Читать интересную книгу Поэмы Оссиана - Джеймс Макферсон

"Пробудись, о дочь Конмора, выйди из пещеры Лоны, сокрытой папоротником. Пробудись, о солнечный луч пустыни: каждый воин должен когда-нибудь пасть. Подобно перуну ужасному, проносится он, но часто близка его туча. Вершись к бродячим стадам в речную долину Лумона. Там в недрах ленивых туманов живет человек многих дней. Но он безвестен, Суль-мала, словно волчец на оленьих скалах, что трясет по ветру седой бородой и упадает никем не зримый. Не так уходят владыки людей: огненными метеорами, что из пустыни исходят, они начертают багровый свой путь на лоне ночи.

Он теперь средь героев былых времен, тех огней, чьи главы поникли. Порою в песне воспрянут они. Не забытым погиб твой воин. Он не видел, Суль-мала, как меркнет родной его луч, как полегает в крови сын златокудрый, младой возмутитель браней. Я одинок, младая отрасль Лумона, и когда с годами силы меня оставят, я, быть может, услышу насмешку слабого, ибо юный Оскар скончался на поле..."

Остальная часть поэмы утрачена. Из рассказа о ней, который все еще сохраняется, мы узнаем, что Суль-мала вернулась в свою страну. Она играет важную роль в поэме, следующей ниже; ее поведение там объясняет то пристрастие, с каким поэт говорит о ней на протяжении всей "Теморы".

Вечер сошел на Мой-лену. Струились седые потоки. Раздался громкий голос Фингала, пламя дубов поднялось. Люди сходились в веселье, в веселье, омраченном печалью. Искоса взглядывая на короля, узрели они, что не полна его радость. Из пустыни донесся сладостный голос музыки. Сперва он казался шумом потока на дальних скалах. Медленно он летел над холмом, словно крыло зыбучее ветра, когда ерошит оно мшистую бороду скал в безмолвную пору ночную. Это был Кондана голос вместе с трепетным звуком арфы Карила. Они привели синеглазого Ферад-арто к многоводной Море.

Внезапно над Леною песнь раздалась наших бардов; в лад ей бойцы ударяли в щиты. Короля озарила радость, словно в ненастье солнечный луч, что озаряет зеленый холм перед тем, как ветры взревут. Фингал ударил в горбатый щит королей; разом окрест все умолкло. Люди, склонясь, оперлись на копья и внимали гласу родной земли.**

** Прежде чем окончить эти примечания, я полагаю, что будет нелишне устранить здесь возможные сомнения в достоверности истории Теморы, как ее рассказал Оссиан. Кое-кто, пожалуй, спросит, правдоподобны ли подвиги Фингала, приписанные ему в этой книге и совершенные им в том возрасте, когда уже внук его Оскар успел стяжать боевую славу? На это можно ответить, что Фингал был очень молод (книга 4), когда взял в жены Рос-крану, которая вскоре после того стала матерью Оссиана. Оссиан также был совсем юным, когда женился на Эвиралин, матери Оскара. Предание говорит, что Фингалу исполнилось всего восемнадцать лет, когда родился его сын Оссиан, и что Оссиан примерно в том же возрасте стал отцом Оскара. Оскару же, вероятно, было около двадцати лет, когда он пал в битве при Гавре (книга 1); таким образом, возраст Фингала в решающей битве с Кахмором равнялся пятидесяти шести годам. В те времена способность действовать и здоровье, природная сила и бодрость человека сохранялись и в таком возрасте, а потому нет ничего неправдоподобного в подвигах Фингала, рассказанных в этой книге.

"Чада Морвена, готовьте пир, проведите ночь в песнях. Вы сияли: вокруг меня, и мрачная буря прошла. Мои воины - скалы, ветрами объятые, где я расправляю орлиные крылья, когда устремляюсь к славе и ловлю ее на поле брани. Оссиан, ты принял копье Фингалово; это не палка отрока, которой сбивает он чертополох, младой скиталец полей. Нет, это могучих оружие, в их дланях несло оно смерть. Помни о праотцах, сын мой, это - грозные светочи. Заутра введи Ферад-арто в гулкозвучные чертоги Теморы. Напомни ему о властителях Эрина, о величавых образах прошлого. Да не забудутся павшие, герои могучих браней. Пусть Карил затянет песню, да возликуют владыки в тумане своем. Заутра направлю я паруса к тенистым стенам Сельмы, где вьется поток Дут-улы среди приюта косуль".

Катлин с Клуты

ПОЭМА

СОДЕРЖАНИЕ

Обращение к Малъвине, дочери Тоскара. Поэт рассказывает о том, как в Сельму приходит Катлин просить помощи против Дут-кармора с Клубы, который убил Катмола из-за его дочери Лануль. Все герои Фингала желают возглавить этот поход, но он отказывается произвести выбор, и они удаляются каждый на свой холм духов, чтобы получить ответ в сновидении. Дух Тренмора является Оссиану и Оскару. Они выходят из залива Кармоны и на четвертый день пристают к Инис-хуне вблизи долины Рат-кола, где обосновался Дут-кармор. Оссиан посылает барда к Дут-кармору, вызывая его на битву. Настает ночь. Катлин с Клуты горюет. Оссиан поручает Оскару возглавить войско, и тот, следуя обычаю королей Морвена, удаляется перед боем на соседний холм. С наступлением дня начинается битва. Оскар и Дут-кармор сражаются. Последний убит. Оскар приносит кольчугу и щит Дут-кармора к Катлину, ранее удалившемуся с поля боя. Катлин оказывается переодетой дочерью Катмола, которая была насильно увезена Дут-кармором и бежала от него.

Приди, одинокий луч, бодрствующий в ночи! * Бурные ветры слетелись к тебе со всех гулкозвучных холмов. Алеют над сотней моих потоков светозарные тропы умерших. В вихрях играют они тихой ночною дорой. Ужель не осталось радости в песне, о белая длань, в чьей власти все арфы Луты? Пробуди же голос струны и верни мне душу. Она - иссякший поток. Мальвина, воспой мне песню.

* Из преданий, сопутствующих этой поэме, мы узнаем, что она и следующее ниже произведение в старину назывались Laoi-Oi-lutha, т. е. _гимны девы Луты_ Если верить этим преданиям, поэма была сочинена на третий год после смерти Фингала, то есть во время похода Фергуса, сына Фингала, на берега Уйска-ду тона. В поддержку такого утверждения горные сенахии предпослали ей обращение Оссиана к Конгалу, юному сыну Фергуса, которое я отбросил, поскольку оно никак не связано с последующим повествованием. Оно не лишено поэтических достоинств и, возможно, служило началом какого-то другого творения Оссиана, а барды без каких-либо оснований отнесли его к представленной здесь поэме.

"Конгал, сын Фергуса из Дурата, ты, осененный кудрями светоч, взойди н скалу Сельмы, к дубу крушителя щитов. Взгляни на лоно ночных небес, его прорезают алые тропы умерших, взгляни на ночь блуждающих призраков, Конгал, и разожги свою душу. Не будь подобен луне над потоком, одинокой среди облаков: мрак сгущается вкруг нее, и луч исчезает. Не исчезай, о сын Фергуса, прежде чем меч твой следа не оставит на поле сраженья. Взойди на скалу Сельмы, к дубу крушителя щитов".

Я слышу твой голос из мрака в Сельме, о ты, что бодрствуешь одиноко в ночи! Зачем ты лишаешь песни Оссианову душу иссякшую? Как водопад приятен для слуха охотника, когда, низвергшись с объятого бурей холма, он катит под солнцем свои гулкозвучные воды, и, внемля ему, охотник отряхает влажные кудри, - так услаждается голосом Луты друг геройских теней. Переполняясь, высоко вздымается грудь моя Я озираюсь вспять на ушедшие дни. Приди, одинокий луч, бодрствующий в ночи.

Мы узрели однажды, как в гулкозвучном заливе Кармоне * взлетает на волны корабль. На мачте висел расколотый щит; он отмечен был струями крови. Вышел вперед облеченный в доспехи юноша и протянул копье без острия. Длинные кудри его в беспорядке спадали на очи, полные слез. Фингал ему подал королевскую чашу. Чужеземец повел свою речь.

* Car-mona - _залив темно-бурых холмов_, узкая морская бухта вблизи Сельмы. В этом месте поэмы упоминаются знаки, которыми пришельцы оповещали Фингала, что обращаются к нему за помощью. Просители держали в одной руке покрытый кровью щит, а в другой сломанное копье; щит обозначал гибель их друзей, а копье изображало их собственное беспомощное положение. Если король решал оказать помощь, как это обычно и бывало, он протягивал им _пиршественную чашу_, свидетельствуя тем самым о своем дружественном к ним отношении и намерении оказать им гостеприимство.

Читатель, видимо, не посетует, если здесь будет описана сходная церемония Кран-тара, которая совершалась до недавнего времени в горной Шотландии. Когда весть о противнике доходила до вождя, он немедленно убивал мечом козу, окунал в кровь полуобгоревший кусок дерева и вручал одному из слуг, чтобы тот отнес его в соседнее селение. Этот знак спешно передавался из селения в селение, и через несколько часов весь клан во всеоружии собирался в назначенном месте, название которого было единственным словом, сопровождавшим передачу _Кран-тары_. Таким способом вождь объявлял, что грозит огнем и мечом тем воинам своего клана, кто не вставал немедленно под его знамя.

"В своем чертоге лежит Катмол с Клуты, у излучины темных потоков. Дут-кармор узрел белогрудую Лануль ** и пронзил сердце ее отца. В пустоши злачной бродил я тогда. Он бежал ночною порой. Помоги же Катлину отметить за отца. Мне не пришлось искать тебя, как ищут луч, таящийся средь облаков. Ты, словно солнце, повсюду известен, король, гулкозвучной Сельмы!"