– Всем нам хотелось бы это знать, – проворчал Эллис после очередного разговора с Галиной. – Телефон на автодозвоне? – спросил он, когда Ула закончила очередной разговор и рухнула в кресло.
– Ага, – ответила та, потирая ладонями лицо. Внезапно она вскинула голову. – Кто-то должен забрать кота.
– Я позвоню ветеринару и скажу, что мы заедем завтра. – Эллис зевнул. – А может, попросишь Лео съездить за ним?
Эллис вдруг вспомнил о существовании дворецкого.
– Хорошо, я скажу ему. И за детьми надо присмотреть. Черт, хоть бы Макс позвонил. Ты видел, какое лицо было у Марины, когда я ей сказала, что мы не можем до него дозвониться?
Эллис печально кивнул.
– Я попросил Галину ей позвонить. Может быть девочка чуть-чуть развеселится. И спроси повариху, не осталось ли у нее макарон, которые она нам приносила.
Ула насмешливо взглянула на животик Эллиса и направилась к дверям, но неожиданно услышала:
– Наконец-то! Мы с двенадцати часов пытаемся тебя найти!
Быстро вернувшись, она присела на краешек своего стола.
Эллис включил общую связь.
– Где ты был? – кричал Эллис. – У нас все катится к чертям…
– Ты разговаривал с Галиной? – перебил его голос Макса.
– Естественно. Она в Балтиморе, спрашивает, где тебя носит.
– С ней все в порядке?
Эллис подмигнул Уле и ответил:
– Она с ума сходит. Ну да, в общем, все в порядке. – Он помолчал. – Макс, у нас возникла одна проблема. Честно говоря, непростая. Днем позвонил Дентон Ферфакс…
– Знаю, – прервал его Макс. – Я в Мемфисе. Дентон со мной.
Эллис и Ула вытаращились друг на друга.
– Ферфакс с тобой? – повторил ошарашенный Эллис. – Я думал…
– Да, понимаю, что ты думал, – жестко сказал Макс. – Но он здесь, и негативы у меня.
Ула ерзала от возбуждения.
– Уничтожь копии, которые вам переслал Дентон, – распорядился Макс. – Вопрос решен.
– Сколько? – спросил Эллис.
Во всех случаях он оставался прежде всего финансистом.
– Об этом потом, когда я вернусь, – равнодушно отозвался Романов.
– Вы узнали, что за парень на фотографиях? – не выдержала Ула.
– Нет.
Ула удивленно посмотрела на Эллиса.
– Кому же вы передали бабки? – спросил тот.
– Фотографу.
– И он вам не сказал, кого снимал?
– Сказал, что, кроме него, там было два мужика. Один на снимках, другой стоял и смотрел.
– Копий не осталось?
– Мы больше ничего не нашли.
– Ты уверен, что у вас все негативы?
– Уверен, насколько это возможно.
Эллис помрачнел:
– И что теперь? Организуешь слежку за фотографом?
Макс не ответил. Вместо этого он спросил:
– Где Морис?
Эллис взглянул на Улу и мотнул головой в сторону динамика, предлагая ей ответить на вопрос.
Бросив на своего приятеля уничтожающий взгляд, Ула сообщила:
– Морис летит в Нью-Йорк. Поступило сообщение, что ФБР намерено допросить тебя по поводу обвинений, изложенных мисс Отравой. Это насчет приобретения акций “Праймэр”.
– И как скоро Морис будет в Нью-Йорке? – поинтересовался Макс.
– Часа через два, – ответил Эллис.
По тону босса он догадался, что сообщение насчет ФБР также не явилось для него сюрпризом.
– Хорошо, – просто ответил Макс. – Сейчас я позвоню детям. Ула, пожалуйста, свяжись с Галиной и скажи, что я увижу ее завтра вечером в Лос-Анджелесе, если только мне не придется лететь в Нью-Йорк.
– Макс, предупреждаю, она будет не слишком довольна, – сказала Ула, выругавшись про себя, – меньше всего ей хотелось передавать такие новости.
– Я ею тоже сейчас не очень доволен, – бросил Макс. – Но этого ей говорить не надо. Просто скажи, что меня задержали в Вашингтоне, я обедаю с президентом и поэтому не могу позвонить.
– Она не поверит.
– Это ее дело.
Ула поджала губы. Эллис хотел было что-то спросить, но Макс вновь заговорил:
– В пятницу прилетает Рамон. Эллис, я хотел бы, чтобы ты его встретил в аэропорту.
Глаза Замойского расширились. Выходит, Макс все же намерен организовать наблюдение за фотографом.
– А где Рамон остановится?
– В доме, – ответил Макс. – Ладно, теперь я поговорю с детьми. Если будет что-то новое, вы знаете, как со мной связаться.
На следующее утро, когда Макс летел в Нью-Йорк, а Галина вернулась в Лос-Анджелес, Дентон Ферфакс сидел у себя в кабинете в Джексоне и просматривал Свежий номер “Мемфис тайме”. На третьей странице, в нескольких дюймах от статьи о незаконных фондовых операциях Макса Романова, было краткое сообщение, гласившее, что мемфисский фотограф Карл Бродхерст найден у себя в студии мертвым. Кто-то прострелил ему голову. В заметке говорилось, что Бродхерсту было двадцать восемь лет, он прожил всю жизнь в Мемфисе и был хорошо известен среди местных гомосексуалистов. Улик в распоряжении следствия пока не имеется. Полиция допрашивает всех, кто был знаком с жертвой. Тем, кто видел что-нибудь особенное вблизи места трагедии девятого числа с пяти до семи утра, предлагалось позвонить по телефону, номер которого был опубликован здесь же.
Два дня спустя Рамон Коминский прилетел в Лос-Анджелес через Хьюстон. При нем был фальшивый паспорт и водительское удостоверение на чужое имя. В соответствии с распоряжением Романова Эллис встретил Рамона в аэропорту. Мужчины обменялись сердечным рукопожатием и направились на автостоянку.
– Надолго к нам? – спросил Эллис. Кривоватые зубы Рамона обнажились в улыбке.
– Это зависит от обстоятельств, – ответил он, как обычно, с сильным акцентом.
– Ты знаешь, что Макс арестован?
Рамон застыл как вкопанный и впился взглядом в Эллиса.
– За использование конфиденциальной информации при сделке, – пояснил Эллис.
Сразу повеселев, Рамон сказал:
– Это проблема Мориса. Моя задача – узнать, кто подкладывает свинью Максу и Галине.
А что потом? – вопрос вертелся на языке, но Эллис удержался. Не его это дело, и лучше ему ничего не знать.
Рамон Коминский остепенился, поселился в Пиренеях, в провинции Авлана, и вел теперь спокойную, мирную жизнь. Но совсем недавно он возглавлял группировку радикальных сепаратистов, отстаивавших право басков на независимость от Испании. Убийство стало второй натурой внука обнищавшего русского еврея и его горячо любимой жены-басконки. Из всей семьи в живых остался один Рамон. Терроризм так же органично вошел в его жизнь, как в жизнь Эллиса – индекс Доу-Джонса. Можно сказать, он всосал идею насилия с молоком матери. А для Макса Романова, единственного внука богатого русского еврея, Рамон был готов пойти на все, поскольку дед Романова столько сделал для спасения множества людей – в том числе и деда Рамона – от ужасов коммунизма.