смерти и слышащая голоса, которые, полагаю, скоро станут совершенно фантастическими; наш с ней последний разговор в значительной степени замутнил образ КМ. А он ведь становился все более отчетливым, когда я читала ее письма. Я буквально видела, как она подмигнула, когда мне передали записку бедняжки Бретт, и сказала, что этот мелкий человечек может подождать или как-то так. Теперь Б. боготворит ее и наделяет всеми качествами ума и души. Всегда ли люди получают по заслугам, и чем Кэтрин заслужила эту ничтожную посмертную жизнь? Завидую ли я ей даже сейчас?
Нет! Думаю, в моем возрасте уже можно быть честной.
В воскресенье старушка Елена [Ричмонд] пересекла комнату, чтобы поговорить со мной. Как же я застеснялась! Какой же величественной матроной казалась она в своем роскошном плотном черном наряде! Мы не могли смотреть друг другу в глаза, по крайней мере я не могла; из-за нее я, безусловно, чувствовала себя потрепанной и смущенной провинциалкой. Я делаю свои заметки, чтобы позже использовать их для реконструкции этого периода. Похоже, сейчас я чувствую разочарование и тщету. Отчасти опять же из-за «Nation», но отчасти… Не бери в голову, говорю я себе; стоит мне вцепиться когтями в свою писанину, и я в порядке. Элиот тоже слегка разочаровывает меня; он капризный, печальный, себялюбивый; все сводится к тому, что бедность неприлична. Она обгладывает вишни. Правда, предложение сотрудничать с Ройд-Смит – та еще засохшая вишенка на торте. Однако он все подряд усложняет и, очевидно, боится жизни, как кошка – воды. Но стоит мне только намекнуть, как он выпускает когти. Теперь же, учитывая мою активность от его имени, я, несомненно, чувствую себя мерзкой опекуншей-благодетельницей. Есть в этом что-то американское, по словам Л., и невротическое. Я даже консультировалась с Брюсом Ричмондом – еще одно доказательство моей значимости. Он категорически заявил: «Элиот не годится для этой работы». Не могу не согласиться. Но жизнь, жизнь! Как же хочется заключить тебя в свои объятия и раздавить!
17 марта, суббота.
Пишу, на удивление, в 10 часов вечера, пока Л. занимается Толстым за белым столом[997]; огонь в камине довольно яркий, а мозг пропитан «Молчаливой женщиной[998]». Мы теперь читаем пьесы на Гордон-сквер 46. Это нынче место нашей встречи. Надолго ли, мы не знаем, ведь приближается свадьба Мейнарда. Несса, оседлавшая своего прекрасного арабского скакуна – жизнь, я имею в виду, – переживает новые пертурбации каждый божий день. Осмелюсь сказать, я еще почувствую это сильнее. Дом 46 был очень приятен мне этой зимой. Два дня назад там ужинали Николсоны [Гарольд и Вита]. В электрическом свете яйца кажутся темными пятнами. Я имею в виду, что мы сочли их обоих неисправимыми дураками. Он обманщик, но это так очевидно; она, по мнению Дункана, взяла с него пример, и ей нечего было сказать. С нами ужинал Литтон, гибкий и тонкий, словно старая кожаная перчатка, подчеркивающая их чопорность. Это был ухабистый, неприятный вечер. Мы достали фотографии. Литтон сказал: «Мне не нравится вид вашей матери. Она как будто жалуется», – и на мое мрачное темно-красное прошлое упал белый луч света.
А потом? Что касается души, то Сквайр осадил меня. Я отправила ему свою статью о мемуарах [«Забытая жизнь»] и спросила о вознаграждении; он принял текст и предложил £13; я потребовала заплатить £15 или вернуть рукопись и получила ее обратно. Теперь я согласна на £13, которые, вероятно, уже не получу. Но меня это мало волнует. Я только считаю, что бедность и то, как она меняет людей, повторюсь, неприлична. Бедняга Том на днях не мог говорить по телефону и просто рыдал (от благодарности) на том конце провода. Том сломлен, но все-таки должен собраться с силами и решить, пойдет ли он работать в «Nation». Сможет ли переиграть Мейнарда? Я устала писать слово «гарантии» – именно их он требует. [Брюс]Ричмонд сделал заявление, позвонив мне в 10 вечера и попросив вмешаться в ситуацию с Мейнардом. По словам Ричмонда, тот выглядел «обезумевшим». Сомневаюсь, что обезумевшие люди могут редактировать литературное приложение «Nation». И это более или менее моих рук дело. Но я не чувствую себя важной. Хотя в итоге мы счастливы. Да и Ральф ушел тихо, не попрощавшись[999]. Я виделась с Осбертом Ситуэллом, Себастьяном Спроттом и мистером Мортимером[1000]. Мы со Спроттом обедали у Мэри; потом навеселе и с гудящими мозгами пошли пить чай в «Hill’s» [чайные комнаты] на Хай-стрит [в Кенсингтоне]. Я чувствовала себя старой и богатой; он очень беден. Его мать ходила на распродажу белья в «Barker’s» [универмаг], так что он хорошо ориентировался на Хай-стрит. Не знаю, почему его опыт показался мне таким скудным. Отец Спротта – солиситор в Кроуборо[1001]. Он хочет встретиться с Оттолин. Он голоден как волк и остервенело набрасывается на деликатесы. Если бы я в его возрасте встретила Оттолин! Хотя я была ненамного старше. Я опять размышляла об обществе и пришла к выводу, что одно из его достоинств в том, что оно требует смелости. Входить в гостиные при полном параде очень страшно. Никому ни до кого нет дела; тщеславие не имеет значения; ты на равных с собратьями. Привилегии места у камина не действуют. Однако Этель [Сэндс] уехала до октября, и я не знаю, в чьей окажусь гостиной. Таким образом, у меня будет перерыв. Но только на месяц, чтобы потом продолжить свое длинное путешествие, физическое и, возможно, духовное. Я не понимаю, как великие авторы пишут по ночам. Прошла целая вечность с тех пор, как я пробовала, а теперь моя голова набита опилками, сухими и бессодержательными. Завтра я должна буду взяться за [эссе] «На взгляд современника[1002]». Увы, это нарушает мой план работы, но зарабатывать деньги приходится как раз в тот момент, когда я не готова; таким образом, романы отложены в долгий ящик, как и «Чтение», к которому я недавно вернулась, а еще мне придется рецензировать для Дезмонда и Мейнарда, если предложат. И все же у меня нет веских причин жаловаться.
23 марта, пятница.
Да, веских причин жаловаться точно нету. Л. только что вернулся с предложением Мейнарда стать литературным редактором «Nation»[1003]. Вот это неожиданность! Я же три недели подряд уговаривала Элиота принять предложение; в конце концов он отказался, и вот результат. Конечно, есть недостатки, но на данный момент это гарантирует нам безопасность, даже роскошь. А передо мной открываются интересные перспективы, но пока я здесь с микробами тифа и не могу писать.
Во вторник 27 марта по маршруту Ньюхейвен – Дьепп Вулфы пересекли Ла-Манш