Да, это нечестно. Но это уже не имеет значения. Важно лишь одно.
«Пожалуйста, пусть с Одри всё будет в порядке», — прошу я ветер. — «Позволь ей выжить, с чем бы она ни столкнулась. И не дай ей грустить после моей смерти, то есть, она, конечно, может проронить пару слезинок, но пусть потом двигается дальше. Она достаточно страдала за свою жизнь. Пусть она переживёт меня».
Я так сосредоточился на своей мольбе, что только сейчас замечаю, что мы спускаемся всё ниже, словно мои Западные поддерживают идею самоубийства.
По крайней мере, бури успокоились, и последний убийственный торнадо исчез.
— Ты готов? — спрашивает Солана, сжимая в руке новый бумеранг ветра.
— Давай на этот раз покончим со всем побыстрее, — шепчу я. — Как только поймёшь, что надо делать — не колеблись.
Она берёт меня за руку, я сжимаю её с ответ, довольный тем, что сражаться с этим я могу вместе с другом.
— Вряд ли у нас получится, — говорю я Солане, приказывая ветрам опустить нас перед Райденом.
Он хорошо выбрал место — между ним и нами остаётся не больше двух метров. А значит, мы точно попадём под ответный удар.
— Так вот как всё закончится? — произносит Райден. — Последний бой последнего из Западных. Скажешь что-нибудь напоследок?
Я собираюсь сказать «нет», но тут слышу, что мои ветра складываются в новую мелодию.
Они по-прежнему поют про то, что щит опаснее меча, но теперь прямо перед это строкой появилась новая:
Доверяй своему врагу.
— У тебя два варианта, — говорит нам Райден. — Либо ты научишь меня слову Западных, и тогда я убью вас обоих быстро. Либо ты отказываешься и смотришь, как твоя маленькая приятельница испытывает невыразимые муки.
Он хватает Солану за волосы, выворачивая шею и подтягивая ближе к себе.
«Доверяй своему врагу, — поют мои Западные. — Доверяй своему врагу. Доверяй своему врагу.»
ДОВЕРЯЙ СВОЕМУ ВРАГУ.
— Хочешь знать слово Западных? — спрашиваю я Райдена, надеясь, что правильно разгадал значение песни. — Хорошо. Я скажу тебе его. Только не причиняй ей вред.
И у Соланы, и у Райдена глаза чуть на лоб не вылезли.
— Вот так просто? — спрашивает он. — После всего этого, — обводит руками он поле битвы, — ты готов предать своё наследие даже прежде, чем я нанесу удар?
— Я видел, что ты сделал с Гасом, — бормочу я. — Солана этого не заслуживает.
Может, я лучший актёр, чем думал. А может, Райден настолько ослеплён жаждой власти, что не стал задавать себе вопросы, которые должен был.
Он даже не спорит, когда я требую отпустить Солану. Он отпускает её, и я притягиваю её к себе и шепчу на ухо:
— Следи за моим сигналом.
— Я научу тебя самой сильной команде, — говорю я. — Той, которая спасала меня чаще всего. Если она не запустит твой прорыв, то ничего уже не поможет.
Райден становится похожим на наркомана, а изо рта чуть не течёт слюна, когда я приказываю Западным ветрам взвиться вокруг него.
Щит опаснее меча.
— Я научу тебя, как создавать щит, — говорю я. — Нужно лишь одно слово.
Мы с Соланой обмениваемся взглядами, и я надеюсь, что она готова, потому что ей надо идеально рассчитать момент.
— Сначала послушай, как я это произношу, — говорю я, радуясь, что мои инстинкты меня не подводят. Они всегда так делают, когда я пытаюсь кого-то научить, так что может, это именно то, чего хотят ветра?
Я шепчу нужное слово, выделяя каждый вдох и свист.
— Повтори ещё раз, — приказывает мне Райден.
Я замечаю, что Солана сильнее сжимает бумеранг, и киваю.
Вот оно.
Пожалуйста, пусть теперь с ним будет покончено.
— Готов попробовать? — спрашиваю я.
Райден слишком сосредоточен на произношении, чтобы заметить, как Солана шепчет свою собственную команду и превращает бумеранг из жёлтого в красный.
Райден идеально произносит команду Западных по слогам, и, когда последний звук скатывается с его губ, Солана выбрасывает руку с оружием, и бумеранг смертельно поражает Райдена прямо в грудь.
Мы оба падаем плашмя на землю, нас накрывает отдача, и я втягиваю в себя воздух полной грудью, жалея, что в последний мой вдох во рту остался лишь привкус пыли.
Я всегда буду любить тебя, Одри.
Я повторяю эти слова, надеясь, что они останутся эхом после меня.
Пусть она их найдёт. Пусть узнает, как мне жаль оставлять её одну.
Но когда в моих ушах звучит взрыв, я не чувствую боли. Спустя пару секунд, я набираюсь смелости и поднимаю голову.
Я не могу описать изданный мной звук — это смесь тысячи эмоций.
Солана издаёт такой же звук и садится рядом со мной.
Через долю секунды после того, как бумеранг прошёл через Райдена, Западные ветры создали щит вокруг его тела, герметично скрывая его и заставляя прочувствовать полную силу удара. А удар снова запускал отдачу. И снова. И снова.
«Правосудие», — говорят мне Западные, и от этого слова тошнота при виде кровавых брызг уменьшается.
Райден сам подписал себе смертный приговор, встретившись с болью его собственной злой силы.
Медленная смерть.
И очень болезненная.
А потом он умер.
Я ещё несколько минут смотрю на него в этом коконе, чтобы удостовериться, что взрывов больше не будет.
И когда я, наконец, опускаю щит Западных ветров, его тело рассыпается пеплом.
Отвергнутое небом, оно остается гнить на земле.
Глава 52
ОДРИ
Вот и всё.
Я чувствую это в воздухе.
Новообретённый мир, который не знаю, как описать.
Ветра не успокоились, но я никогда прежде не чувствовала такой радости и лёгкости.
Ветер стал легче и мягче. Словно существование Райдена было вполне материальной тяжестью, тянущей вниз небеса и хоронящей их в унынии.
А Вейн…
Наша связь стала сильнее, чем когда-либо. Практически пробегая электрическими разрядами по телу от его срочного путешествия.
Он возвращается домой.
Он не пострадал.
И он мой.
Силы Бури посходили с ума с приготовлениями — уже единогласно был принял закон об утверждении плана Вейна о правящей власти четырёх.
Запланирована коронация и празднества, и даже уцелевшие стражи направляются в Брезенгард, чтобы уничтожить оставшихся Буреносцев.
Ещё остались истории, которые надо рассказать, и изменяющие жизнь решения, которые надо принять.
Но все они могут подождать.
А мне нужен ещё один день.
Один день с Вейном, когда мы будем не Восточными и Западными, не опекунами и ползающими по земле, не королями и королевами.
Один день, в который я смогу дать ему частичку нормальной жизни, которой он так жаждет.