— Бог не может быть колдуном, — поучающе подняло палец изображение. Этому я научен. Но бог есть бог, он требует жертвоприношений и его всегда можно удовлетворить. Я не смог совладать с дьяволом. Но когда все люди и звери острова оказались в его руках, он принял жертву и позволил мне остаться живым.
Джателла отвернулась и зажала уши руками, не желая слушать этих святотатственных речей. Тирус стоял, лед и огонь в крови, с каждым словом в нем оживало прошлое.
В словах изображения скользнула нотка сожаления:
— Я не хотел, чтобы это так случилось. Мои подданные первыми узнали мою власть… но произошла ошибка. Теперь я буду более осторожным. Бога не так просто купить. Милость надо завоевывать постепенно. Настоящие жертвы, не ритуалы и обычные приношения простых смертных. Нидил и так может брать все. Ему нужны вещи раньше, чем приходит их срок попасть к нему. Тогда он… он улыбается мне и дарит мне власть. Я буду его союзником, хозяином жизни и смерти, королем-колдуном всех стран и провинций — моих стран, моих провинций! Я буду править живыми, а Нидил — мертвыми!
— Исчезни! — закричал Тирус, делая жест, чтобы изображение сгинуло. Это опять швырнуло его в пропасть боли и огня. — Расвен, помоги мне! Я уничтожаю его, как его хозяин уничтожил свой народ! Жертвы! Он принес целый народ в жертву, чтобы спасти свою жизнь и все ради этой болтовни о власти! Король смерти и боли. Мы никогда не позволим ему править миром.
Тирус запел свое сильное заклинание, изображение стало корчиться от боли, прижимая руки к груди и горлу. До этих пор он не обращал внимания на присутствия Тируса и остальных Это подтвердило подозрения Тируса, что оно создано для представительства, для замены самого Врадуира, для изречения его мыслей, его программы, живая статуя, олицетворяющая спесь и самодовольство.
Копия упала, корчась в судорогах, а Тирус все поражал и поражал ее ударами магии, пока Эрейзан не оттащил его.
— Это же не Врадуир. Побереги силы для настоящего Врадуира!
Тирус шатался и Эрейзан поддерживал его, пока волны ненависти и гнева, копимые долгое время, не вытекли из Тируса. Скорчившись, копия лежала у их ног. Тирус сделал незаметное движение, завершая заклинание уничтожения.
— Я отсылаю тебя навсегда прочь. Больше не появляйся там, где ходят живые. Ты принадлежишь вечности, создание Врадуира.
Как и остальные чудовища, иллюзия содрогнулась и исчезла. Тирус глубоко вздохнул и потер лоб. Джателла подошла к нему.
— Я знаю, что ты чувствуешь, Тирус. Мне хотелось самому разорвать его на куски. Хуже того, мне хотелось пытать, мучить его, как варвары мучают тех, кого они берут в плен. — Джателла была вне себя от гнева. — Я… я думала, что я цивилизованная и все же, я никогда не чувствовала такой ненависти! И это всего лишь его изображение!
— Его точная копия, — сказал Эрейзан, следя за Тирусом, готовый помочь ему в случае слабости. — Вы бы ненавидели его еще больше, если бы…
Акробат прикусил свою губу, поняв, что чуть не выдал свою тайну, тайну заклятия, наложенную на него Врадуиром.
— Править миром с помощью черной магии, — прошептала Джателла, с ужасом думая о том, что сказало изображение Врадуира.
— Что это? — Обаж осторожно обошел место, где только что была копия Врадуира, и приблизился к экрану, изготовленному из искусно обработанных камней. Его шаги отражались гулким эхом в комнате. Затем он резко остановился.
Все остальные подошли к нему. Джателла сняла факел со стены и подняла его над головой. Они все собрались вокруг этого странного экрана.
— Как это может быть? — прошептала Джателла. — Он сверкает как снег в долине Бога Смерти.
То, на что они с изумлением смотрели, представляло собой куб, испускающий то же самое сверхъестественное сияние, которое наполняло ночь во время их последней стоянки. Хотя поверхность казалась твердой, содержимое куба непрерывно двигалось и переливалось в этом жутком потустороннем сиянии.
Внезапно напряженная Джателла воскликнула:
— Тирус… там… там внутри замурован человек.
При этих словах все они ощутили мелодию: мягкую, приятную, успокаивающую. Она постепенно нарастала, заполняя все пространство вокруг них. В отличие от их шагов и слов, музыка вовсе не имела эха. Чистые и ничем не искаженные звуки вытекали из куба. Они формировались в знакомые мелодии Кларики, веселые и печальные, праздничные и траурные. Песни рыбаков, пастухов, моряков, дворян повисли в холодном воздухе, проникая в души восхищенных слушателей. Тирус никогда не слышал такого совершенного исполнения. Мелодии были так божественны, что они были покорены их красотой.
Как будто находясь под заклинанием, они слушали и смотрели на человека, находящегося в кристаллической пещере. Он казался подвешенным в пространство куба, чужой свет танцевал вокруг него.
Он держал в руках инструмент. Пальцы застыли в положении, как будто он трогает струны. Рот его был открыт, как будто он замер в тот момент, когда он пел свои чудесные песни. Его голос и инструмент превратились в одно целое, они оба сейчас являлись одним чудесным инструментом.
Глаза Тируса все еще слезились после взрыва стекла. Но теперь он почувствовал, что другие слезы смочили ему ресницы. Он плакал вместе со всеми, тронутый до глубины души. Он осторожно дотронулся пальцем до кристаллической пещеры. К его удивлению он не почувствовал никакой вибрации поверхности или других признаков того, что звуки проходят сквозь поверхность или излучаются ею.
— Мы слышим его старые песни, — сказал Тирус, с волнением и сожалением глядя на певца, плавающего в странном сиянии внутри куба.
— Жертва! — сказала Джателла, решительно стряхивая с себя очарование музыки. Она пришла к тому же заключению, что и Тирус, вспомнив речи изображения Врадуира.
Тирус медленно кивнул, с трудом вынося боль в черепе.
— Это знаменитый певец из Атея. Рабы Врадуира похитили его.
Тирус прижался лбом к поверхности кристалла. Она была ледяной, холодной, как сама смерть. Холод должен был бы унять боль, но этого не произошло.
— Несчастный музыкант! — с грустью сказала Джателла. — Боги будут милостивы к нему.
По ее щекам снова покатились слезы, вызванные теперь не музыкой, а жалостью к певцу. Щемящая душу мелодия превратилась в скорбь по музыканту, который мог создавать такие мелодии.
— Почему был?.. — Затем Обаж сам ответил на свой вопрос. — Он был убит, чтобы доставить удовольствие Нидилу?
— Одна из жертв Врадуира, с помощью которой он хотел получить власть и бессмертие, — сказал Эрейзан.