на улице. Охранника не было рядом. Шмонт был с ней, как впрочем и всегда, поэтому не волновался. Но они поссорились...
- Напрашивается вывод как только есть намек на сближение нам вставляют палки в колеса? - я удивленно озвучил мысль, даже перебил мужчину старше. - Два запроса на свадебный контракт нападение. Остров объединенный - нападение.
Вильмонт кивнул и продолжил:
- Именно к этому выводу я и пришел. И почему раньше никаких сомнений не возникало? За нашими спинами действует кто-то третий. Умело руководит, как марионетками. Как бы не было это отвратительно, но кто-то нас переиграл. Только вопрос почему? Почему этот кто-то нас разъединяет, а не уничтожает? Спокойно позволяет процветать?
- Значит по одиночке мы для него не опасны, - ответил мой отец.
- Значит так, - закончил мысль Сергей.
И воцарилось затишье, долгое и изнуряющее. Прямо, как бывает перед бурей, не ждешь, но она приходит. Причиняет море неудобств, может и утопить. И, кажется, пора подготовиться к войне по серьезней, чем была до этого.
Глава 28. "Мятеж"
Анна Вильмонт
На балконе хорошо. Ветер развевал волосы, заставлял их попадать мне на на губы и глаза. Один раз едва не сожгла наращенные пряди прикуренной сигаретой. Поздний час, а я не могла заснуть в кровати, вышла подышать свежим воздухом. Думала отрублюсь после бессонной ночи с Аристократом, ведь он почти не дал поспать. А утром, едва заснула разбудила боль, что съедала каждый миллиметр плоти.
Три утра, немного прохладно, потому накинула легкую ветровку. Пятнадцать градусов тепла приблизительно и это начало зимы для Арзонта.
В шкуре Бастарда постоянно курила. Пепельница на пластиковом столе истыкана огромным количеством бычков не все, конечно, мои, но многие. Спокойствие похоже отняли навсегда.
Плечи покрылись заметными мурашками от воспоминаний, не от ветра, подувшего на кожу. Кадр за кадром возвращался в течение дня.
Хаски не дал забыть. Что это? Акт мести в извращенной форме?
Рука с сигаретой дрогнула, пепел осыпался на стол. Поспешно смахнула на бетонный пол под ноги, ветер все равно сдует мусор с балкона.
Дверь распахнулась за спиной, впуская Волчицу, в ночнушке и теплой куртке.
- Ты здесь? - прошмыгнула неуклюже на балкон и зевнула подруга. - Я думала забрал Глен. Настолько понравилась господину Хаски, что решил использовать в пожизненном рабстве?
Евлампии смешно. Поражаюсь ее отношению к жизни. Извечно спокойна, никогда не видела ее расстроенной. Не то, что я. Всегда считала себя сильной, а тут не способна стала сдерживать эмоции: грущу, плачу, печалюсь. Где заводная без башки Анна Вильмонт, крутящая мальчиками, как кнутом для дрессуры диких зверей?
Подруга примостила худые бедра на стул, прикурила сигарету. Интересно, быстро сдохнем от никотина? Мои легкие почернели? Или папа успеет пересадить новые? Я бы не против умереть сейчас.
В прошлый раз была довольна тем фактом, что отпинали, а не изнасиловали. Рано радовалась - каждый получил по заслугам. Получи, Вильмонт, за пожизненный обман перед Аристократами.
Сигарета истлела окончательно. Перевернула бычок и затушила в пепельнице, давя пепел, размазывая по стенкам прозрачного блюда. Красные угольки затухали медленно, так же плавно, как я перекрывала доступ к кислороду. Мне сегодня тоже перекрыли доступ к кислороду. Повернули фитиль - возвращать в обратную сторону не желала.
- Что за убитая моська? - шикарная улыбка у Волчицы. Подруга подтолкнула меня в голое колено ладонью. - Ты сама не своя. Где, заноза Ананина? Где бесстрашная Анька, перед которой даже я спасовала в первый день при нашем знакомстве? Не твоя страшенная морда, поверь, мы бы подрались!
Я улыбнулась над воспоминанием, сколько времени прошло... хорошего... плохого...
Но разговаривать не могла, мне язык отрезало сегодня ночью. Его слишком много использовали, он грязный, самой тошно.
- Ты надеюсь кончать с жизнью не собралась? Обычно с таким фейсом сигают с балкона. У нас хоть и третий этаж, но ноги сломать можно, - пыталась развеселить подруга. Волчица комик, где бы записать, обычно я ехидничаю.
- Я похожа, на ту, что может прыгнуть с крыши?
- Сегодня похожа...
- Плохого ты обо мне мнения. Я - паразит, ко всему приспосабливаюсь, к унижениям тоже, - ответила, но в глаза не могла смотреть Волчице. Боялась показать свои самые черные воспоминания.
- Поверь это не унижения, - смешинки пропали из ее речи. Я обернулась к подруге, брови чуть нахмурила, что-то странное прозвучало. - Аристократы знали, что я зарабатываю на жизнь, продавая тело. Думаешь, они этим не воспользовались?
Ясно. Ее тоже. Там. В кафе. Польски? Он же имел на нее виды. Будто услышав мои молчаливые размышления, Евлампия ответила:
- И Польски. И Трески.
О, всевышние силы! Чтобы передать мое эмоциональное состояние не хватило бы ни многообразия Немийского словарного запаса, ни плюсуя Баллийский. И всех букв не достаточно, чтобы описать гремучую взрывную смесь, которая плескалась в сосуде тела. Чуть-чуть пошатнешь, и она разольется за край.
- Я удивляюсь порой, насколько ты наивна для Бастарда, - улыбка опять вернулась к подруге на лицо вместе с фразой.
- Есть немного, - расплывчато ответила ей.
Голову устала держать влево повернутым к девушке, поэтому вернула прямо, на деревья перед окном и на зеленый газон. В поздний час народа не было, щебет птиц. Какие обманчивые благоухающие деревья в этом Аристократовском парке там где мы знакомились, как выразился Глен, где выбирали девушек для развлечения. Помню Хаски тогда откуда-то пришел в самом конце и прогнал нас, не понравились наши рожи. Все-таки первое впечатление оказалось верным. Оно кричало не своим голосом - бойся, бойся его.
- Знаешь, почему я работаю шлюхой? - я поморщилась от этого слова.
- Это не мое дело. Волчица, ты веришь, что спрыгну с балкона? Не... Хаски не дождется. Паразиты ко всему привыкают...
- Я жила НЕ в интернате всю жизнь, - резко перебила мой монолог Евлампия. -