авторитет власти – это несет недоверие в народ…
Она была и депутатом, и руководителем общественной организации «Женщины маленького нефтяного города». Говорила и делала только то, что нравилось Хамовскому, и, как результат, – добилась звания ветерана труда.
«Если в детском саду две картошки, то одна из них – у меня на столе» – хвастался как-то муж Поленовой. Алик запомнил это изречение и, когда ловил взгляд Поленовой, то не замечал ее зрачков, а видел картофельные глазки.
Поленова сказала что-то насчет «поддержать» и еще раз «поддержать» и иссякла…
– …пока закон не будет равен для всех, нам не побороть коррупцию, – напомнил Кривопузов, секретарь отделения партии «Единая Россия» в маленьком нефтяном городе…
Он увел коррупцию от простых людей и возвысил до начальства, и, словно из лотерейного барабана, из него стали выпадать выигрышные фразы: «мы должны», «мы должны быть»…
– …а почему бы не привлекать общественность, – завершил речь Кривопузов, подернув в сторону седой головой со смятым на бок носом.
Тут к месту произнесения антикоррупционных речей вышел Квашняков. Алик не поверил глазам. Он протер очки, но Квашняков не исчез, он не оказался жирным пятном на стеклах, или отпечатком пальца – Квашняков был реален. Более того – он говорил. Тот, кто только недавно переписал на себя редакционный джип, говорил о борьбе с коррупцией!
– …будут наказывать, как правильно сказали выступающие, тех, кто живет в таких городах, не будут наказывать в Москве, – лицо-маска Квашнякова выражало убежденность и обеспокоенность. – Мы для них, извините за выражение – подстилочный корм.
«Каков хамелеон! – размышлял Алик, глядя на своего врага. – Не публиковал мои материалы против Ворованя, поддерживает коррупцию в маленьком нефтяном городе, вычищая газету от критики власти. Получил за хорошую службу от Хамовского: деньги, квартиры, джип. А теперь – главный борец с коррупцией, как и эта начальственная дрянь! Если выступает Квашняков, значит, все происходящее – спектакль. Все присутствующие, сидя на местах, высмеивали Состав комитета по борьбе с коррупцией, но публично – совсем иные речи. Никто не собирается бороться с реальной коррупцией, которая у всех на глазах, ставила инсценировку борьбы сама с собой».
– …именно здесь будут развиваться антикоррупционные материалы. Уважаемые господа, будьте бдительны – завершил Квашняков выступление и, разнося запах гниения по залу, вернулся к стулу.
Ни один из выступавших не затронул ни одного бревнышка, что горели в костре коррупции маленького нефтяного города и даже то бревно, которое Хамовский подкладывал в этот костер у всех на глазах, – состав антикоррупционного совета – люди, так называемый цвет общества маленького нефтяного города – отказывались не то чтобы вытаскивать, а даже и замечать!
Нет, Алик не сомневался, что вернувшись в свои дома, на свои кухни, эти люди будут смеяться над тем, что происходило, и даже называть Хамовского – хамом, но к этому моменту состав Совета уже будет утвержден при их молчаливом пособничестве. Так кто же настоящая сволочь в этом обществе? Тот, кто ворует или тот, кто видит, догадывается, знает и своим бездействием помогает?
«Они такие же, они имеют кусок, долю или стоят в очереди за ней, надеются, что стоят, – понял Алик. – Куда подевалась нормальная зависть? Обида, что вам не достается?»
– Кто-то еще хочет выступить? – спросил Безмер.
Алик взглянул на Мохову. До начала заседания она смеялась над составом Совета, сейчас сидела без шороха. Живые люди, наполнявшие конференц-зал, застыли, словно новогодние ледовые фигуры.
«Опять я? – спросил себя Алик, пытаясь погасить внутренний огонь противления. – Почему я? У меня конфликт с Хамовским. Я тоже хочу денег. Почему нефтяники боятся, ведь они работают в другой системе? Боятся взаимосвязи между Хамовским и своим руководством? Хрен с ними. Не смогу жить, если промолчу».
Алик встал в тот момент, когда Безмер уже начал произносить:
– Если больше никто не хочет…
– У меня есть выступление, – сказал Алик и начал прямо с места:
– Есть два разрозненных фронта, выступавших против коррупции, других в принципе и не было. Это честные следователи и честные журналисты. Если говорить о потерях – наиболее заметны потери со стороны журналистов. Поэтому я думаю, надо начинать не с того, чтобы заставлять власть бороться с властью, а с того, чтобы облегчить жизнь тем людям, которые уже реально борются, теряют жизни и здоровье. Я предлагаю пересмотреть состав Совета по борьбе с коррупцией…
Выступление Алика поглотило безмолвие. Он выступил последним, когда уже выговорились и иссякли силы администрации маленького нефтяного города, кинутые на развешивание елочных украшений на колючем объекте, который представляла собой борьба с коррупцией.
Посмотрев на телевизионные камеры, Безмер поморщился.
«Телерадиокомпания – в руках Алика и он выпустит свое мнение в эфир. Нельзя оставлять его выступление без ответа, – быстро думал он и сказал:
– Я не соглашусь с тем, что прозвучало. Власть принимает немало хороших законов. Вспомните, схема безденежных взаимозачетов, способствовавших коррупции, отменена именно благодаря действиям государства…
Следом поднялся Лизадков.
Сюжет с критикой удобного для коррупционеров состава Совета по борьбе с коррупцией вышел на телевидении маленького нефтяного города. Алик участвовал и в еще одном подобном заседании, и опять высказал те же мысли, но уже в присутствии гостей из других городов округа, и опять выпустил сюжет. Он понимал, что перешел границу, указанную ему Хамовским, но не хотел сдерживаться. Совет по борьбе с коррупцией остался в прежнем составе. Население маленького нефтяного города представляло благоприятный перегной на огороде власти. Мало того, что молчало – так оно еще и подпитывало.
***
Юмор уходил от Алика. Он перестал видеть в шутке оружие. В отличие от времен Чехова высмеивание пороков в современном мире приносило публике лишь облегчение и еще большую терпимость. Многочисленные юмористы заполонили телевизионные экраны и девальвировали проблемы регулярно и настолько, что люди привыкли видеть в неприличных состояниях только повод для смеха, а не для противодействия. Смешные неприличные состояния размножились, стали естественными и незыблемыми. Мы сами отдаем ключи от собственных голов, а потом жалуемся на пропажи.
СТЫЧКА
«Любое дело упирается в личности».
Чиновничий мир совершенствовался. Он совершенствовался законодательно, субъективно и технически. Законодательно чиновничий мир окружал себя льготами, привилегиями и укреплял власть. Субъективно – он окружал себя субъектами по своему нравственному сложению соответствующими понятию российского чиновника, уже давно описанного классиками. Технические – он старался облегчить управление населением, за счет скорости составления документов, ответов и даже организации встреч. Так в маленький нефтяной город пришла система видеоконференций. В углу конференц-зала администрации маленького нефтяного города повисла пятидесятидюймовая плазменная панель с видеокамерой, направленной на участников конференции, а на столах появились микрофоны, подсоединенные