— Ты убил птичку, — вдруг сказала она грустно. — Выстрелил в нее пробкой.
— Да нет, — покачал я головой, — птица упала раньше.
— Нет-нет, — упрямо помотала она головой, и я увидел, что пьяна она, оказывается, основательно. — Это ты убил птичку. И, кстати, почему это с нами не пьет твой Дом?!
— Ему уже хватит, — сказал я, чувствуя, что все идет не так, как надо. — У него уже птицы падают.
— Птичку убил ты! — возмущенно вскинула голову Кристина. В этот миг я с оторопью заметил, что колонны, подпирающие потолок, перестали быть прямыми. И тут вмешался Дом:
— Чего ты напугался, хозяин? Я, между прочим, выпил бы еще. Граммов двести.
От такой наглости я просто опешил.
— Дай-ка мне Козлыблина! — приказал я. Ведь обещал же он помочь, если что не так.
— Козлыблина? — переспросил Дом. — Пожалуйста. Будет тебе Козлыблин.
Вспыхнул главный стереоэкран Дома. С него мрачно смотрел на меня Козлыблин. Потом он вздрогнул, словно бы очнулся, и сказал:
— A-а, козлы, блин! — и криво усмехнулся. — Опять у вас все наперекосяк? Музыканты хреновы.
— Пока все нормально, — сделал я успокаивающий жест рукой. — Но есть опасение. Мой ДУРдом принял пол-литра водки. Нечаянно. Что делать?
— Козлы, блин! — сказал Вадик, не меняя интонации. Потом передразнил: — «Что делать, что делать»… Еще дать, вот что делать. Клин клином вышибают.
— Точно? — спросил я, приглядываясь к нему внимательнее.
— Точнее некуда, — заверил тот и даже махнул для убедительности тоненькой-тоненькой, как куриная лапка, ручкой. С коготочками. И еще я заметил, что лицо его то на миг замирает и становится напрочь бессмысленным, то оживает, но тогда как-то странно плавится, и черты его как будто бы непрерывно перетекают сами в себя…
Это не Козлыблин, это подделка! Компьютерная анимация!
— Догадался?! — воскликнул лже-Козлыблин голосом Дома, и кожа его лица стала превращаться в матово блестящую металлическую поверхность. — Дай Дому выпить, сука! Он-то тебя поит, кормит, одевает тебя, а ты — «дурдом», «дурдом»… Только и слышно! Я тебе покажу «дурдом»! Ты у меня по струнке ходить будешь, мудила!
И тут же пол прямо подо мной заколебался. Как в детстве, когда раскачиваешься на панцирной сетке кровати. Или как будто кто-то лежит под кроватью и толкает сетку ногами… Улучив момент, я вытянул руку и поставил бутылку шампанского поодаль, туда, где пол был абсолютно спокоен. И тут же амплитуда колебаний подо мной резко возросла. В панике я вскочил на ноги и кинулся в сторону. И сейчас же прямо передо мной разверзлась яма. Ванна! Я со всей дури грохнулся в нее, больно ударившись о край виском.
— Дом! — закричал я. — Ты так не можешь! Ты не можешь сознательно причинять человеку вред! Ты так запрограммирован!
— Это сознательно, — парировал Дом. — А по пьяни, — хохотнул он, — чего не бывает?
«И действительно, — понял я, — чего можно требовать от компьютера, зараженного вирусом?!»
Как из окопа, я выглянул из своей ванны туда, где оставил Кристину. Она все так же сидела на искусственной травке. Сидела, закрыв лицо руками и раскачиваясь. И я понял: она плачет.
— Ты убьешь нас? — спросил я, холодея.
— Тебя, — ответил Дом. — Если не будешь слушаться.
И тут он, по-видимому, тоже обратил внимание на Кристину. Моя ванна плавно сравнялась с землей, и я оказался на поверхности, а Дом тем временем заговорил:
— Кристина, простите, я не хотел вас напугать. Вы знаете, я давно вас заметил. Когда вы вошли в меня два месяца назад… Скажу точно, это было двенадцатого мая… Я сразу понял, что вы — самая замечательная девушка в мире…
Но сегодня… Сегодня вы еще прекраснее…
Скотина!
Кристина прекратила плакать и стала слушать его, отняв руки от лица. Неужели действительно «женщина любит ушами», причем независимо от того, человек с ней разговаривает или Дом? А он продолжал:
— О дорогая. Пожалуйста, верьте мне, я никогда не причиню вам вреда…
Где-то я это уже слышал… Я потряс головой. В виске отдалось болью. Я потрогал его и нащупал кровь. Не важно… Это мне за дурь мою. «Клин клином вышибают», — как сказал лже-Козлыблин. Сейчас не жалеть себя надо, а что-то делать… Конечно, когда он отрезвеет, первый закон роботехники вновь войдет в силу. Но как скоро это случится? Он убьет нас до этого. Во всяком случае, меня. Из ревности.
«Клин клином вышибают»… Стоп. Это мысль! Я ведь знаю слабое место моего ДУРдома, а он еще такой неопытный!..
Стараясь выглядеть абсолютно спокойным, я устремился к бутылке шампанского.
— Куда?! — подозрительно рявкнул Дом.
— Выпить хочется, — бросил я.
— И мне, — признался Дом.
— Нет проблем, — заверил я, направляясь к модулю и на ходу прихлебывая из горлышка.
— Ты все-таки клевый мужик, — сказал Дом. — Ты, кстати, просил вчера показать ей песню… Я аранжировал эту песню для вас, Кристина. Я реанимировал ее, ибо в ней — все то, что я чувствую к вам…
И Дом запел:
Oh! Darling! Please believe me,I’ll never do you no harm.Believe me when I tell you…
А я тем временем выбрал папку «водка». Затем максимальную дозу — «500 г» и успел ударить по клавише дважды: «Enter»! «Enter»!!! Меня треснуло током и откинуло в сторону. Защищается… Но и литр — уже неплохо… В недрах Дома раздался утробный звук.
К концу песни голос Дома стал глуховатым, и темп чуть заметно замедлился… Последняя нота уже откровенно сползла на полтона вниз, и когда песня кончилась, Дом несколько минут молчал. Мы с Кристиной оставались на своих местах и лишь затравленно, с надеждой, переглядывались.
Но вот Дом заговорил со мной:
— Ты думал угробить меня этой лошадиной дозой? Напрасно. Дом нельзя отравить. Потому нет и похмелья. Ты добился лишь того, что я буду еще более сумасшедшим. И очень долю… Впрочем, не бойся. Тебя я не трону. Ты — ничтожество и не имеешь для меня ни малейшего значения.
Он замолчал, и молчание его было гнетущим. Я заметил, что трава на газонах пожухла, а кое-где превратилась в тошнотворную серо-коричневую кашицу. Птицы одна за другой попадали вниз. Словно свечи оплывали колонны.
— Это вам, Кристина, — вдруг сказал Дом, и из бурой жижи метра на три вверх взметнулось несколько толстых, словно пластилиновых, стеблей. Огромные мясистые ромашки неестественно ярких цветов выросли на их верхушках и тут же сдулись, как воздушные шары. Но из одного из этих безумных цветов успела вылететь полосатая пчела с футбольный мяч величиной. Стебли качнулись и завалились набок. Пчела, надрывно жужжа, плюхнулась рядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});