Читать интересную книгу Масоны - Алексей Писемский

- Дядя никак бы уж не остановил женской ревности! - возразила ему несколько насмешливо gnadige Frau.

Вслед за тем Мартын Степаныч, утомленный дорогою, попросил у хозяев позволения отправиться в свою комнату.

- О, пожалуйста! - воскликнул Егор Егорыч, но вместе с тем прибавил к тому: - Я пойду с вами, мне нужно два слова вам сказать.

Таким образом, оба старика удалились в комнату, которую всегда занимал в кузьмищевском доме Мартын Степаныч. Здесь Егор Егорыч прямо начал:

- При Сусанне Николаевне я не хотел говорить, чтобы не встревожить ее; но вот что мне пришло в голову: если племянник мой действительно стрелял в жену свою, так это уголовщина!.. Это покушение на убийство!.. Дело должно об этом начаться!..

- Никакого дела не будет, - сказал Мартын Степаныч, - о том просила сама госпожа Ченцова... Губернатор об этом при мне лично рассказывал Ивану Петровичу.

- Спасибо еще и за то, что не хотела совсем погубить несчастного, произнес с горькой иронией Егор Егорыч, - но куда же он уехал от нее?

- Говорят, что в Петербург.

Егор Егорыч вдруг как бы ожил.

- Если это так, - заговорил он с сильным волнением, - так вот к вам от меня не просьба, нет, а более того, мольба: когда вы приедете в Петербург, то разузнайте адрес Ченцова и пришлите мне этот адрес; кроме того, лично повидайте Ченцова и скажите, что я ему простил и прощаю все, и пусть он требует от меня помощи, в какой только нуждается!

- Не промедлю дня по приезде исполнить ваше поручение и обо всем вас подробно уведомлю, - отвечал на это Пилецкий.

Распростившись после того с своим гостем и пожелав ему спокойной ночи, Егор Егорыч не возвратился в гостиную, а прошел в свою комнату, Сусанна Николаевна, чутким ухом услыхавшая его шаги, тоже оставила гостиную и прошла к нему. По уходе ее gnadige Frau начала расспрашивать Аггея Никитича.

- Вы, вероятно, служите здесь где-нибудь?

- Я здешний губернский почтмейстер, - отвечал он.

- А!.. - произнесла многозначительно gnadige Frau.

- И вы всегда по почтовой части служили? - спросил, с своей стороны, Сверстов.

- Нет-с, напротив, - отвергнул Аггей Никитич, - я до этого в военной службе двадцать лет оттрубил.

- Что ж вас заставило покинуть военную службу? - проговорила с некоторым удивлением gnadige Frau, всегда предпочитавшая военных штатским чиновникам, так как сих последних она считала взяточниками.

- Как вам сказать, что заставило, - многое! - отвечал неторопливо и соображающим тоном Аггей Никитич. - Военная служба хороша, когда человек еще молод, любит бывать в обществе и желает нравиться дамам, а я уж женатый... и поэтому, как говорится, ломоть отрезанный; но главнее всего-с, - продолжал он все с большим и большим одушевлением, - служа здесь, я нахожусь в таком недальнем расстоянии от Егора Егорыча, что могу воспользоваться его беседой, когда только он позволит мне... А это для меня теперь, говорю вам, как перед образом, дороже всего в мире.

При таком откровенном излиянии Зверевым своих чувств доктор и gnadige Frau переглянулись между собою и оба окончательно убедились, что Аггей Никитич в самом деле ищущий и искренно ищущий. Gnadige Frau, впрочем, по своей точности хотела также доведаться, как собственно Егор Егорыч понимает этого ищущего.

- Вы, может быть, и самое место в почтамте получили по рекомендации Егора Егорыча? - спросила она.

- Конечно, через него!.. А то через кого же? - воскликнул Аггей Никитич. - Словом-с, он мой духовный и вещественный благодетель. Я даже не сумею вам передать, что со мной произошло перед знакомством моим с Егором Егорычем... Я еще прежде того имел счастье встретить семейство Сусанны Николаевны, а потом уж увидел у них Егора Егорыча, и мне показалось, что я прежде ходил и влачился по земле между людьми обыкновенными, но тут вдруг очутился на небе между святыми.

- Вы сохранили этот взгляд до сей поры? - проговорила gnadige Frau.

- До самой могилы сохраню его, - ответил Аггей Никитич, - и скажу даже больше того: вы и ваш супруг мне тоже кажетесь такими, - извините меня за откровенность, - я солдат, и душа у меня всегда была нараспашку!

- Благодарю вас за комплимент, - сказала gnadige Frau, несколько потупляясь.

- Нет-с, это не комплимент, - возразил с настойчивостью Аггей Никитич.

- И я тоже думаю, что не комплимент, - подхватил Сверстов, - и прямо вам скажу, господин почтмейстер, вы не ошиблись мы с женой такие же!

- И Пилецкий, должно быть, такой же? - подхватил Аггей Никитич.

Gnadige Frau замедлила ответом, но Сверстов, не задумавшись, решил:

- Такой же!

- Но меня в нем одно удивляет, - продолжал Аггей Никитич, - он, ехав со мной сюда, рассказал мне, что есть дружеские кружки каких-то скачущих, прыгающих, и я думаю, что он сам был в этом кружке.

- Это galopants!* - перевела gnadige Frau.

______________

* прыгающие! (франц.).

- Стало быть, существуют такие кружки? - спросил как бы все еще находившийся в сомнении Аггей Никитич.

- Существуют! - отвечал ему доктор.

- А кто же выше по своему учению: масоны или эти прыгающие? допытывался Аггей Никитич.

- Те и другие одно и то же, потому что мистики! - сказал доктор.

Gnadige Frau при этом неприязненно усмехнулась.

- Есть, мне кажется, между масонами и galopants большая разница, возразила она, - масонов миллионы, а galopants, я думаю, какая-нибудь тысяча.

- Какая же тысяча, когда в одной России сколько хлыстов насчитывается? - возразил доктор.

- Ах, пожалуйста, не ссылайся ты на всех этих наших хлыстов, поповцев, беспоповцев! - заговорила с явным неудовольствием и как бы забыв свою сдержанность gnadige Frau. - Все они русские плуты, мужики и больше ничего!

- Ну да, немцы только хороши! - пробурчал больше себе под нос Сверстов.

- Без сомнения, немцы! - пробурчала тоже и gnadige Frau.

С течением годов, как известно, в каждом человеке все более и более выясняется его главная сущность. Так случилось и со Сверстовыми. Несмотря на продолжающуюся между ними любовь, весьма часто обнаруживалось однако, что Сверстов был демократический русский мистик, а gnadige Frau лютеранская масонка, рационалистка!

Аггей Никитич слушал спор обоих супругов, как дикий скиф, и, видя, что супруги почти рассердились друг на друга, не позволил себе далее утруждать их своими расспросами.

VIII

На следующий день были именины Егора Егорыча, но они прошли в Кузьмищеве очень тихо и печально. Любя праздновать день своего ангела с некоторою торжественностью, Егор Егорыч делал прежде для дворовых и ближайших крестьян своих пир с водкой и пивом и оделял их подарками, но нынешний раз ничего этого не было. Егор Егорыч даже к обедне не пришел, а была только Сусанна Николаевна с приехавшими гостями, Пилецким и Зверевым и Сверстовы. Священник, отец Василий, при первом же своем выходе с евангелием из алтаря, заметил отсутствие Егора Егорыча и с явным нетерпением послал дьячка спросить Сусанну Николаевну, почему нет Егора Егорыча. Та ответила причетнику, что Егор Егорыч нездоров и просит отца Василия прийти к нему тотчас после обедни.

Услышав это, отец Василий очень затуманился: от здоровья и жизни Егора Егорыча зависело все его благосостояние, как священника, состоявшего на руге, а потому он заметно стал спешить дослужить обедню. Сусанна Николаевна, впрочем, все-таки не достояла до конца и ушла после Верую, а вскоре за ней ушли и Сверстовы, тоже, как видно, удивленные и обеспокоенные тем, что Егора Егорыча не было в церкви. Таким образом, собственно из господ только Мартын Степаныч и Аггей Никитич дослушали обедню, по окончании которой они пошли вдвоем довольно медленной походкой, направляясь к дому, причем увидели, что отец Василий, в своей лисьей шубе и бобровой шапке, обогнал их быстрой походкой и даже едва ответил на поклон Мартына Степаныча, видимо, куда-то спеша.

- Куда это священник так спешит? - проговорил Аггей Никитич.

Мартын Степаныч провел у себя при этом за ухом.

- Может быть, к Егору Егорычу, - сказал он, - я был у него рано поутру и нашел его весьма расстроенным.

- Чем? - спросил с некоторым испугом Аггей Никитич.

- Да, вероятно, тем известием о племяннике, которое я имел неосторожность ему сообщить... Этот нерассудительный Иван Петрович просил меня о том... Я, не подумав, согласился, и так мне теперь это грустно и досадно на себя... Вместо радости привез человеку на именины горе великое...

- Что же это за такое большое горе! - возразил Аггей Никитич. - Ченцов не сын родной Егора Егорыча... Мало ли у кого племянники разводятся с женами... Я, как сужу по себе...

- То то, что вы по себе не можете судить, - перебил его Мартын Степаныч, - вы еще молоды, а на нас, стариков, все неприятности иначе действуют.

- Без сомнения! - согласился Аггей Никитич, хотя все-таки оставался при убеждении, что Егор Егорыч не должен ничем земным волноваться, а думать только о масонстве, которое он так хорошо знает.

На этой мысли он вошел с Мартыном Степанычем в дом, и они снова увидали отца Василия, который, несколько важно раскланиваясь с встречавшеюся ему прислугою, прошел в комнату Егора Егорыча, куда войдя, поздравил именинника со днем ангела и, подав ему заздравную просфору, благословил его, причем Егор Егорыч поцеловал у отца Василия руку и сказал ему своей обычной скороговоркой: