комнате номер шестнадцать. Я его выследил. В отеле на меня никто не обратил внимания, а граф меня, конечно, не узнал.
— Зачем он приехал?
— Организовать террор против коммунистов и подавить наше движение в зародыше — это во-первых. А во-вторых, выследить венгерских эмигрантов и добиться от чехословацкого правительства выдачи их Венгрии, чтобы там отправить их на виселицу. Он эмиссар Международного союза борьбы с коммунизмом.
На пергаментном лице Керекеша выступили алые пятна.
— Это ты узнал или только предполагаешь?
— Доказательств у меня, конечно, нет, но это ясно как день.
Тоник подумал.
— Надо предупредить партию.
Керекеш махнул рукой.
— Чехословацкую социал-демократию?
— Ее левое крыло.
Керекеш снова махнул рукой.
— Я разделаюсь с ним сам.
— Как?
— Убью его.
Тоник не отвечал.
— Этим я отлично закончу свою жизнь. Белаффи — это зверь в человеческом образе. Если оставить его в живых, он наделает много вреда революционному движению. Мне осталось жить несколько недель, революции я уже не дождусь. Убив Белаффи, я по крайней мере отблагодарю этим чешских коммунистов и помогу моим венгерским товарищам.
В комнату вошла Анна с двумя чашками кофе и поглядела на мужа и на гостя. Инстинктом будущей матери она почуяла опасность, сердце ее слегка сжалось. «Что случилось?» — встревожилась она и почувствовала, как в животе у нее шевельнулся ребенок. Мужчины замолчали. Анна никак не решалась выйти из комнаты.
— Поди в кухню, Анна, у нас есть дело.
Анна вышла.
— Надо будет сообщить обо всем этом партии, — повторил Тоник.
— Ты против индивидуального террора?
— Нет, если он проводится организованно и полезен делу революции. Но не может же любой из нас сам определять это в каждом отдельном случае. Мы с тобой одни не можем решить, нужен ли этот террористический акт. Для этого мы недостаточно знаем политическую обстановку.
Керекеш горько усмехнулся.
— Удивительное дело, как партийные товарищи не верят в опасность контрреволюции, и пролетарии всех стран вынуждены сами убеждаться в этом. Кого в партии ты намерен предупредить об этом? Парламентскую фракцию? Секретариат? К чему? Ты только осложнишь все дело и наведешь полицию на след. Белаффи должен умереть!
— Хорти пошлет сюда еще десяток таких же.
— Таких, как Белаффи, среди них не будет. Я его знаю, а вы нет.
Они попрощались, и Керекеш ушел.
Ночью, когда Анна легла рядом с Тоником и нашла удобное положение для своего уже очень большого живота, она спросила, волнуясь, но придав своему вопросу безразличный тон:
— Что ему было нужно?
— Пока не спрашивай! — строго ответил Тоник. У Анны опять сжалось сердце, и снова ребенок дважды шевельнулся в животе. «Вот и дитя беспокоится», — подумала Анна.
Тоник не спал. Он думал всю ночь и уснул только к утру, придя к выводу, что посоветоваться не с кем. Хорошо все, что служит делу революции. Пусть же свершится это убийство!
Рано утром, когда Тоник собирался на работу, а Анна побежала вниз за молоком, пришел Керекеш.
— Костюм, который на мне, я получил от одного венгерского студента-эмигранта, — сказал он. — Я похож в нем на опустившегося интеллигента, а это может вызвать подозрение служащих отеля. Одолжи мне свою спецовку.
Тоник вынул ее из шкафа и дал венгру.
— Ты идешь туда? — спросил он.
— Да.
— Сейчас?
— Да.
У Тоника учащенно забилось сердце. Он хотел проводить товарища, но тот сказал:
— Не ходи, нас никто не должен видеть вместе. Если меня арестуют, я превращу суд надо мной в процесс против венгерской контрреволюции. От моих обвинений содрогнется мир. Эту спецовку я украл у тебя сегодня утром, когда у вас никого не было дома, имей это в виду. Я воспользовался минутой, когда твоя жена ушла за молоком, а ты вышел по нужде. Понял? А если меня не поймают, я сегодня вечером брошу эту спецовку из коридора в ваше кухонное окно.
И Керекеш пошел убивать графа Белаффи. Он переоделся на складе старого железа, где обычно спал, и там же пришил петельку для топорика на внутренней стороне рабочей куртки. Потом он отправился в отель «Синяя звезда» и пришел туда в восьмом часу утра. Швейцар видел, как он поднялся по лестнице, но не обратил на него внимания. Во втором этаже Керекеш постучал в дверь комнаты № 16.
Ответа не было.
Керекеш постучал еще раз.
— Кто там? — спросил по-немецки сонный голос.
— Откройте! — по-венгерски ответил Керекеш.
За дверью послышались шаги.
— Кто там? — повторили вопрос по-немецки.
— Откройте, граф, для вас есть важная новость.
Дверь открылась. Перед Керекешем стоял граф Имре Белаффи в пижаме и ночных туфлях. Керекеш выхватил топорик и ударил своего врага обухом по голове. На лице графа появилось удивленное выражение. Керекеш размахнулся и ударил еще раз. Граф зашатался и, согнув колени, повалился на бок.
Керекеш закрыл дверь. Подойдя к шкафу, он вытащил оттуда несколько штук грязного белья, нагнулся над Белаффи, расстегнул его пижаму и пощупал, бьется ли сердце. Оно билось, граф Белаффи был жив. Рукавами грязных рубашек Керекеш связал ему ноги и руки за спиной и заткнул рот платком. Потом он стал приводить графа в чувство. Раны на голове были не страшны, граф был высокого роста, и раны пришлись не по темени, а в лоб. Вторая рана вообще была легкой, топорик только скользнул по кости.
Керекеш похлопал графа мокрым полотенцем по груди. Белаффи открыл глаза, хотел было опять закрыть их, но вдруг понял, в каком положении он находится, и глаза его широко раскрылись. С минуту враги глядели друг на друга. Керекеш сел на стул.
— Узнаете вы меня, гражданин Имре Белаффи?
Связанный граф отрицательно качнул головой.
— Верю, что вы меня не помните. Мы классовые, а не личные враги. Меня зовут Шандор Керекеш. Вы истязали меня в Будапеште и убили бы мешком с песком, если бы мне не удалось бежать. Вы добивались у меня признания, где скрываются мои товарищи. Ваши догадки были правильны, я знал, где они. Повторяю, мы не личные враги, и я пришел не мстить. Я пришел казнить вас, гражданин Белаффи.
Удивительное дело! Все получилось в точности так, как много раз представлял себе эту сцену Керекеш: он сидел на стуле, перед ним лежал поверженный враг пролетариата, и он, Керекеш, произносил над ним обвинительную речь.
В широко раскрытых черных глазах Белаффи был ужас. Сонливости в них не осталось и следа.
— Вы ошибались и ошибаетесь, гражданин Белаффи. Ваши идеи не победили и не могут победить. Вы только временно одержали верх в Венгрии. Победит мировая пролетарская революция, ваши козни против нее напрасны.
На пергаментных щеках Керекеша выступили красные