Читать интересную книгу «Крестоносцы» войны - Стефан Гейм

— Мне очень жаль, — сказал он наконец, — очень жаль. Этому солдату нет никакого оправдания. Он будет наказан.

Женщина как будто прислушивалась, но не к его словам. Фрау Петрик надеялась, что Леони догадается вернуться. Она прислушивалась, не раздастся ли выстрел — это значило бы, что американский или немецкий солдат пытается остановить бегущую девушку. Но этот одинокий выстрел так и не прозвучал.

— Это ваша дочь? — спросил Бинг.

— Нет.

Элизабет Петрик положила пальцы на край стола; он увидел ее широкие ногти и набившуюся под ними грязь.

— Леони — девушка из этого города, — сказала она беззвучно.

— Очень смело с ее стороны, что она пошла с вами. Разве не было мужчин?

— Мы думали, что лучше идти женщинам… Который час?

Было что-то почти нечеловеческое, что-то очень немецкое в ее упорстве, в ее решимости и в ее сосредоточенности на одной мысли об офицере и проходе американцев через шахту.

Бинг спросил:

— Ваша семья тоже в шахте?

— Да.

Этим объяснялось кое-что, но не все.

— Я не могу идти разыскивать вашу девушку, — сказал он.

Фрау Петрик это знала. Она взглянула на него. Утрата Леони, девушки, которую любил Пауль, заставила ее еще сильнее стремиться к спасению своего сына и тысяч людей в шахте. А этот американец был единственной ее надеждой, единственным связующим звеном с тем американским офицером, который поручится ей и Шлагхаммеру за то, что американцы не войдут в шахту.

— Который час? — опять спросила она.

— Десять тридцать, — ответил Бинг.

— Отведите меня к офицеру, прошу вас!

Бинг рассказал капитану Трою всю историю. Они вместе нанесли местоположение старой шахты на карту — ее забросили так давно, что на новых картах этой шахты не было.

— Как вы думаете, — спросил Бинг, — есть ли возможность для вас пройти через туннель?

— Возможность есть, — сказал Трой, — но маловероятная.

— Почему?

— Я бы выбрал любой подступ, только не эту шахту. Вы сами сказали, что этот туннель, да и всякий туннель, может быть прегражден тремя солдатами с пулеметом. Я знаю, чего нам стоило пробиться через подземные ходы, чтобы взять укрепления Метца.

Он помолчал.

— Можете сказать вашей старушке, чтобы она не беспокоилась, пускай идет обратно и скажет своим, что мы не собираемся обрушить гору им на головы!

— Я бы хотел задержать ее до прихода лейтенанта Иетса. Мне наконец удалось разыскать его в штабе дивизии, и он сказал, что сейчас же приедет.

Трой пожал плечами.

— Как хотите!

Зазвонил телефон, вошел лейтенант Фулбрайт, и Трой занялся другими делами. Бинг спокойно ждал, обдумывая, каким путем осуществить на практике свою идею. Если эта женщина и люди в шахте служат доказательством, что на той стороне расшатались какие-то устои, надо этим воспользоваться и расшатать их еще больше. Но, как и всегда, как это было в деле с листовкой Четвертого июля и с перемещенными лицами в Вердене, никто ничего не предвидел. Иетс, вероятно, опять будет говорить об импровизации.

Вошел Иетс, они с капитаном пожали друг другу руки. Рядом с громоздкой фигурой капитана Иетс казался стройным, почти изящным.

— Очень вам благодарен, капитан, что вы так быстро нас вызвали, — сказал он.

Трой, который смутно помнил Лаборда и столкновение из-за установки громкоговорителей, ожидал встретиться с человеком того же типа, несмотря на предупреждение Бинга, что Иетс совсем другой. Кроме того, капитан, естественно, недолюбливал людей, которые вели сравнительно оседлую и безопасную жизнь в тыловых частях.

— Если дело обстоит так, как сержант доложил мне по телефону, — продолжал Иетс, — может быть, мы вам поможем и даже сохраним жизнь некоторым из ваших людей.

Трой не приписывал такого значения женщине из Энсдорфа, но ему понравилось, что Иетс думает и о солдатах его роты.

— Все это дело сержанта, — сказал Трой. — Это он с ней разговаривал. Что такое вы с ней собираетесь делать, от чего мне была бы польза?

— Откровенно говоря, не знаю. У меня есть одна идея. Но прежде всего нам надо поговорить с ней еще раз.

То, что Иетс еще не знал и сознавался в своем незнании, было лишним доводом в его пользу. Капитану было известно, что в эту войну всегда приходится действовать наугад, и твое счастье, если догадка оказывается верной.

— Что бы вы ни задумали делать, — сказал Трой, — делайте основательно.

— У Бинга всегда есть удачные идеи! — ухмыльнулся Иетс.

Бинг оставался серьезен.

— Капитан, если бы участок фронта впереди вашей роты был оголен, если бы неприятеля там не оказалось, — просто пустота — вы бы не продвинулись?

— Если с флангов не будут беспокоить… — засмеялся Трой. — Только об этом и мечтаю.

— Так вот, ситуация именно такова! — Бинг знал, что сильно упрощает дело, но ему хотелось, чтобы оба офицера выслушали его до конца. — Руководители этих людей сбежали, не оставив им никаких иллюзий. Если мы не продвинемся вперед, если мы оставим этих людей без руководства, они будут по-прежнему воевать, так как ничего другого им не остается делать. Что говорит нам женщина из Энсдорфа? Вполне очевидно, что сейчас настало наше время. — Трой улыбнулся. — Я за все то, что избавит нас хотя бы от одного дня боев. Может быть, именно в этот день будет выпущена та пуля, которая убьет меня.

Иетс сказал:

— Бросьте ваши теории, Бинг! Перед нами стоит неотложная задача. Пять тысяч человек того гляди задохнутся. Я хочу поговорить с этой женщиной. Капитан Трой, не найдется ли у вас свободной комнаты? Может быть, наверху?

— Конечно! — Трой снизошел до того, что положил свою широкую руку на плечо Иетса. — Только сделайте мне одолжение, уберите ее от меня.

— Времени это займет немного, — пообещал Иетс.

Бинг пошел вместе с Иетсом. Он чувствовал себя неважно. Ни Иетс, ни Трой не поняли его, не уяснили себе той перемены, которая происходит у противника.

К тому времени как Элизабет Петрик начала излагать свое дело Иетсу, ее рассказ отлился в определенную форму; то волнение, с каким она пересказывала его Бингу, сменилось сдержанностью, которую Иетс принял за черствость.

Только впоследствии он понял, насколько прав был Бинг в оценке всей сложности положения, только впоследствии он пожалел о том, что женщина из Энсдорфа не пришла к нему в такое время, когда он был бы способен понять ее. Но сейчас он думал вовсе не о том. Ему хотелось спросить ее, почему они там, в шахте, не набросились на Петтингера и не разорвали его в клочья? Петтингера, креатуру князя Березкина, Петтингера, который то и дело становился ему поперек дороги, словно личный враг.

Когда она рассказала ему, что Петтингер хотел уничтожить своих соотечественников с той же беспощадностью, с какой нацисты уничтожали французов в Изиньи и перемещенных лиц по всей Европе, причем это были даже не евреи и не жители вражеских стран, когда Бинг прибавил, что маловероятная возможность вторжения американцев через шахту была просто-напросто очковтирательством, — Иетс еще сильнее возненавидел не только Петтингера, но и вообще всех нацистов.

Он сказал фрау Петрик:

— Могу вас уверить, что с нашей стороны не будет сделано никаких попыток проникнуть из Швальбаха в Энсдорф через шахту, где укрылись ваши сограждане. — И он прибавил для полной ясности: — Можете вы себе представить, чтобы наши танки, наши орудия, наши автомашины прошли через эту дыру? Мы застряли бы на первом повороте туннеля, в первом узком месте.

— Да, герр лейтенант. — Она поняла.

— Более того, герр Шлагхаммер, ваш саперный лейтенант, который собирается взорвать выходы и похоронить вас в горе, тоже это знает, должен знать как военный. И Петтингер не был бы эсэсовцем, если бы не знал этого. Они хотят только избавиться от вас, не тем, так иным способом.

Элизабет Петрик никак не могла привыкнуть к мысли, что Шлагхаммер ее обманул.

— Что же нам делать? — повторяла она в отчаянии. — Что нам делать?

Она так держалась за ту слабую надежду, которую подал ей немецкий сапер. У нее только и было, что эта надежда, и ради этой надежды она оставила семью, калеку сына и всех своих, ради нее сложила с себя ответственность за Леони, которая вместе с ней пошла по трудному пути, под пулями и снарядами; эта надежда заставила ее отдаться на милость тех, которые в конце концов были ее врагами, а теперь этот американский офицер говорит ей, что Шлагхаммер обманул ее, подав ей такую надежду.

— Вернемся к вашему другу Шлагхаммеру, — сказал Иетс. — Предположим, что он так и думает, как говорит. А если его сменят завтра или уже сменили? Что, если кто-нибудь из начальства вздумает его проверить? Неужели вы полагаете, что такой человек, как Петтингер, бросит на полдороге начатое им дело? Можете вы за это отвечать, фрау Петрик?