бы Тит согласился на открытие такого коридора, если верить тому, что ранее было сказано Иосифом, Симон и Иоанн вряд ли разрешили бы им воспользоваться. В этом и заключается вся трагичность и безысходность положения, в котором оказались жители Иерусалима.
Эта ситуация не могла не породить ропот внутри армии Симона бар Гиоры и рано или поздно не привести по меньшей мере к попытке заговора. Иосиф рассказывает о такой попытке, предпринятой одним из офицеров бар Гиоры Иегудой бен Иегудой, который решил открыть римлянам ворота и тем самым спасти и себя, и город.
Иегуда посвятил в свои планы десятерых самых верных своих солдат, разослал остальных на дальние позиции, чтобы они ему не мешали, и ночью стал вести с одной из башен переговоры с римлянами. Однако на этот раз Тит, помня о предыдущих случаях, не спешил поверить заговорщикам, затянул переговоры, а тем временем заговор был раскрыт, и внезапно появившийся на башне сам Симон бар Гиора перебил заговорщиков.
* * *
Иосиф между тем продолжал обходить городские стены и призывать к капитуляции. Во время одного из таких обходов ему в голову попал выпущенный со стены камень. Удар оказался таким сильным, что Иосиф упал и, видимо, на какое-то время потерял сознание. Это вызвало ликование у осажденных, и они высыпали за стену, чтобы подобрать Иосифа. Если бы им это удалось, мы бы, безусловно, никогда бы не прочли ни «Иудейской войны», ни «Иудейских древностей», ни трактата «Против Апиона», — казнь того, кого считали главным предателем нации, была бы немедленной и публичной.
Но, на счастье Иосифа, Тит заметил случившееся, выслал ему на помощь отряд, и у ворот закипела битва, в ходе которой римлянам удалось отбить «придворного еврея». Иосиф к тому времени был еще без сознания, и римляне вынесли его на руках. Наблюдавшие за этой сценой со стены решили, что бывший комендант Галилеи мертв, и огласили окрестности ликующими криками.
Слухи о гибели Иосифа бен Маттитьягу мгновенно распространились по городу, и чаще всего также сопровождались ликованием, однако многие горожане испытывали, услышав эту весть, противоположные чувства. На публике они радовались, но в глубине души сочувствовали «погибшему», так как давно уже разделяли его взгляды.
Показательна в этом смысле реакция матери Иосифа: когда охранники тюрьмы сообщили ей о гибели сына, она ответила, что верит этому слуху, но даже если бы тот и остался жив, это не доставило бы ей никакой радости. Однако наедине со служанками она не скрывала своей горечи по поводу того, что не только не будет похоронена сыном, но и не может его достойно похоронить.
Однако полученное Иосифом ранение оказалось достаточно легким, так что вскоре он снова появился перед стеной, снова стал призывать к капитуляции, а заодно крикнул тем, кто предположительно бросил в него камень: «Пройдет немного времени — и вы должны будете ответить передо мной за мою рану!»
Глава 6. Внимая ужасам войны
Одним из немаловажных достоинств «Иудейской войны» является та точность, с которой ее автор описывает как героизм, так и жестокость обеих сторон: любая война — это «совсем не фейерверк», и ужасов и бесчеловечности, от которых стынет кровь, в ней всегда куда больше, чем подвигов и красивых жестов.
С холодной отстраненностью хроникера и вместе с тем с немалым писательским мастерством он фиксирует стадию за стадией того обесчеловечивания, которое проходят мучимые голодом люди в осажденном городе.
Невозможно не содрогнуться, когда он рассказывает о том, как распухшие от голода иерусалимцы, сумев добраться до римского стана, с жадностью набрасывались на поданную им пищу, в результате чего их ссохшиеся желудки мгновенно переполнялись, лопались, и они умирали мучительной смертью. Выживать удавалось лишь тем, кто, зная об опасности, поначалу ели не спеша и помалу.
Вслед за этим следует рассказ о том, что те, кому удавалось выбраться за стены, перед этим, чтобы избежать обыска зелотов, проглатывали имевшиеся у них ценности, чтобы потом исторгнуть их наружу. Однако когда сирийские солдаты заметили, что перебежчики тщательно осматривают свои испражнения, и поняли, в чем дело, то на пару с арабами они стали просто вспарывать им животы, чтобы достать золото из их внутренностей, да и некоторые из легионеров, видимо, также упражнялись в подобном зверстве. Иосиф сообщает, что в один из дней были вспороты животы почти двум тысячам человек. Сама эта цифра показывает, какие масштабы приняло бегство из города, и означает вдобавок, что какой-никакой «гуманитарный коридор» все же существовал.
В память об этих зверствах римлян и их союзников мудрецы Талмуда издали постановление, запрещающее проглатывать золотые монеты во время войны в связи с опасностью для жизни[53].
По словам Иосифа, узнав о происходящем, Тит пришел в ярость и собрался было казнить всех, кто вспарывал животы беженцев, однако их оказалось так много, что он отказался от этого намерения и ограничился тем, что созвал к себе начальников легионов и командиров арабских и сирийских отрядов и устроил им выволочку. При этом римлянам он пенял на то, что они подобными действиями позорят честь римского оружия, а арабов упрекнул как в присущей им якобы от природы кровожадности, так и в издревле питаемой ими ненависти к евреям, а также в том, что они пытаются переложить ответственность за свои военные преступления на римлян (что в итоге и произошло).
Тит запретил продолжать подобные зверства под страхом смертной казни; этот его приказ был оглашен по войску, но на самом деле арабы и сирийцы, да и римляне продолжали вспарывать животы несчастным беженцам с той лишь разницей, что теперь они делали это тайно.
С болью пишет Иосиф и о том, что, организуя осаду и готовясь к штурму, римляне оголили всю местность вокруг города в радиусе нескольких километров, и если раньше те, кто подъезжал к Иерусалиму, не могли не залюбоваться окружающим город зеленым ландшафтом, немало добавлявшим к его собственной красоте, то теперь вокруг него была пустыня.
В самом Иерусалиме жизнь день ото дня становилась страшнее. Некий бежавший к Титу Манаим (Менахем), приставленный к одним из ворот города, чтобы подсчитывать выносимых через них умерших, утверждал, что за три месяца (примерно с апреля по июнь) мимо него пронесли 115 880 трупов. И это, замечает Иосиф, только через одни ворота, а ведь хоронили и через другие! Кроме того, многих не хоронили вообще, их трупы лежали на улицах, и солдаты, привыкнув, спокойно через них перешагивали.
Порой множество трупов собирали в опустевшие дома и наглухо запирали в них двери и