антисоветская агитация в условиях военной обстановки. Да прошло-то менее 10 лет после того, как такие же «дети» едва троцкистский переворот в партии не устроили! Наверно из-за Победы (судили «дитятку» уже после 9 мая), члены трибунала проявили мягкосердечие, пожалели бывшего капитана химзащиты. Фамилия этого капитана — Виткевич, приятель Александра Солженицына.
А самого Шурочки перед трибуналом не стояло. Что было весьма странным. Во-первых, Солженицын в этой истории с намерением создать подпольную организацию был заводилой, организатором. Во-вторых, дело явно носило групповой характер, дела Виткевича и Солженицына должны были соединить производством в одно. И судить должны были организованную группу. А это — гарантированный расстрел.
Уже в эмиграции Солженицын написал, что его завербовал кум в лагере и выбрал он агентурную кличку «Ветров». Якобы, чтобы только кум от него отвязался, а стучать Исаич не стучал. Мы верим вам, гражданин Солженицын, жаль только что уже нельзя вам в лицо задать вопрос:
— А как так случилось, что ваш приятель Виткевич, которого вы подставили своими письмами, был осужден военным трибуналом, получил 10 лет лагерей и мотал срок, работая на кирпичном заводе, катая там тачку, а вас с фронта в купе поезда отвезли в Москву и вы ждали в тюрьме на Лубянке решения Особого совещания, которое вам, организатору всего безобразия, дало всего 8 лет, большую часть из которых вы провели придурком в «шарашке»?
Я не профессиональный историк и не профессиональный писатель и поэт Бушин, чтобы поверить в вербовку Солженицына в лагере. Вербовка была. Только еще до лагеря. Точнее, это была не совсем вербовка. Когда за Исаичем на фронте пришли особисты и взяли его под локотки, показали статью в Уголовном Кодексе, «совесть нации» от испуга так дунул «ветрами», что стекло в форточке кабинета особиста треснуло. В коленях валялся, просил пожалеть и дело до трибунала не доводить, обещал быть полезным в деле борьбы с врагами народа и не жалеть сил и самой жизни на этом поприще.
Только поэтому его пожалели, дело не отдали в трибунал, отвезли в Москву и свеженькому агенту «Ветрову» Особое совещание отломило жалостливо 8 лет, отправив не на лесоповал или стройку, а в «шарашку», где разрабатывались технические новинки и особо нужен был источник информации для контроля за работой заключенных инженеров.
И это не моё предположение, не версия. Электрик знает, что если замкнуть два провода, «плюс» и «минус», то обязательно коротнёт, других вариантов нет. Электрик не будет строить предположения и версии, он точно знает, что последует. Любому оперативнику ситуация с осуждением Солженицына — как для электрика два провода.
А вот о том, что происходило с 1991 года вокруг Солженицына — предположение. Здесь я однозначно утверждать не буду. Но предположение до степени очень сильного подозрения в том, что вокруг возвращения «совести нации» на Родину шли активные торги и касались эти торги архивов. Того, что в архивах могло «совесть нации» скомпрометировать.
Новая российская власть начала уговаривать Исаича вернуться на Родину еще с 1991 года и помогать в деле разжигания демократии и борьбы с пережитками сталинизма. Уговаривали целых три года. Тот всё кочевряжился, хотя оснований кочевряжиться уже никаких не было. Солженицын на Западе был нужен в качестве антикоммунистического жупела до 1991… даже до 1989 года. Уже в 1989 году в СССР открыто, во всей прессе, шла такая волна, которую само руководство КПСС гнало, что Солженицын с его разоблачениями мог отдыхать в своем поместье в Вермонте. Нечего ему уже было делать в эмиграции! Но его всё никак не могли наши дерьмократы уговорить вернуться, он всё чего-то ждал. Ждал в 1991 году, когда ГКЧП провалился, ждал в 1992 году, когда КПСС на Конституционном суде уравняли с фашизмом, ждал в 1993 году, когда уже и ВС РСФСР был расстрелян.
Наконец, вернулся в 1994 году. Под аплодисменты и фанфары. И все годы после возвращения до самой смерти не проявлял никакого интереса к своему следственному делу, даже не намекал, что хорошо бы его из недр архивов Лубянки поднять и продемонстрировать миру, как «совесть нации» был осужден без вины и беззаконно ему жизнь ломали. Кто бы отказал «совести нации»? Пулей бы всё предоставили.
Так еще было же и агентурное дело агента «Ветрова». Его не могли уничтожить ни в коем случае после истечения срока хранения в связи с прекращением сотрудничества. Агент слишком видной фигурой был, его должны были на бессрочное хранение отправить в архив. Почему бы Солженицыну и его не попросить рассекретить, чтобы доказать публике, что «Ветров» ничего интересного куму не рассказывал, как утверждал Исаич?
Так где эти дела, имеющие выдающиеся историческое значение, в связи с тем, что они касаются биографии и жизни человека, труды которого включены даже в школьную программу? Когда их публика увидит?
Уверен, что никогда. Такого публике показывать нельзя. Иначе публика, и так многое подозревающая нехорошего за «совестью нации»… Уверен, что торги шли до тех пор, пока Солженицыну в Вермонт не привезли оригиналы его следственного и агентурного дел. Исаич их лично сжег в камине своего особняка и пепел зарыл под забором. Он переломил российскую власть. Той, согласитесь, было выгодно держать такой компромат на «совесть нации», чтобы она была на коротком поводке, но пришлось пойти на уступки. «Совесть нации», кстати, показала себя той еще неблагодарной сволочью, едва приехав в Россию она стала власть показательно полоскать со всех трибун. Бояться было же нечего, зато так можно было отомстить за свой многолетний липкий страх быть разоблаченным стукачом.
Но не только следственное и агентурное дело было компроматом. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» писал, что ОСО и к 8 годам приговаривало, и к 10, и к расстрелу. Это понятно. Приговаривало. В его художественном исследовании. Чтобы складывалось впечатление, будто Солженицыну могло грозить такое же наказание в ОСО, как и Виткевичу в трибунале. Чтобы читатели «Архипелага…» не начали подозревать, что передача дела в ОСО спасала Солженицына от возможного расстрела.
Поэтому у меня вопрос: а куда из архивов делся акт о расширении полномочий Особого совещания, которое дало «совести нации» 8 лет. Постановление о наделении ОСО правом на 5 лет — есть. Оно бесспорно. В правовом смысле документ сомнений не вызывает. Расширение прав до 8 лет — такого документа вовсе нет. Расширение прав до расстрела — мы его уже видели. Там даже про УК Союзных Республик авторы забыли. Это не документ. К тому же авторы догадались на него приляпать гриф «совершенно секретно». Как и на приказ № 00447.