По углам распиханы камеры, перед ней и наверняка позади тоже стоят эти чёртовы механические одноглазые змеи.
 Она привязана к чему-то, что напоминает козла, через которого нужно перепрыгивать на занятиях физкультурой.
 Гремят цепи…
 Боже, что, реально?
 К чему весь этот цирк? Удобнее же связывать ремнями.
 Сознание на удивление такое ясное, будто бы она хорошо выспалась после вечерней прогулки и расслабляющего массажа, а теперь должна как можно более элегантно радоваться новому дню.
 По этому случаю и бельё кружевной подогнали.
 А как это ещё объяснить?
 На ней не было одежды, когда пришёл Алекс.
 Который сейчас стоит позади и… гладит худую бледную спину.
 Это, видимо, то, о чём он говорил.
 Спермобак пришёл осчастливить свиноматку.
 Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!
 – А камеры… зачем? – выдыхает она, осознав, что цепи какие-то зачарованные и перевоплощаться… больно.
 Алекс ухмыляется, это слышится по его придыханию, по звону голоса.
 – Знаменательные моменты стоит записывать. Многим потом будет… любопытно пересматривать. В ознакомительных целях. Как исторический материал.
 – Да поняла, я поняла… – шепчет она, сдувая со лба прядь светлых волос.
 Ой, она ещё и в теле красотки, вот порнушка-то получится – только и трусы снимай да работай руками.
 Нет, чёрта-с-два! Пусть будет больно, но она не даст этим увальням красивое кино!
 Это дело шлюшьей чести!
 Кодекс.
 Плача, она каким-то чудом перевоплощается… в жирного азиатского мужчину.
 – Ну, – голос срывается, – как тебе такое, Алекс?! Куда ты теперь будешь трахать?
 Он смеётся и шлёпает по дряблой белой заднице, на которой порвались нежные трусики, которые отлично смотрелись в кадре.
 Ханна понимает, что рано или поздно её силой вернут к нормальному состоянию, а если нет – измучают так, что она уже просто физически не сможет концентрироваться на чужом облике…
 Но всё это стоит одной хорошей шутки.
 Даже если она плохая.
 А если серьёзно – ну какого чёрта? Почему она в этом дерьме?
 «Шлюшья богиня, клянусь, это был последний раз, когда я доверилась мужику! Больше такого не будет! А теперь… вытащи меня!»
 То ли цепи, то ли сила Алекса действует уж слишком интенсивно, и жирдяй слезает с неё раньше, чем змеиная шкура во время линьки со змеи.
 И всё это с такой болью, словно она родила.
 Стоны знатные. Зрители, наверное, будут в восторге.
 Алекс хлопает в ладоши.
 – Шикарное представление… Ты умеешь привлечь к себе внимание. Ты. очень яркая, Ханна.
 А сам склоняется над ней, запускает пальцы в волосы и шепчет горячо на ухо:
 – Мне очень жаль…
 А что происходит дальше?
 Нетрудно догадаться. Хотя Ханна до последнего надеялась, что у него есть какой-то план. Что он сейчас освободит её.
 Что всё это… шутка.
 Нет ничего хуже дурацкой надежды.
 Зря, очень зря она разучилась ждать худшего.
 Наматывая её волосы на кулак, Алекс входит резко и двигается так же.
 Она сдерживает стоны и слёзы, но выходит плохо. Лицо спрятать не получается. Любые попытки извернуться и перекинуться жёстко пресекаются.
 – Алекс! – вскрикивает особенно громко.
 И он, на удивление, притормаживает.
 – Что?
 Ханна шепчет едва слышно:
 – Я ведь прощу тебя… Всё это. Просто… давай выберемся. Ты что-то придумаешь… Будем… вместе.
 Он молчит.
 Так…
 Неужели…
 Получилось…
 Достучаться до…
 Резкий толчок.
 – Чёрт!
 – Ну что ты начинаешь, я же уже извинился, – он и вправду будто бы недоумевает.
 Ханна словно бьётся о стену, хотя вбиваются сейчас в неё.
 Френк во всём был прав. Долгих лет жизни старому козлу!
 Всё меняется в одно мгновение. Она чувствует, будто внутри (в тех самых внутренностях) что-то взрывается. Вскрикивает и… теряет привычное ощущение себя.
 Это трудно объяснить, особенно, учитывая, что она каждый день в шкуре разных людей, но…
 Что-то не так.
 Алекс, не выходя из неё, тянет Ханну ближе и ухмыляется.
 – Готово.
 Теперь у неё обычные, человеческие глаза.
 И нет
 никаких
 способностей.
 Он ещё некоторое время не отстраняется, приобнимая её скользкое тело, а затем выходит и идёт к столу с какими-то припарками так, словно ничего не было.
 Застёгивает ширинку на джинсах, поправляет волосы, набирает что-то в шприц.
 Перед тем, как ощутить привычный холодок иглы, обессиленная Ханна краем глаза замечает невероятно дружелюбный столп огня.