получения сообщения режимник и дежурный помощник начальника колонии спешат в барак к Сибилееву, чтобы составить акт об отказе от работы. Однако приходится составлять другой акт – о том, что «Сибилеева обнаружили мертвым в постели…»
Несмотря на то, что у Сибилеева до этого случая были тяжелые сердечные приступы, он просил, умолял госпитализировать его в больницу на стационарное лечение, однако его просьбы оставались гласом вопиющего в пустыне. Его просто считали симулянтом.
…Характерно, что трупы мертвых «вскрывают» сами зеки. Если после нескольких ударов ломом по голове лежащий не подает признаков жизни, значит он мертв…
Уже 7-й год в зоне отбывает наказание Курбатов Николай Никитович – абсолютно СЛЕПОЙ на оба глаза.
Он проживает в бараке, расположенном на втором этаже. Для того, чтобы Курбатову отправить естественные надобности, он вынужден проходить два коридора, спускаться во двор по лестницам и только оттуда – в туалет. Вначале в качестве его поводыря был полупарализованный калека – инвалид войны Фомин Владимир Владимирович. Вдобавок к сказанному, Курбатов страдает аденомой простаты. Пока он медленно впотьмах доходит до туалета, он уже несколько раз успевает обмочить свои штаны, а порою даже «по-большому». Вот здесь и начинается настоящая «сцена»: крик, галдеж, ругань зеков, потому что в секции и коридорах зловоние…
В последние годы здоровье у Фомина ухудшилось, он почти полностью прикован к постели, поэтому Курбатов вынужден вместо поводыря довольствоваться тросточкой. С помощью этой палки, с величайшим трудом три раза в день он ходит, более точно «движется» в столовую: на завтрак, на обед и на ужин, в туалет и по другим надобностям.
Как он страдает – это известно только ему и самому Богу. Все это в свою очередь давит на психику осужденных, угнетает их, и каждый, кто встречается с Курбатовым, шарахается от него, как от прокаженного.
Но тем не менее, в Уголовно-процессуальном Кодексе содержится статья 362, согласно которой, в случае, когда осужденный во время отбывания наказания заболел хронической душевной или иной тяжелой (физической) болезнью, препятствующей отбыванию наказания, суд, по представлению начальника органа, ведающего исполнением наказания, на основании заключения врачебной комиссии, вправе вынести ОПРЕДЕЛЕНИЕ о его освобождении от дальнейшего наказания…
Однако эта статья в реальной действительности не работает и не действует, она только на БУМАГЕ – для экспорта, чтобы доказать мировой общественности: смотрите! Какие мол гуманные принципы действуют у нас в пенитенциарной системе и карательной политике…»
/Письмо № 209/
«Действительно опасные – не здесь…»
Итак, заключенные не только стонут и взывают о помощи, они не только пытаются в меру своих сил своих протестовать. Они, граждане Страны Советов – пытаются анализировать обстановку, найти ответы все на те же два сакраментальных вопроса: кто виноват и – главное! главное! – ЧТО ДЕЛАТЬ? «Я мыслю, следовательно, я существую»… Находясь в полной беспомощности физической, они духовно пытаются осмыслить то, что происходит с ними и что происходит в стране. В оковах тело, но рвется на свободу дух. Свобода мысли пока еще существует в многострадальной нашей стране – пока еще. И в этом-то и есть наша надежда…
«Здравствуйте, Юрий Сергеевич!
Думаю, что сейчас Вы получаете много писем. И вряд ли имеете возможность на все ответить, а уж тем более, помочь. Но на Вашу помощь именно мне и не рассчитываю. Пишу прежде всего с тем, чтобы выразить огромную благодарность за «Пирамиду». И потому еще, что «эстафета» – у Вас и успеть Вы должны.
То, о чем Вы пишете, не просто типично, а канонизировано. И если бывает иначе, то это – исключения. Поверьте – не сгущаю краски. Меня судили пять раз, и только один раз никто ничего не фальсифицировал. Да и то, скорее всего потому, что времени не хватило. Так сложилось. Во всех других случаях дела стряпались с пресловутым «запасом прочности». И вот, прожив 39 лет, 17 с лишним из которых – лагеря и тюрьмы, и имея еще 11 лет лагерей впереди, задаешься вопросом: «кто ты?» Идиот, дебил, враг или просто мизантроп? Дурак – наверняка, с воспитанием «на бекрень» повернутым, с ложно понимаемым чувством долга и товарищества. Но, поверьте, не враг и далеко не мизантроп. Виноват? Да, в отличие от Клименкина, виноват. Но вина и половины того, что «отмерили» – 14 лет – не потянет. И вот думаю, все то, что сверх вины, «запас прочности», может ли быть от него кому-то польза? Уверен, нет! У меня семья: жена, сын, которому скоро 5 лет, и с семьей пока все относительно, очень относительно благополучно. Не будь «запаса», думаю, и оговорок было бы меньше… А пока – одни надежды. На то, что успеете Вы, на то, что даст бог, может все-таки когда-нибудь дело попадет в руки Человеку, а не автоответчику, на котором написано: «юридическая оценка содеянного определена верно, наказание соответствует требованиям закона», на то, наконец, что «серая непробиваемая стена» рухнет…
Собственно, многие вообще мало о чем, кроме желудка, думают. О чем могут думать «загнанные лошади»? А именно таковыми являются те, кто дошел до особого режима. И надо признать, что они ресоциализации не подлежат. Многие так вжились в роль козла отпущения, что роли иной не представляют. Просто деградированы. Их ли в том вина? Но ведь и такие, кто еще способен вернуться в мир, есть! Есть!
…О «козлах отпущения» я уже упомянул, и, надеюсь, у Вас достанет фантазии развить эту мысль самостоятельно. Ну, а вторая истина в том, что рецидив создан искусственно, стараниями Щелокова. Немного статистики для ясности. Когда в 61-м году разделили на режимы, на территории УССР было два особых лагеря, с лимитом в 350 человек. Сейчас их, кажется, 9 с лимитом в 1000 человек каждый. Ну чем, скажите, можно объяснить то, что особо опасных рецидивистов стало в 15 (!!!) раз больше?! Моей жене 27 лет, и как же она удивлялась тому, что я признан ООР (особо опасным рецидивистом). А ведь признан был еще в 77 году. Действительно опасные – не здесь. Здесь или дураки, или алкоголики.
Так уж случилось, что пришлось много прочесть о реформах Столыпина, а все Щелоковское испытать на собственной шкуре. И, знаете, сатрап выглядит куда привлекательнее. Уже хотя бы тем, что все его дела – дела человека убежденного. По-крайней мере убежденный реакционер не более опасен, нежели бюрократ с его «конкретным гуманизмом».
…Вам верится больше, чем другим. Может, потому, что написанное Вами конкретней и нет в конце готовых рецептов… Вы, как человек, понятней. Это потому, видимо, что