время войны пресса перемежает разоблачения военных и дипломатов со сплетнями вокруг Распутина. Источник инсинуаций легко определим. Однако в марте 1915 года министр Сазонов вручает послам Бьюкенену и Палеологу памятную записку, где открыто декларируются претензии России на Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря, Дарданелл и Южной Фракии. Все державы-соперники играют под столом в четыре руки, дергая за внутренние ниточки, но Россия хочет играть по-рыцарски благородно. Послы «собратьев» по Антанте заверяют премьера Штюрмера, что у их держав не будет никаких возражений. Но именно в это время, по данным историка Элизабет Хереш, деньги на революцию начинают поступать через Александра Парвуса не только от Германии и Австрии, как раньше, но и из англо-американских источников.
В прессе поднимается вакханалия, которая завершается физическим устранением Распутина. Век спустя британские историки и кинематографисты (в частности, в историко-документальной ленте «Кто убил Распутина?») назовут имя Освальда Рейнера, близкого знакомого выпускника Оксфорда Феликса Юсупова, непосредственно участвовавшего в убийстве по инструкции директора Секретного бюро разведки Мэнсфилда Смита-Камминга.
Император остался без экзотического, иррационального, но неангажированного и чуткого на опасность советника. Фактически и государем, и Николаем Николаевичем манипулирует ложа мартинистов, а новые кадры для Временного правительства готовит ложа «Великий Восток». Элита дробится и раскалывается – во дворцах и в кабинетах – до такой степени, что говорить о двух сторонах борьбы невозможно: сторон множество. Но посольства Великобритании и США держат руку на пульсе, как видно даже по осторожным мемуарам Брюса Локкарта. Его агент Сидней Рейли контактирует и с штаб-квартирой Эдварда Хауса, и с Вениамином Свердловым, и с оружейным магнатом Базилем Захаровым, партнером которого является Парвус. Предопределен и первый, и второй, «запасной» состав Временного правительства.
Они просчитают, однако, не все. Им не удастся просчитать подготовку Брестского мира. После заключения этого договора Германия развернет мощное наступление, а те планы, которые обсуждали в Париже лорд Сесиль и маршал Фош, сгорят синим пламенем. После чего самоуправленцы-эсеры, в их числе ветеран «Народной воли» Марк Натансон, попытаются устроить путч. Существует и второй сценарий, где задействован Рейли. Избавиться от руководства большевиков вдруг захочется и «германскому шпиону» Парвусу, но он не получит поддержки в Берлине.
Первый акт гражданской войны – не немецкое наступление, а английский десант в Мурманске. Брестский договор будет дезавуирован Рапалльским, зато Финляндия так и перестанет быть частью Великой России. Когда утихнут бои, на карте мира останется почти та же великая Россия, только без Польши и Финляндии – двух территорий, с которыми «работали» в Лондоне в течение предшествующих ста лет.
Ключевую роль в этой «работе» играла пресса. Следует отметить, что Англия – не только первая страна в Европе, где появилась периодическая печать, но и первая страна, где возникли журналистские жанры, предназначенные для высмеивания оппонентов словесными и образными средствами. Контроль над массовым сознанием через СМИ станет определяющим фактором войн атомной эры.
Эксперименты с церковью
Прямое и опосредованное (рациональное и эмоциональное) воздействие на умы через СМИ было в начале XX века не единственным средством манипуляции массовыми аудиториями. Отдельным «полем сражения» была (также, как и в Индии, Китае, Турции) религиозная сфера.
Мистическое направление в религиозной философии, неотделимое от культурного феномена декаданса, общего для Европы в целом, вначале ограничивается узким интеллектуальным (преимущественно литературным) кругом: наиболее известны попытки «создания новой церкви» оккультной группой из среды символистов – кружок Вячеслава Иванова, где перверзные сексуальные практики сочетаются с апологией патриархальной России в противовес «царям-западникам» Петру и Павлу в романах Мережковского. Вторым центром аналогичной важности является сообщество богостроителей. Следует отметить, что Николай Васильевич Чайковский занялся в Америке «богостроительством» за 20 лет до того, как этот термин вошел в обиход в России; там же он общался с сектой трясунов (shakers).
Уже к русско-японской войне опыты религиозного экстаза выходят «на массы», ярким образом отражаясь в феномене Талона – квази-самостоятельного религиозного авторитета, присваивающего себе духовное руководство в неподготовленной (уличной) среде. Относительный успех эксперимента по выращиванию харизматика под опекой Рачковского, Рутенберга и Соскиса (доселе приписываемое С. В. Зубатову) был поводом для новых опытов.
Более изощренная операция на сознании широкой православной аудитории приходится на канун Первой мировой войны, возникая уже не на обочине, а в ядре духовенства. Речь идет о течении, именовавшемся имяславием.
Имяславие было признано крайне опасной ересью: во-первых, ее представители, иеросхимонах Антоний (Булатович) и схимонах-пустынник Иларион (Домрачев), целенаправленно сеяли недоверие к иерархам, муссируя имущественные вопросы, во-вторых, обосновали свой иконоборческий культ ссылками на Святых Отцов, возбудив широчайшую дискуссию в кругах религиозных философов и снискав у многих из них сочувствие, в-третьих, устроив бунт в самом сердце православия – на Афоне. В свою очередь, применение силы к монахам вызвало волну возмущения интеллигенции: «Гасители духа», – порицал тогда Синод Николай Бердяев.
Духовник русского Пантелеймонова монастыря на Афоне отец Агафодор отправил написанную Иларионом книгу «На горах Кавказа» игумену русского Афонского Андреевского скита о. Иерониму со словами: «Очень вредная книга, написанная в духе Фаррара». Действительно, как аргументация Илариона, так и форма (ссылки на Св. Отцов и позднейших богословов) перекликается с писаниями английского проповедника и историка христианства Фредерика Уильяма Фаррара, книга которого «Житие Иисуса Христа» была издана в русском переводе в Петербурге в 1887 году.
Фредерик Фаррар, сын миссионера, работавшего в Индии, был деканом Кентерберийским, священником в университетской церкви при Кембридже, затем капелланом при дворе королевы Виктории. Этот придворный историк (он написал четырехтомное исследование раннего христианства) был приближен ко двору, несмотря на свою принадлежность к т. н. Широкой церкви и дружбу с Чарльзом Дарвином. Выдержки из Иоанна Дамаскина, Климента Александрийского и других ранних христианских богословов он использовал для пересмотра всех основных положений христианской сотериологии, снижая предельные требования к человеку под демагогическим предлогом о том, что господь есть любовь, а «значит», все спасутся, а такие понятия, как ад и чистилище, следует понимать сугубо фигурально.
В имяславии ссылки на тех же Св. Отцов применялись с иной целью, даже по существу противоположной, но с равной степенью упрощения: имени Христа придавалось магическое значение, его произнесение приравнивалось к молитве, и сам церковный обряд вместе с его земным предназначением таким образом становился «необязательным», вместе с храмами и церковной иерархией; а отношения между молящимся и Господом приобретали вид энергетического обмена. Возникшее из той же гиперболизации закона сохранения энергии, что и фрейдизм, новое направление было по существу ориентировано на отшельников, предающихся экстазу и не обязательно осуществляющих какую-либо иную деятельность: форма обряда разрывалась с содержанием. Однако среди почитателей в религиозно-философских кругах это течение органически связалось не только с собственно религиозными концепциями