Читать интересную книгу Сын цирка - Джон Ирвинг

— Где вы остановитесь на эти три месяца? — спросил таможенник Миллса, левый глаз которого уже устал от подмигивания.

— В колледже Святого Игнатия в Мазагаоне, — ответил иезуит.

— О да, конечно! Я восхищаюсь вашей работой, — прошептал чиновник и еще раз подмигнул изумленному Мартину, как бы напутствуя его в дорогу.

Новый миссионер не представлял, что встретит таких сильно подмигивающих людей. Из-за этого Миллс оказался крайне плохо подготовлен к «национальному поведению» жителей Бомбея, которые понимают подмигивание как агрессивное и грубое предложение полового контакта. Однако подмигивая, будущий священник прошел таможню и оказался на воздухе, пахнущем экскрементами. Он все еще надеялся, "что вот-вот его дружески поприветствует один из братьев-иезуитов. Куда же подевались встречающие его люди? Быть может, задержались из-за транспортных пробок?

Снаружи аэропорта жизнь кипела, но к движению автотранспорта это не имело отношения. Такси стояли припаркованными на границе света и непроглядной темноты. Складывалось впечатление, что большой аэропорт вовсе не кишел людьми, как вначале думал Мартин, а являлся хрупким сторожевым постом у огромной пустыни, где гасли невидимые костры и жители без перерыва опорожняли свой кишечник.

Вокруг миссионера, как мухи на свет, собрались таксисты, которые хватали его за одежду, вырывали чемодан, но он не выпускал его из рук, несмотря на тяжесть.

— Нет, спасибо, меня встречают, — говорил Миллс.

Он обнаружил, что знание языка хинди у него пропало так же, как пропали люди, которые должны его встретить. Мартин все же говорил на хинди, хотя и плохо. Усталый миссионер заподозрил, что заболел чем-то вроде паранойи — это нередко случается при первом посещении Востока. Осмотревшись, он обратил внимание на то, как его воспринимают: одни таксисты сохраняли безразличный вид, однако другие явно хотели его убить. Водители приняли Мартина за Инспектора Дхара. Они то подбирались ближе к нему, то бросались в стороны, подобно мухам, однако по сравнению с этими насекомыми выглядели более опасными.

Целый час Мартин так стоял, отгоняя от себя вновь появляющихся мух, тогда как старые кружились вотдалении, наблюдая за ним и не осмеливаясь его опять тревожить. Миссионер так устал, что уже воспринимал таксистов в виде гиен, ждущих, когда он перестанет подавать признаки жизни и можно будет сообща на него накинуться. Его губы зашевелились, признося молитву, однако от усталости он не мог прочитать ее вслух. Не иначе, другие миссионеры слишком стары, чтобы встречать его рейс, его предупреждали об их преклонном возрасте. Знал он и о приближении юбилея. Разумеется, достойная встреча 125-ой годовщины служения Богу и человечеству значила гораздо больше, чем встреча рейса с новым миссионером. Так Миллс мысленно поместил себя внутрь ореховой скорлупы. Он занимался самоуничижением настолько сильно, что стал гордиться этим.

Мартин переложил чемодан в другую руку, не желая ставить его на асфальт. Подобным признаком слабости он не только привлечет к себе бродящих рядом таксистов, но и, что главное, покажет свою плоть. Конечно, усталость от тяжелого чемодана совсем не то, что боль от ножных вериг, когда их правильно приладить на бедра. Она ничем не напоминала внезапную боль от удара кнутом по голой спине, когда перехватывает дыхание. Тем не менее Миллс с теплотой ощутил онемевшую от тяжелого чемодана руку, поскольку и чемодан напоминал о процессе формирования его личности, о поисках Божьего Промысла, о силе самоуничижения. На его старой коже по-латински было написано «NOSTRIS», что подразумевало «наша иезуитская жизнь», как ее называли в ордене иезуитов.

Чемодан был связан с двумя годами учебы в подготовительном колледже святого Алоиза, где в его комнате стоял стол, стул с ровной спинкой, кровать и невысокая деревянная скамеечка для коленопреклонения. Когда его губы зашевелились, чтобы произнести слово «нострис», то Мартин вспомнил маленький звоночек, извещавший о начале самобичевания. Он также вспомнил тридцать дней своего первого обета молчания. До сих пор Миллс черпал силы из опыта жизни тех двух лет: молись, брейся, работай, молчи, учись, молись. Он не совершил никакого особого подвига послушания, а лишь выполнял все требования о постоянной нищете, воздержании и послушании. Конечно, важно подчиняться тем, чье положение выше в церковной иерархии, однако еще важнее подчиняться правилам жизни в общине. Такие правила давали ему ощущение свободы. А в отношении подчинения Миллс чувствовал некоторую тревогу, так как бывший руководитель однажды упрекнул его за то, что Мартин больше подходил для монастыря, где порядки более строгие, наподобие тех, которым следуют картезианские монахи. Иезуиты же выполняют работу в миру. Они не являются «мирянами» в нашем понимании этого слова, но иезуиты также и не монахи.

— Я не монах, — громко сказал Миллс. Стоявшие рядом таксисты восприняли его возглас как призыв, и еще раз окружили Миллса толпой.

— Избегай мирской суеты, — предупредил себя он. Мартин с терпеливой улыбкой взирал на вопящих таксистов. Над его кроватью в колледже Святого Алоиза имелась латинская надпись, содержание которой можно было понять так: пусть сам постелит себе постель, даже если он священник (etiam si sacerdotes sint). Поэтому Миллс решил, что отправится в Бомбей самостоятельно.

Таксист выбран неверно

Среди таксистов лишь один выглядел достаточно сильным, чтобы поднять чемодан. Он был высокий и бородатый, со смуглой кожей и острым, агрессивно загнутым носом.

— Храм святого Игнатия, Мазагаон, — сказал Мартин таксисту, которого принял за студента университета, ночью подрабатывающего на машине. Подумав так, Миллс восхитился этим молодым человеком, который сам платит за обучение.

С дикими глазами парень взял чемодан и кинул его в такси. Все другие водители ожидали появления автомобиля «Амбассадор» с карликом-убийцей за рулем, никто и представить не мог, что инспектор Дхар опустится до поездки в обычном такси. В фильмах о полицейском инспекторе водителей такси всегда показывали отчаянными и сумасшедшими людьми.

Молодой таксист по имени Бахадур, взявший чемодан и наблюдавший, как Миллс садился на заднее сиденье, был настроен очень агрессивно. Его только что выгнали из школы обслуживающего персонала гостиниц за списывание на экзамене по подаче блюд на стол. Он передирал со шпаргалки легкий вопрос — обслуживание свадеб. Имя таксиста в переводе означало «храбрый» и только что по дороге в аэропорт этот храбрец увидел рекламные плакаты фильма «Инспектор Дхар и Башни Безмолвия», подвергшие испытанию чувство его лояльности к боссу. Бахадуру не нравилась профессия водителя, однако он испытывал благодарность к хозяину машин — Мирзе, а тот был этническим персом. Несомненно, новый фильм сильно оскорбит мистера Мирзу, поэтому Бахадур считал долгом чести показать, что бы чувствовал его босс.

Бахадур ненавидел все серии об инспекторе полиции и мечтал, что обиженные хиджры или проститутки-женщины убьют Инспектора Дхара. Таксист в общем не возражал против тенденции убивать знаменитых людей, поскольку полагал, что обычных людей обижает то, что лишь немногие из них становятся знаменитостями. Считая недостойной работу таксиста. Бахадур занялся ею лишь для того, чтобы доказать богатому дяде — он может «общаться с массами». Вдруг дядя пошлет его учиться в другую школу. Временная работа его не удовлетворяла, однако для Мирзы можно выполнять и худшую работу, поскольку он владеет частной таксомоторной компанией. В свободное от работы время Бахадур улучшал знание английского, заучивая вульгарные и богохульственные выражения. Он хотел знать их в совершенстве на случай встречи со знаменитым человеком.

Шофер знал, что репутация знаменитых людей часто дутая. Он слышал рассказы о том, насколько силен Инспектор Дхар, и даже о том, что он — спортсмен-штангист. Одного взгляда на тоненькие руки пассажира оказалось достаточно, чтобы доказать лживость слухов. Это не спортсмен-штангист, а всего лишь киношник со слабыми поджилками.

Бахадур любил ездить мимо киностудий, ожидая, что удача ему улыбнется и появится какая-нибудь актриса, пожелавшая сесть к нему в такси. Но однажды полицейский обвинил его в том, что он без дела здесь шляется. Бахадур подумал, надо е…ть всех киношников.

— Думаю, вы знаете, где находится миссия святого Игнатия. Там иезуитский приход, храм и колледж, — нервно произнес Миллс, когда машина тронулась.

Мартин искал какой-либо знак понимания во взгляде таксиста. Когда будущий священник увидел, что молодой человек наблюдает за ним в зеркало заднего вида, он сделал дружественный жест, который, по его предположению, являлся национальной традицией поведения индийцев. Он подмигнул таксисту.