он от нее хочет.
– Я желаю, чтобы ты своими глазами увидела, как достигнешь экстаза. Здесь, при свете ламп. И желаю, чтобы ты позволила мне наблюдать тот момент, когда ты рухнешь с вершины.
Прошло три коротких мгновения, пока смысл сказанного дошел до нее. Пока она поняла, чего он просит. Даже, вероятно, почему он просит.
– Хорошо, – кивнула она и снова попыталась развести бедра.
– Нет. Не так.
Она вопросительно взглянула на него.
Он выпустил ее грудь, положил руку на живот и заставил чуть наклониться вперед. Только после этого он сжал ее бедро, вынул пальцы из жаркой пещерки под завитками, чуть отодвинулся назад, погладил сладостный изгиб ее ягодиц, темную канавку, пересекающую два полушария, и снова глубоко запустил пальцы в ее лоно.
Она громко ахнула и выгнула спину, но он, продолжая удерживать ее на месте, проникал все глубже, почти обжигая пальцы. До него донесся мускусный запах ее розы. Он напряг все силы, чтобы не поддаться соблазну. И сосредоточился на том, чтобы подарить ей небывалое наслаждение, не сводя при этом взгляда с ее ошеломленного лица. Нашел верный ритм, идеальный угол, правильную глубину и продолжал ласкать, не давая ей опомниться.
Она отвечала стонами и мольбами, все сильнее налегая на его пальцы. Понимая, чего он жаждет. Инстинктивно отдавая все, что он требовал. Возрождая к жизни его безумное запретное видение.
Он не мог оторвать от нее глаз и изо всех сил старался отрешиться от соблазна ее тела, от влажного манящего лона, от аромата страсти, который окутывал его и манил. Сейчас он был человеком, изнемогавшим от жажды. И упивался красотой ее трепещущего тела, обнаженным желанием, искажавшим ее лицо.
И Жаклин, так безраздельно отдаваясь страсти, не переставала наблюдать за ним. Он уловил лихорадочный блеск ее глаз под опущенными ресницами и понял, что она не единственная в этой комнате так открыто выражала свои эмоции.
И тогда он отпустил ее бедро, отступил назад и в сторону. Теперь единственное, что их связывало, – его рука, утонувшая между ее бедрами. Теперь он более отстраненно мог наблюдать реакцию ее тела.
Она подняла голову и тряхнула волосами: груди встали гордыми холмиками. Соски казались крошечными бутонами, которым еще не пришло время расцветать.
Он стал перекатывать сосок между пальцами. Вознося ее все выше.
Глаза ее закрылись. Руки с силой сжали край стола. Но он не отступал. Пока она почти не достигла пика. Громко застонала, открыла темные безумные глаза и нашла его, горящие и страстные.
– Пойдем со мной. Сейчас.
Невероятно выразительная мольба: полувсхлип-полуприказ.
Он не намеревался подчиняться, но зов видения, соблазн ее тела, такого женственного и источавшего желание, нежные изгибы и впадины и аромат страсти поймали его в стальную сеть искушения. Теперь уже он не мог быть просто наблюдателем.
Пуговицы брюк разлетелись в разные стороны, когда он встал за ее спиной. Он изнемогал от боли-наслаждения в ноющей плоти: каким невыразимым облегчением было отнять руку и заменить пальцы, ласкавшие ее лоно, той частью тела, которую он так жестоко игнорировал весь последний час. Несказанное облегчение – вонзить свою пульсирующую плоть в тесный грот между ее бедрами.
Джерард застонал, и этот стон обнаружил больше, чем он ожидал. Он с трудом приоткрыл сомкнутые веки и увидел в зеркале ее настороженный взгляд. Слабая улыбка играла на губах.
Он стиснул ее бедра, отстранился и с силой вошел в нее. Она не просила пощады. Не всхлипывала, не стонала, не молила. Только крепче прижалась спиной к нему, встречая его выпады и подгоняя вперед.